Глава X МЕЛЬБУРН СТРОИТСЯ

Глава X

МЕЛЬБУРН СТРОИТСЯ

Однажды в нашей колонии появился некто мистер Фолкнер. Он не был связан с компанией и приехал на свой страх и риск. Трудно сказать, чем я ему не угодил, но он, почти не зная меня, наговорил обо мне с три короба: что я, мол, опасный человек, что слишком я дружу с туземцами, что они меня во всем слушаются… Как известно, вода камень точит; слово за словом его речи испортили мои отношения с компанией. Я обиделся и ушел со службы, хотя продолжал работать у мистера Батмана, относившегося ко мне с неизменной добротой.

Вряд ли у мистера Фолкнера было предвзятое ко мне отношение. Скорее всего он на первых порах придал значение наговорам моих недругов, а я по наивности принял опрометчивое решение.

Я работал у мистера Батмана до прибытия корабля из Сиднея, на борту которого находился Лонсдейл, капитан пехотного полка его королевского величества, того самого полка, в чьих рядах я сражался в Голландии.

Капитан командовал отрядом, который должен был охранять нашу колонию, сильно разросшуюся к тому времени. Среди ее жителей были и люди очень состоятельные, пользовавшиеся большим влиянием.

Кроме того, капитан Лонсдейл был назначен судьей Мельбурна.

Новый комендант заинтересовался подробностями моей страдальческой жизни и после расспросов предложил мне должность на тех же условиях, на каких я служил в компании. Я попросил надбавки — как-никак я оказывал колонии важные услуги, — и капитан Лонсдейл, поразмыслив, обещал мне шестьдесят фунтов в год — вместо прежних пятидесяти — и питание. Так я стал переводчиком и проводником коменданта. По долгу службы я подыскивал места, которые рекомендовал для строительства бараков, складов и других зданий. Сам капитан Лонсдейл решил жить на борту корабля, пока не будет готов его дом.

Вскоре мне удалось привлечь туземцев за вареное мясо и бисквиты к работе. Они перетаскивали грузы и строительные материалы, носили воду. Работали они с удовольствием, только вот пугались при виде солдат, носивших красные формы. Этот цвет вызывал у них представление о чем-то страшном.

В мои обязанности входило посещать колонистов, узнавать, нет ли у них жалоб на туземцев, стараться, чтобы между коренными жителями и поселенцами царили мир и согласие. Первое время все шло хорошо. Но однажды ко мне прибежал мальчик из колонии и сообщил, что туземцы убили двух пастухов. Дело было так. Пастухи проследили, когда женщины одни собирали коренья, и попытались изнасиловать двух из них. На крики сбежались мужчины. На следующий день пастухи переходили со стадами на новые пастбища: они ехали верхом, приторочив ружья и провизию к седлам. Туземцы, внезапно выскочив из засады, сначала завладели ружьями, а затем расправились с пастухами. Несчастье случилось в семидесяти милях от поселения, и — недаром говорится «пришла беда, открывай ворота» — оно было не единственным: около Джилонга произошло несколько краж. Колонисты схватили туземца, вина которого даже не была установлена, привязали к дереву и расстреляли, а труп бросили в реку Барвон.

Мне и двум полицейским поручили арестовать подозреваемого в убийстве слугу мистера Фишера. Мы привезли его в Мельбурн, там его вина была доказана, и убийцу отправили в Сидней, так как в Порт-Филиппе не было суда, который был бы правомочен рассматривать такие дела. Суд его оправдал: не были установлены личность убитого и другие данные, без которых не могут решаться дела об убийстве.

Прошло немного времени, и нас посетил губернатор Берке в сопровождении нескольких важных чиновников и военных из правительства Нового Южного Уэльса. В его честь был устроен «парад». Я по поручению коменданта выстроил в линейку сто туземцев. По моему знаку они в знак приветствия поднесли руку к голове.

Его превосходительство попросил меня передать туземцам, что, если они будут хорошо вести себя, они получат подарки. Действительно, через несколько часов им роздали бисквиты, одеяла и томагавки.

Губернатор пожелал осмотреть страну, и мне велели сопровождать его. Мы пересекли равнину Яванг, к вечеру достигли реки Маррабул (ныне Эск Ривер) и там поставили палатки. На следующую ночь мы остановились около Яллона и здесь разбили лагерь на несколько дней. Его превосходительство и другие господа ездили со мной по окрестностям и непрерывно восхищались нашими богатыми землями. С туземцами, которые нам встречались, губернатор был приветлив и приглашал их в Мельбурн, где все, кто не нанесет обид белым, получают богатые подарки. Многие туземцы потом последовали его приглашению, причем держали они себя очень миролюбиво.

