ГЛАВА 12
ГЛАВА 12
«Вольный университет». — Встреча. — Янтарное море. — Будущий сад.
Долгая, тяжелая болезнь Раисы Ивановны и смерть ее сказались на Николае Дмитриевиче. Он похудел, осунулся, поседел. Но трудоспособность его не уменьшилась, ничто не могло отвратить его от дела и людей.
В 1908 году Николай Дмитриевич принял участие в организации Народного университета. История этого университета интересна.
В 1905 году генерал Шанявский задумал создать в Москве «вольный университет», в котором высшее образование мог бы получить всякий, не предъявляя аттестата зрелости и справки о благонадежности. Его мысль поддержал профессор Максим Ковалевский и жена Лидия Александровна. Ранее она пожертвовала весь доставшийся ей от отца капитал на открытие в Петербурге первого женского медицинского института. Не одни только деньги отдала эта изумительная женщина на дело высшего женского образования. Это стоило ей многих усилий, энергии и здоровья. Только через 10 лет получила она разрешение истратить свои капиталы на нужды просвещения.
В 1905 году от Шанявского в московское городское управление было доставлено письмо:
«В нынешние тяжелые дни нашей общественной жизни, — писал Шанявский, — признавая, что одним из скорейших способов ее обновления и оздоровления должно служить широкое распространение просвещения и привлечение симпатий народа к науке и знанию, прошу город Москву для этого почина принять от меня в наследство мой дом с землей для устройства и содержания в нем Первого Русского народного университета».
За письмом последовало завещание всего капитала Шанявского на ту же цель. В завещании была сделана оговорка: «В случае, если университет в течение трех лет от сего 3 октября 1905 года не будет открыт, то все состояние мое должно перейти на расширение Петербургского женского медицинского института».
Московское градоуправление тянуло с перестройкой дарственного дома на Миусской площади под университет. Подходил октябрь 1908 года, истекали сроки. Вот тогда группа профессоров предложила: спешно открыть Народный университет, не дожидаясь окончания перестройки. Открытие его состоялось 1 октября в здании городской думы.
На другой день началось чтение лекций. Их читали в различных, подчас случайных и неудобных помещениях, но это не мешало первым слушателям «вольного университета» заполнять аудитории. Вскоре было закончено и задание университета на Миусской площади. Сюда со всех окраин Москвы стекалась рабочая молодежь. Лекции читали крупнейшие профессора Московского университета. Среди них был профессор Зелинский. Его заслугой была организация в «вольном университете» кафедры химии.
Помимо этой работы, Николай Дмитриевич продолжал деятельно участвовать в жизни Высших женских курсов. Еще в 1901 году, с момента их открытия, Зелинский, поборник высшего женского образования, взял на себя чтение лекций по химии на этих курсах.
В мае 1909 года И. И. Мечников, получив Нобелевскую премию, на короткое время приехал из Парижа в Россию. Его с почетом встречали во всех научных и учебных организациях Петербурга и Москвы. Чествовали его и на Высших женских курсах, там встретился он со своим бывшим учеником Н.Д. Зелинским,
Но вернемся к 1908 году. В этот год, заполненный большой, напряженной работой, Николай Дмитриевич нигде не бывал. Но иногда наступала необходимость отдыха, тогда он шел слушать музыку.
В зале Московской городской думы устраивались концерты с благотворительной целью в пользу нуждающихся московских студентов.
На один из таких концертов поехал Николай Дмитриевич. Стоя в вестибюле на верхней площадке лестницы, он рассеянно смотрел на публику. По лестнице подымались двое: его знакомый юрист Сергей Алексеевич и девушка.
Первое, что увидел Николай Дмитриевич, было поднятое кверху нежное девичье лицо. Его поразили светящаяся радостью улыбка и лучистые глаза. Цвет глаз он не заметил, зато сразу разглядел в свете огней люстр золотой отблеск темно-каштановых волос, забранных по тогдашней моде высоко над лбом.
Еще не отдавая себе отчета — почему, Николай Дмитриевич пошел навстречу этому малознакомому человеку. На ступеньках лестницы профессор Зелинский был представлен Евгении Павловне Кузьминой-Караваевой, оказавшейся кузиной юриста. Сразу завязался оживленный разговор.
Рассказывая в семейном кругу об этой первой встрече и о том, как случайное знакомство перешло в обоюдное большое чувство, Николай Дмитриевич признавался, что первая встреча была для него решающей.
