Глава 8
Глава 8
По прошествии начального дня операции огромная колонна бронетехники без особых приключений перевалила Гузык-Даринский перевал и веером разошлась по урочищу Аргу. За сутки произошло только одно ЧП.
Один из проводивших машины разведроты саперов наступил на противопехотную мину и ему оторвало полстопы. Второму, шедшему с миноискателем позади, повезло еще меньше: кроме контузии и ожогов лица осколками, каменными брызгами и частицами стекол от собственных же очков ему начисто высекло оба глаза. К счастью, рядом находился офицер медслужбы, и парня удалось спасти от болевого шока — самого страшного врага и основной причины гибели большинства раненых.
Разойдясь на дальность видимости, подразделения остановились на ночлег. Дав своему заму, сержанту Метели ряд указаний и прихватив с собой, на всякий случай Гору, Пономарев отправился за три километра к машине комбата. Поскольку совещание вполне могло затянуться до полуночи, замкомвзводу был отдан приказ отбить взвод по системе «один-один». Сие означало, что, вырыв по сторонам образованного машинами взвода треугольника двойные окопы для стрельбы лежа (служившие, в основном, кроватями, где, чтобы не замерзнуть, спали парами), пехота ложилась на ночлег таким образом, что, пока одна двойка отдыхала, вторая стояла на часах. Обычно делили ночь пополам, но если сильно уставали, то дежурили по часу или даже по полчаса.
В отсутствии Горы обязанности шефа принял Братусь. Подозвав Сашу, он поставил боевую задачу:
— Ото так, дытынка. Зараз рой ось отсюда и ось досюда, на лопату. Поняв? Гора прыйдэ, тут спаты ляжэ, а я пишов у сто сорок дэвьяту.
— А что, он не будет в машине спать?
— Вин? Та ни за що! Обождь, нэ суетысь, слухай сюды. Потом пийдэш до Шурика, вин тоби скажэ, колы стоятымо. Поняв? — И, как сухую ветку, подхватив свой ПК, он, словно огромный неуклюжий медведь, полез на броню.
Взводный вернулся часа через два. Вокруг него сразу же образовалась кучка из сержантов и дедов, и они вполголоса о чем-то заговорили. Стоявший на посту рядом Саша слышал лишь обрывки фраз: «С рассветом на броню, двадцать девять километров по полям и блокируем (какое-то чудное название местного населенного пункта)»; «Ну да! Разведка на шмон, а мы им очко прикрывай!»; «Потом в (следующее неудобоваримое название) и поднимаемся на машинах на перевал»; «А если броня не залезет?»; «Пешком пойдешь!»; «Вот уроды — чтоб они всрались!»; «Им оружие подавай…»; «Правильно, так и сказали — без трофеев не возвращаться…»; «Гора, ты за своим присматривай. И ты, Валера, туркмена — ни на шаг… Все, хорош языками молоть! Тяжелый день завтра…» Докуривая на ходу, они, словно призраки, растворились в темноте.
Пока Саша пытался переварить услышанное, ему кто-то мягко положил на плечо руку. Внутри все оборвалось и куда-то вниз живота рухнуло.
— Если к тебе так взводный подойдет. Ты точно «духом» станешь. И я вместе с тобой. — Гора был чересчур спокоен и как-то подозрительно неестественно расслаблен.
— Ну, ты как, военный?
— Нормально! Интересно все так, необычно! — приходя в себя от испуга, наигранно бойко ответил подопечный.
— Да, очень… Слушай, Саша, говоря по правде, мне эта параша совсем не нравится. Так что, ты от меня не отходи ни на секунду. Угу?
— Да, да, конечно!
— Первая и последняя заповедь молодого бойца… Помнишь?
— Помню.
— Давай…
— Что бы ни произошло — вначале падать, потом хватать пулемет. Потом думать! — как стихотворение отбарабанил Саша.
— Умница. Теперь поставь свой ПК на предохранитель и без нужды больше не снимать. Я, кажется, тебе уже несколько раз говорил. Все. На горшок и спать.