Однажды ночью во время экспедиции мы проснулись от страшного грохота. Часовой, решив, что туземцы напали на наш склад и взорвали боеприпасы, подал сигнал тревоги. Оказалось, что это было землетрясение.

До нас дошла весть, что мистер Джеллибранд прибыл из Хобарта и скоро будет в Мельбурне. Вместе с мистером Хессом, представителем компании в Хобарте, он сошел с корабля в Джилонге и оттуда отправился верхом в Мельбурн. Однако прошло две недели, а в Мельбурне их еще не было, но и в Джилонг они не возвращались. Все заволновались. Хотя я очень устал после экспедиции, мне пришлось снова оседлать коня.

Миль через пятьдесят я сделал остановку в доме одного старого джентльмена, где должен был встретиться с сыном мистера Джеллибранда.

Сколько я в пути ни расспрашивал встречавшихся мне людей, я не обнаружил никаких следов путников. Они словно сквозь землю провалились. Как выяснилось впоследствии, они повздорили со своим проводником-европейцем, не согласившись следовать по предложенному им маршруту. Тот их оставил и, вернувшись к своему хозяину, капитану Поллаку, сказал: «Раз они не хотели меня слушать, пусть идут одни».

Я разыскал преданных мне туземцев и попросил их помочь отыскать следы лошадей.

Когда мистер Джеллибранд младший приехал, наша группа направилась на станцию[46] капитана Поллака. Отсюда мы вместе с капитаном проследовали до того места, где, по словам проводника, всадники разъехались в разные стороны. Далее следы копыт привели нас к огромной равнине, по которой недавно прошелся пожар. Следы прервались. Мы все же решили пересечь пожарище… Долго мы плутали, вдруг видим: впереди лагерь туземцев. Я еще издали разглядел: это племя не из тех, что ласково встречают белых, и поэтому, предложив своим спутникам остановиться, сам поехал к шалашам.

Завиден меня, туземцы бросились врассыпную. Ониникогда не видели лошади, да и меня нелегко было опознать в европейском платье. Все же, когда я спешился и растолковал, кто я такой, они столпились вокруг меня. Вели они себя вполне дружелюбно. Только я принялся объяснять цель своего визита, как подъехали белые и один из них по-английски обратился к туземцам. Все мои труды пошли насмарку. Я даже не успел попросить туземцев, чтобы они приняли участие в поисках заблудившихся белых. Появление моих спутников так испугало туземцев, что они бросились в разные стороны.

Надо было, конечно, отправиться вслед за ними и в стойбище договориться обо всем, но мои спутники, опасаясь за свою жизнь, ни за что не соглашались отпустить меня.

Розыски не увенчались успехом, и мы несолоно хлебавши возвратились в Мельбурн. В это время прибыли из Хобарта друзья мистера Джеллибранда и мистера Хесса, Прослышав о несчастье, они решили продолжить поиски. И, уж конечно, сопровождать их должен был я. Но я, к их неудовольствию, отказался наотрез, считая, что, если я один займусь этим делом, будет больше толку. Так я и коменданту сказал, объяснив ему, что мои спутники только помешали мне и своим поведением поставили мою и свою жизнь под угрозу. Комендант согласился со мной, но хобартцы решили действовать на свой страх и риск; они взяли с собой нескольких туземцев и, как ни странно, даже дали им ружья.

Через три дня капитан Лонсдейл разрешил мне выехать одному на поиски, но, так как у моей лошади была стерта спина, мне пришлось отложить выезд до тех пор, пока ее можно будет оседлать. Лошадь паслась в свое удовольствие позади моего дома.

Но вот ко мне прибежал австралиец с сообщением, что моя лошадь истекает кровью. Я бегом к ней, мистер Батман — он как раз проходил мимо — за мной следом. Какой-то дикарь, то ли белый, то ли черный, перерезал ей подколенные сухожилия.

Бедная моя лошадка испустила дух, и пришлось мне на пароходе поехать в Джилонг, чтобы достать себе там другого коня, а уже потом приняться за поиски. Впрочем, я был уверен, что успехом они не увенчаются, раз столько людей приложили свою руку к этому делу. Они, конечно, всей душой хотели отыскать пропавших джентльменов, но понятия не имели, что надо для этого делать в незнакомой стране, да еще при столь сложных обстоятельствах.

