Испанское «правосудие»

Испанское «правосудие»

Одним из наиболее ненавистных филиппинцам орудий испанского колониального аппарата была так называемая гражданская гвардия. Она несла полицейскую службу, была призвана разоблачать «крамолу» и бороться с антииспанскими настроениями и выступлениями. Командные должности в гражданской гвардии занимали испанцы и метисы, а рядовыми служили оторванные от семьи или продавшиеся испанской власти туземцы. Не знавшие узды, охранители колониальных порядков творили любое беззаконие.

Командир биньянского отряда гражданской гвардии, приезжая в Каламбу, обычно останавливался в доме отца Хосе Ризаля, где можно было получить лучшее в городе угощение и свежий корм для коня Насколько приятны были Франсиско посещения лейтенанта — неизвестно, но он принимал непрошенного гостя со всем подобающим такому высокому лицу почетом.

Но в 1871 году из-за засухи Меркадо собрал очень мало риса и еще меньше сена: корма для скота едва хватило бы до следующей жатвы. А тут приехал лейтенант. Пришлось разъяснить ему эти обстоятельства и с тысячью извинений попросить его остановиться на этот раз у кого-нибудь другого. Однако офицер взглянул на дело не так просто: он счел поступок Меркадо оскорблением чести испанца и уехал взбешенный, поклявшись отомстить «презренному индио».

Несколько месяцев спустя бедный Меркадо «оскорбил» еще более влиятельную особу. Посетившему Франсиско окружному судье показалось, может быть, не без основания, что его принимали у Меркадо недостаточно радушно и почтительно. Судья, как и лейтенант гражданской, гвардии, усмотрел в недостаточной любезности оскорбление чести испанца и также уехал разгневанный, затаив желание отомстить. Повода долго искать не пришлось. В Биньяне жил брат матери Ризаля — Альберто Реалондо, приютивший Хосе, когда тот учился в биньянской школе. Человек европейски образованный и много путешествовавший, один из видных жителей города, дядя Альберто женился очень молодым на своей кузине. Брак не принес ему счастья. Постоянные ссоры и недоразумения сделали совместную жизнь нестерпимой, и супругам пришлось разойтись. Несдержанная и истеричная жена давала, по-видимому, волю своей досаде, ища сочувствия у друзей и знакомых. Росказнями вздорной женщины и воспользовался обидевшийся на Меркадо лейтенант. Он возбудил против Альберто Реалондо обвинение в покушении на убийство своей жены, а как на соучастницу в преступлении указал на его сестру — Теодору Меркадо и Ризаль. Обозленный на Меркадо судья в свою очередь с удовольствием дал ход делу и немедленно распорядился заключить обоих «преступников» в провинциальную тюрьму.

Испанское «правосудие» на Филиппиннах было не только фикцией, но и сплошным издевательством. Судьи не слишком церемонились с истиной и справедливостью, всегда отдавая предпочтение представителям господствующих классов, и в первую очередь испанцам. Взыскивали не только с самого обвиняемого: за него отвечали все его родственники и домочадцы. Если обвиняемому удавалось скрыться от преследования, наказанию подвергались его жена, дети, а за их отсутствием — зять, невестка, даже бабушка. Судья и офицер мстили самому Меркадо, но, чтобы больше наказать его, решили заставить страдать его жену.

И вот почтенную женщину, мать одиннадцати детей, гонят в тюрьму по этапу. В этом не было никакой необходимости. Главный город провинции Санта-Крус, где находилась окружная тюрьма, расположен на противоположном берегу озера Лагуна ди Баи, и можно было отправить Теодору туда на пароходе. Но, чтобы полнее упиться местью, «преступницу» препровождают в тюрьму пешком под палящим солнцем, по каменистой дороге за целых двадцать миль.

Теодора Меркадо была хорошо известна в окрестностях Каламбы. Когда после целого дня утомительного пути она добралась до деревни, где назначен был ночлег, местные крестьяне наперебой приглашали ее остановиться у себя вместе с сопровождавшими ее стражниками. Солдаты, может быть, втайне сочувствуя арестантке, согласились на это.