— А вы… Ты? — Мальчику, выросшему в семье педагогов, было сложно обращаться на «ты» к людям, которых он ставил выше себя. Гора хмыкнул:
— Иди, давай. Снимешь с моего вещмешка плащ-палатку — укройся, а свою под себя положишь. — И язвительно добавил: — Только смотри, не перепутай!
* * *
Ему казалось, что он лег мгновение назад, как вдруг что-то ощутимо ударило в бронежилет. Подскочив, Саша уловил какую-то суету и приглушенные голоса. Было совершенно темно. Еще не вполне проснувшись, он понял, что это подъем, и в кромешной, усугубленной туманом темноте начал лихорадочно собирать вещи. Довольно быстро сложил плащ-палатки, подхватил в одну руку два вещмешка, в другую — пока еще непривычно тяжелый, неудобный ПК и неловко побежал к темному пятну своей машины.
Со второй попытки, вскарабкавшись на борт, Саша устроился на броне и, зябко зажимаясь от поднявшегося ветра, стал ждать. Увидев копошащегося в десанте Тортиллу, попросил сигарету. Гора сказал, что разрешит курить на операциях только в том случае, если убедится, что тот не «сдохнет» на первом же переходе, и в рейд сигарет так и не дал. Спички упрямо тухли на сильном ветру. Намаявшись, он плюнул, подкурил от чужого бычка и заодно поинтересовался:
— А почему так рано выезжаем?
— Чавой-то рано? Три часа вжэ.
«Ну-ну…», — сказал себе Саша и, умостившись поудобней, задремал.
Не прошло и часа, как стремительно рассвело. Еще минут через сорок прибыли на место. Соскочив с брони, взвод быстренько поднялся по довольно крутой каменистой гряде метров на пятьсот и очутился на скалистом гребне, с другой стороны которого раскинулся напоминавший сверху запыленный ошметок протектора жалкий кишлачишко. На противоположной параллельной гряде Саша заметил снующие взад-вперед крошечные фигурки.
Пока он думал, кто бы это мог быть. Сзади подошел Гора и, скинув наземь вещмешок, отрывисто бросил:
— Ну, чего встал? Давай, давай! Окоп рой…
— Слушай, Лень, а кто это там? — ткнул Саша рукой в сторону суетливо шныряющих фигурок
— Первый взвод, не отвлекайся. — И, заинтересовавшись происходящим в селении, крикнул: — Слышь, Шурик! Разведка пошла.
Только тут Саша заметил, как в кишлак входят облепленные пехотой БМП. Следом за машинами не спеша, трусил царандой.
Гора раскинул пулеметные сошки на своей СВД, (единственный в батальоне, кто додумался до этого; впрочем, экстравагантная мода так и не привилась), улегся на край скалы и стал в винтовочный прицел следить за происходящим в селении.
Его подопечный, минут пятнадцать безуспешно проковырявшись в скальном грунте, решил, что проще будет окоп не отрывать, а выложить из камней. Вскоре он поймал насмешливый взгляд шефа. Тот прокомментировал:
— Почти двадцать минут соображал. Нормально!!!
Управившись, Саша уселся в импровизированную крепость и принялся наблюдать за прочесыванием. Внезапно слева от него гулко грохнуло, и что-то горячее резко хлестнуло по щеке. Удивляясь самому себе, Саша стремительно растянулся на дне окопа и услышал над головой взрыв дикого хохота. Братусь, сидевший позади метрах в пяти, проронил излюбленную фразочку:
— Нэ спы — замэрзнэш!
В самый разгар веселья вмешался взводный:
— Хорош, мать вашу, тащиться! Гора, смотри — уходит!
Наставничек, отирая тыльной стороной руки, выступившие слезы и продолжая от смеха мелко всхлипывать, небрежно приложился и еще два раза подряд грохнул куда-то вниз. После каждого выстрела над выложенным Сашиным бруствером пролетали мощно выбрасываемые затвором гильзы.