Мистер Джеллибранд младший делал все, что мог. Подстегиваемый тревогой за отца, он проявлял необычайную энергию. Но что толку? Он слушался советов окружающих, а они, как я уже сказал, своими неразумными действиями принесли больше вреда, чем пользы, помешав мне договориться с туземцами, которые могли бы найти пропавших европейцев, живых или мертвых.

Наконец я отправился в путь, но около станции мистера Рейбея узнал, что туземцы, сопровождавшие хобартскую поисковую партию, застрелили одного туземца и его дочь. Испугавшись последствий, вся экспедиция вернулась в Мельбурн. Теперь-то и вовсе смешно было надеяться что-нибудь выяснить, поэтому я сел на пароход и тоже возвратился в Мельбурн.

Расправе, учиненной белыми, не было никаких оправданий. Несчастные, которых так зверски застрелили, не имели никакого отношения к пропаже мистера Джеллибранда и мистера Хесса, да к тому же ведь даже не было установлено, что последние убиты. Я очень тяжело переживал это печальное происшествие, зная после стольких лет общения с туземцами, что бессмысленное убийство нисколько не возвысит в их глазах моих соотечественников. Напротив, туземцы ожесточатся и будут помышлять о мести.

Поиски пропавших джентльменов прекратились, хотя мы продолжали, где могли, наводить о них справки, но безрезультатно. В лице мистера Джеллибранда я потерял друга. Никогда не забуду, как тепло он ко мне отнесся. Это он, например, дал мне лошадь, с которой так жестоко обошлись.

В это время арестовали одного переселенца с земли Ван Димена. Судья распорядился отправить его в Лонсестон, и я, имея чин полицейского, вызвался сопровождать его. В Лонсестоне я сдал арестанта начальнику тюрьмы, а сам отлучился на несколько дней в поселок, чтобы повидаться с одним дружком с «Калькутты» (я не хочу называть его имя).

Тут в Лонсестон прибыл пароход. На его борту находились несколько арестантов, следовавших в Порт-Филипп, и капитан Фьянс, который был назначен судьей в Джилонг. Этим же пароходом я возвратился в Мельбурн. Проводили меня из Лонсестона хорошо, подарили мне муки и надавали вещей для меня и для туземцев.

Только я приехал в Мельбурн, как меня послали провожать капитана Фьянса и людей, которые ехали вместе с ним. Когда мы по пути в Джилонг пересекали равнину Эванг, начался сильный дождь. А я и без того был сильно утомлен переговорами с дружественными племенами перед отъездом из Мельбурна, долгой дорогой, и тут совсем расклеился. Пришлось мне остановиться на отдых.

Утром я после некоторого раздумья решил догнать капитана. Первую остановку я сделал на станции мистера Фишера. Сколько буду жить, никогда не забуду, как добр и внимателен был ко мне этот человек. Совсем как мистер Ведж.

В Джилонге я провел всего несколько дней: мне велели сесть на ближайший пароход и возвращаться в Мельбурн. Но и здесь я не задержался: надо было ехать разыскивать овец, которых угнали туземцы.

Так несколько недель меня посылали то туда, то сюда, но все время я чувствовал, что кто-то упорно старается подставить мне ногу. Тогда я, не предвидя последствий моего шага, решил уйти со службы и покинуть колонию начальство которой не оценило моих услуг.

Мне, конечно, было жаль уезжать. Раньше я предполагал, что благодаря знанию языка и обычаев туземцев смогу до конца своих дней служить колониальной администрации. Но наиболее влиятельные белые относились ко мне с подозрением, туземцы, наверно, тоже перестали мне доверять после того, как я ушел от них, и, взвесив все за и против, я решил, что лучше мне уехать на землю Ван Димена. А то, как знать, украдут скот или убьют человека, а виноватым окажусь я.

Чтобы вы поняли, насколько обоснованы были мои опасения, я расскажу, по возможности коротко, об одном случае, который ясно показывает, как легкомысленно принимали порой власти решения по очень серьезным вопросам. Речь пойдет об одном туземце. Бедняга едва не лишился жизни, и только из-за наговора.

И со мной могло бы приключиться то же самое, останься я в колонии, где мне не доверяли лишь потому, что я имел на туземцев большее влияние, чем другие.