Радость

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Радость

Одна из первых радостей была в музыке. Приходил к нам старенький слепой настройщик. Приводила его внучка. После настройки рояля он всегда что-нибудь играл. Рояль был хороший — Блютнер с надписью Лешетицкого. Слепой настройщик, должно быть, был отличным музыкантом, и игра его запомнилась.

Бывало, ждешь не дождешься, когда кончится настройка. Как бы не помешал кто долгожданной игре. Гостиная была голубая, на стене — Канченджунга. Теперь знаю, что именно эта любимая гора была в розовом закате. Слепой играл что-то очень хорошее. Было удивительно, что слепой играет…

Потом — "Руслан и Людмила" и "Жизнь за царя" в Большом театре. Балеты: "Роксана", "Баядерка", "Дочь Фараона", Корсар"… Казалось, что музыканты играют по золотым нотам.

Приходил "господин с палочкой". Была забота, чтобы все в ложе скорей сели по местам. "Господин с палочкой пришел!" — так тревожно заявлялось в аванложу в боязни, что запоздают и начнут двигать стульями и говорить, а там уже волшебно играют по золотым листам. На занавесе была погоня фавна за амурами. Со стороны фавна неприятно было сидеть в литерной ложе. Лучше всего, когда ложа оказывалась в середине…

Италианская опера нравилась меньше. Мазини, Патти не поражали. "Риголетто", "Травиата", "Лючия" — что-то в них было чуждое. "Аида" и "Африканка" были ближе. Хор африканцев, певший почему-то о Браме и Вишну, был подобран на рояле. Впрочем, играть днем рядом с кабинетом отца не разрешалось.

Уже много позднее открылся новый путь — Беляевскис концерты, Римский-Корсаков — "Снегурочка". Далеко прослышалось имя Мусоргского, дяди Елены Ивановны.

С первого приезда Вагнеровского цикла мы были абонентами. Странно вспомнить, что люди, считавшиеся культурными, гремели против и считали Вагнера какофонией. Очевидно, каждое великое достижение должно пройти через горнило отрицания и глумления.

1937 г.

U.K.

Рерих. "Из литературного наследия". М., 1974