Присмотревшись вниз, Саша увидел, как по дороге, ведущей от кишлака, какой-то чурбан в километре от них спешно разворачивает своего ишака. Два фонтана вздыбленные в нескольких шагах перед ним пулями, видимо, оказались веским аргументом в пользу возвращения назад.
— Подействовало… — подытожил Братусь.
— Ой! Какая глубина… А-хр-хренеть! Как ты догадался?! — тут же вмешался Шурик и, уже переключившись на Сашу: — Эй! Военный! В штаны не наложил?!
— Да я… не ожидал просто!
Все вновь заржали.
— Да хватит веселиться! — не выдержал взводный. Что на вас нашло? Все! Сейчас разведка сваливает — мы вслед за ней.
Что будет дальше, знали все, естественно, кроме рядового Зинченко.
К полудню добрались до «своего», как выразился Пономарев, кишлачка. Позади пылило еще четыре машины — первый взвод и отделение саперов.
Населенный пункт раскинулся на гладкой, словно шахматная доска, равнине, а посему, обложив селение со всех сторон БМПэшками, пехота с ходу вошла в узкие лабиринты дувалов. Саша вместе с вертевшим в разные стороны длинным стволом автоматической пушки Матаичем остался в машине. На робкую попытку напроситься на «шмон» Братусь совершенно серьезно ему ответил:
— Ты шо, с глузду зъихав?! А сухпай бороныты вид загарбныкив?
— Чем-то озабоченный Гора — явно было не до подопечного — только отмахнулся:
— Успеешь…
— То тут, то там в кишлаке раздавались одиночные выстрелы.
— Замки сбивают, — перехватив недоуменный взгляд, пояснил Матаич.
Примерно через полтора часа вернулись. Гора, улыбаясь, с самым невинным видом сунул Саше несколько тонких и твердых, пропахших кизяковым дымом лепешек. Этот пепельно-песочный хлеб напоминал скорее картон, нежели пищу, настолько он был пресен и упруго-жесток. Саша с горем пополам управился с небольшим кусочком и, брезгливо скорчив физиономию, отдал «подарок» Тортилле; тот без всякого стеснения все умял за пару секунд.
Ехали долго. Впереди нещадно пылили машины первого взвода и саперов. Сожженная дурным солнцем глина превращалась под траками БМПэшек в какое-то жуткое подобие серо-желтого цемента и, поднимаясь неправдоподобной густой стеною на десятки метров вверх, полностью скрывала под пылевой завесой маленькую колонну.
Дышать было почти невозможно, еще хуже приходилось глазам: пыль, казалось, полностью состояла из одной соли. Обильно выступавшие слезы тут же сворачивались, образуя в уголках глаз целые комки, которые, мгновенно высыхая, отрывались вместе с ресницами.
На место прибыли под вечер. Ниже стоянки раскинулось небольшое запущенное селеньице. Первым на то, что кишлак брошен жителями, обратил внимание Валера. Пока третий взвод с одной, а первый и саперы — с другой стороны сопки зарывались в землю, вниз смотались ребята из отделения Мыколы и подтвердили Валеркино предположение. Новость, явно, безрадостная.
Шурик по этому поводу матерился минут десять, после чего с чувством плюнул на 149-ю, отдал на почистку свой автомат Полякову и, завалившись под машину, в ответ на недоуменный взгляд взводного, выставил следующий аргумент:
— Мои яйца пригодятся мне больше, чем нашей Родине… Хрен я тут ночью спать буду!
И в своем решении Шурик оказался совсем не одинок. Остальные деды, быстренько перечистив оружие, моментально отбились. Лишь один обязательный Мыкола, в течение часа, до изнеможения загоняв всех молодят и спецов, заставив их отрыть номинальные окопы и привести технику и оружие в порядок, позволил себе роскошь, сладко позевывая, растянуться на броне.