Вскоре на имя ректора было подано прошение:
«Его превосходительству господину Ректору университета.
Имею честь просить ваше превосходительство сделать необходимое распоряжение о выдаче удостоверения, разрешающего мне вступить во второй законный брак с потомственной дворянкой девицей Евгенией Павловной Кузьминой-Караваевой.
Паспорт г-жи Кузьминой-Караваевой при сем прилагаю.
Ординарный профессор Зелинский Н. Д.».
Избегая излишней шумихи, венчаться решили в Риге.
Венчание было совершено в маленькой церкви, стоящей на грани двух курортных городков — Эдинбурга и Майоренгофа. Церковь окружали высокие сосны. Сосны росли за оградой и в лесном парке, они подходили к самому пляжу, преграждая путь летучему песку. У подножия их поднимались желтые высокие дюны, а впереди расстилалось свинцовое море.
Николай Дмитриевич сравнивал краски Рижского залива с богатой цветовой гаммой родного ему Черного моря. Но в это лето он отдавал предпочтение морю янтаря. Он и Евгения Павловна искали янтарь и, на зависть другим любителям, часто находили его.
Жили Зелинские в пансионе на Иоменской. Здесь виллы прятались за высокими оградами, сквозь резьбу которых виднелись дорожки, посыпанные цветным гравием, аккуратные кусты мирт и розы на клумбах.
Зелинским нравилось в Риге все, но особенно «старый город». Они гуляли на шумной улице, где нельзя было разъехаться двум экипажам, любовались ратушей — Домом Черноголовых — с фигурами из черной бронзы, слушали в Домкирке орган. Николай Дмитриевич показал Евгении Павловне постройки XII–XIII веков, остатки старой Ганзы.
Через неделю молодожены с Тукумского вокзала уехали в свадебное путешествие за границу.
Зелинские побывали в Германии, Франции, и, наконец, перед ними открылись лазурные воды Средиземного моря.
Во время морского путешествия Зелинские чувствовали себя почти на родине: они плыли на русском пароходе «Петр Великий», который принял их на борт у берегов Франции.
«Петр Великий» пришвартовался в шумном Пирейском порту. Первое, что поразило русских путешественников, было небо Греции. В предрассветный час оно казалось неправдоподобно желтым. Черные силуэты гор подчеркивали удивительную ясность небосклона.
С этого первого мгновения все здесь поражало и восхищало Зелинских.
Афины, город, который Николай Дмитриевич знал с детства по книгам и рассказам учителей, оказался совсем другим. Он был ярок, шумен, криклив. Наряду с греческой тут постоянно слышалась английская речь.
Но стоило взойти на холм Акрополя, как открывалась вся нетленная красота величественных творений зодчества и ваяния.
Николай Дмитриевич и Евгения Павловна поднялись по ступеням Пропилея. Молча смотрели они на остатки колоннад, стен, лестниц, ведущих к Парфенону. И, наконец, перед ними сам Парфенон, жилище богини Афины, храм Фидия, чудо, созданное в V веке до нашей эры.
Зелинские долго бродили по Акрополю.
Из Афин они поехали в Дельфы. Путь лежал по горным дорогам и зеленым долинам.
Последние дни Зелинские провели на острове Корфу. Жили в маленькой деревушке среди рыбаков.
На обратном пути Зелинские остановились на Кавказе. Снова юг, море, горячее солнце, теперь солнце родины.
Николай Дмитриевич, в белой рубахе с закатанными рукавами, вскапывал лопатой землю на купленном участке в Новой Мацесте. Он решил посадить сам фруктовый сад.
— Здесь будет триста яблонь и двести слив, — обещал Николай Дмитриевич.
В течение многих лет семья Зелинских постоянно ездила на свою дачу в Новую Мацесту. Сад с каждым годом разрастался. Это было делом рук Николая Дмитриевича.
По возвращении из путешествия Николай Дмитриевич недолго пробыл в Москве. Он поехал на съезд по прикладной химии в Лондон.
Зимой 1909/10 года жизнь в квартире Зелинских изменилась. Сюда по вечерам любили заходить коллеги Николая Дмитриевича. У Евгении Павловны бывали ее друзья по консерватории. Гости шумно спорили о музыке, литературе, науке.
Вскоре в жизнь Николая Дмитриевича вошла новая большая радость — родилась дочь. Девочку назвали Раисой. Теперь в старой университетской квартире росло двое детей.
Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚
Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением
ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОКЧитайте также
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ
Глава 47 ГЛАВА БЕЗ НАЗВАНИЯ Какое название дать этой главе?.. Рассуждаю вслух (я всегда громко говорю сама с собою вслух — люди, не знающие меня, в сторону шарахаются).«Не мой Большой театр»? Или: «Как погиб Большой балет»? А может, такое, длинное: «Господа правители, не
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ
Глава четвертая «БИРОНОВЩИНА»: ГЛАВА БЕЗ ГЕРОЯ Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности. М. М.
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера
ГЛАВА 15 Наша негласная помолвка. Моя глава в книге Мутера Приблизительно через месяц после нашего воссоединения Атя решительно объявила сестрам, все еще мечтавшим увидеть ее замужем за таким завидным женихом, каким представлялся им господин Сергеев, что она безусловно и
ГЛАВА 9. Глава для моего отца
ГЛАВА 9. Глава для моего отца На военно-воздушной базе Эдвардс (1956–1959) у отца имелся допуск к строжайшим военным секретам. Меня в тот период то и дело выгоняли из школы, и отец боялся, что ему из-за этого понизят степень секретности? а то и вовсе вышвырнут с работы. Он говорил,
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая
Глава шестнадцатая Глава, к предыдущим как будто никакого отношения не имеющая Я буду не прав, если в книге, названной «Моя профессия», совсем ничего не скажу о целом разделе работы, который нельзя исключить из моей жизни. Работы, возникшей неожиданно, буквально
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр
Глава 14 Последняя глава, или Большевицкий театр Обстоятельства последнего месяца жизни барона Унгерна известны нам исключительно по советским источникам: протоколы допросов («опросные листы») «военнопленного Унгерна», отчеты и рапорты, составленные по материалам этих
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА
Глава сорок первая ТУМАННОСТЬ АНДРОМЕДЫ: ВОССТАНОВЛЕННАЯ ГЛАВА Адриан, старший из братьев Горбовых, появляется в самом начале романа, в первой главе, и о нем рассказывается в заключительных главах. Первую главу мы приведем целиком, поскольку это единственная
Глава 24. Новая глава в моей биографии.
Глава 24. Новая глава в моей биографии. Наступил апрель 1899 года, и я себя снова стал чувствовать очень плохо. Это все еще сказывались результаты моей чрезмерной работы, когда я писал свою книгу. Доктор нашел, что я нуждаюсь в продолжительном отдыхе, и посоветовал мне
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ»
«ГЛАВА ЛИТЕРАТУРЫ, ГЛАВА ПОЭТОВ» О личности Белинского среди петербургских литераторов ходили разные толки. Недоучившийся студент, выгнанный из университета за неспособностью, горький пьяница, который пишет свои статьи не выходя из запоя… Правдой было лишь то, что
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ
Глава VI. ГЛАВА РУССКОЙ МУЗЫКИ Теперь мне кажется, что история всего мира разделяется на два периода, — подтрунивал над собой Петр Ильич в письме к племяннику Володе Давыдову: — первый период все то, что произошло от сотворения мира до сотворения «Пиковой дамы». Второй
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском)
Глава 10. ОТЩЕПЕНСТВО – 1969 (Первая глава о Бродском) Вопрос о том, почему у нас не печатают стихов ИБ – это во прос не об ИБ, но о русской культуре, о ее уровне. То, что его не печатают, – трагедия не его, не только его, но и читателя – не в том смысле, что тот не прочтет еще
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ
Глава 29. ГЛАВА ЭПИГРАФОВ Так вот она – настоящая С таинственным миром связь! Какая тоска щемящая, Какая беда стряслась! Мандельштам Все злые случаи на мя вооружились!.. Сумароков Иногда нужно иметь противу себя озлобленных. Гоголь Иного выгоднее иметь в числе врагов,
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая
Глава 30. УТЕШЕНИЕ В СЛЕЗАХ Глава последняя, прощальная, прощающая и жалостливая Я воображаю, что я скоро умру: мне иногда кажется, что все вокруг меня со мною прощается. Тургенев Вникнем во все это хорошенько, и вместо негодования сердце наше исполнится искренним
Глава Десятая Нечаянная глава
Глава Десятая Нечаянная глава Все мои главные мысли приходили вдруг, нечаянно. Так и эта. Я читал рассказы Ингеборг Бахман. И вдруг почувствовал, что смертельно хочу сделать эту женщину счастливой. Она уже умерла. Я не видел никогда ее портрета. Единственная чувственная