Около полуночи, не дожидаясь конца первой смены, старослужащие заступили на дежурство. Сашу, дежурившего той ночью на машине, сменил Валера, и он пошел поднимать верного окопной жизни Гору. Шеф, легко поднявшись, словно и не спал вовсе, перекинулся с Сашей парой слов и, дав ему закурить, направился к БМПэшке взводного.
Через несколько мгновений грянул первый взрыв. Еще не успевший увлечься Саша сидел на бруствере, когда увидел, как Гора, поразительно быстро крутнувшись на одном месте волчком, стремительно ринулся назад и, почти пролетев последние несколько метров, одной рукой прижимая к телу винтовку, а другой увлекая за собой голову Саши, прыгнул в окоп.
Буквально воткнутый лицом в землю и почему-то совершенно не испугавшийся Саша удивленно отметил про себя, что он за эти считанные доли секунды успел проанализировать все свои ощущения, а также действия своего товарища и прийти к следующим выводам: первое, что Гора почувствовал угрозу благодаря свисту мины; второе, что его действия были безупречны; Гора имел опыт и особое, благоприобретенное чутье на подобные ситуации плюс обостренную и усиленную опасностью реакцию; в-третьих, что он совсем не испугался, очень быстро соображает, да и вообще — молодец…
За первой серией разрывов сухо треснуло еще несколько залпов. Мины ложились перед машинами и окопами взвода, но помимо них Саша уловил еще какое-то необычное чириканье над головой. Правда, он не сразу осознал взаимосвязь между доносившимися из кишлака автоматными очередями и этим птичьим щебетом. Но вот над головой чирикнуло еще раз и еще, и только тогда Саша вспомнил, что по ночам птицы обычно спят, так что, это могли быть только пули.
Завороженный этим открытием, Саша совсем забыл о том, что ему следует сейчас делать. Из оцепенения вывел яростный шепот в ухо:
— Сидеть смирно, не высовываться! Пока я не позову… Башку не поднимать, каску надеть, в штаны не делать! — И, пригнувшись, неизвестно когда успевший надеть каску, Гора выскочил из окопа. В это же время, почти одновременно, длинными очередями ударили пушки со всех машин. Через пару секунд подключилась броня первого взвода; раз пять бухнула старая БМП-1 саперов.
Стена фруктового сада, откуда определенно велся огонь, полыхала слепяще-оранжевыми сполохами. Саша, осторожно высунувшись из-за бруствера, видел, как в пятистах метрах от него частые разрывы скорострельных орудий рвали в клочья каменную кладку дувалов и деревья над ними. Над «зеленкой» повесили десятка два осветительных ракет. И там стало так светло, как будто только что наступили сумерки. Правда, свет был неестественный, какой-то призрачный, фотовспышечный, но видимость была неплохая.
Духи заткнулись; если они и успели спрятаться, то им уже явно было не до войны. Саша, захваченный азартом боя, выволок на бруствер пулемет и дал несколько прицельных очередей в проломы дувала. При этом он успел пожалеть, что не зарядил в ленту побольше трассеров; перед выходом на операцию Гора заставил просмотреть и почистить каждый патрон и в приказном порядке настоял, чтобы в лентах трассирующих было не больше, чем один на пять обычных.
Остаток ночи прошел мирно. Шурик, Гора, Братусь да и остальные старослужащие, успокоившись, вновь поставили в караул салажат и спецов и проспали до самого утра. На рассвете Пономарев, переговорив по радиостанции с ротным и комбатом, порадовал толпу новой боевой задачей.
Не успели рассесться по машинам, как в расположении первого взвода грохнул мощный выстрел. Взводный выразительно посмотрел на Гору, тот по портативке связался с командиром «один» и сообщил:
— Пивоваров ранен. Самострел.
Вот бля! Наконец-то!!! — Лейтенант сплюнул в сторону. — Метеля, за меня! — И, дернув головой в сторону «напарничка», с ожесточением добавил: — А ну пошли!
Уже на ходу Гора, выждав момент, поманил Сашу рукой: «За мной!»