Но злобный судья не удовлетворился приказом об отправке своей жертвы пешком вокруг озера, а поехал вслед за нею, чтобы лично проследить, как исполняется его распоряжение. Велико было его негодование, когда он застал ее на ночлеге не в грязной и душной арестантской, а в крестьянском домике. В необузданном гневе он выломал дверь домика, в котором остановилась донья Меркадо, и избил тростью и приютившего ее хозяина и допустивших «вольность» стражников.

По удивительным порядкам колониального судопроизводства этот же судья, враг Меркадо, возбудивший все дело, выступил обвинителем при слушании дела в суде, с правом решающего голоса при вынесении приговора. Конечно, приговор мог быть только обвинительным.

Между тем Франсиско Меркадо пустил в ход все имевшиеся в его распоряжении средства, чтобы спасти жену. Приглашенный им для ее защиты адвокат подал в верховный суд протест против явно неправильного приговора. Он ссылался на нарушения закона: одно и то же лицо являлось и обвинителем и судьей, к тому же, как всем известно, предубежденным против обвиняемой. Его требование — передать слушание дела другому составу суда, верховный суд удовлетворил и велел освободить Теодору Меркадо, очевидно, не находя состава преступления.

Но враги не дремали. Судья поспешил выступить против бедной Теодоры с новым обвинением: в оскорблении королевского суда. Это оскорбление заключалось в том, что его, судью, заподозрили в предубежденности.

Дело поступило на рассмотрение новой сессии верховного суда. На этот раз суд усмотрел в деяниях и жалобе Теодоры Меркадо действительное оскорбление суда; но так как она уже отсидела гораздо дольше, чем полагалось за это преступление, то последовал новый приказ об ее освобождении.

Казалось бы, тут и делу конец. Отказ в выдаче сена офицерской лошади и нелюбезный прием участкового судьи сурово отомщены.

Нет, этого было мало.

Против несчастной женщины возбуждается новое дело о краже денег у брата, сидевшего, как и она, в сантакрусской тюрьме.

Всем было известно, что Альберто Реалондо досталось от отца, инженера испанской службы, довольно большое состояние. Власти и судьи решили, что Реалондо должен был иметь при себе значительную сумму, но никаких денег найдено не было, и это явилось прекрасным предлогом для обвинения его сестры в воровстве.

Самое любопытное, что нашлось достаточно свидетелей, подтвердивших все эти вздорные обвинения. В то время за деньги всегда можно было найти сколько угодно свидетелей, готовых подтвердить самые невероятные обвинения. В своих сочинениях Ризаль не раз возвращался к вопросу о легкости, с какой возбуждались и поддерживались на Филиппинах самые нелепые обвинения против не угодивших начальству лиц, конечно, туземного происхождения. В данном случае его мать не спасло даже ее сравнительно высокое общественное положение. Все-таки она была только «индио».

Прошло два года, а мать и дядя Ризаля продолжали содержаться в тюрьме без всякой надежды на освобождение. Одно обвинение следовало за другим; всякому было совершенно ясно, что «справедливые и благожелательные власти» приняли твердое намерение не выпускать узников из своих когтей и продержать их в заключении до самой смерти. Вероятно, так бы и произошло, если бы не совершенно непредвиденная и счастливая случайность.

Каламбу посетил «его превосходительство» генерал-губернатор Филиппин, олицетворявший в своей персоне мощь и величие Испании. В честь его приезда были устроены соответствующие торжества и празднества, между прочим, и детский балет. Одна из маленьких танцовщиц удостоилась особого одобрения генерал-губернатора, восхищенного ее грацией и миловидностью. Он милостиво спросил девочку, что бы она пожелала, обещая исполнить любой ее каприз. Девочка попросила выпустить из тюрьмы ее мать. Эта девочка была одной из сестер Хосе Ризаля.

По приказу генерал-губернатора донья Меркадо была немедленно освобождена и после более чем двухлетнего заключения вернулась, наконец, к своей семье.

В своей «Истории одного мальчика» Ризаль ничего не говорит об этом анекдотическом исходе процесса своей матери, вероятно, по цензурным условиям. Он сообщает только, что ее невиновность была доказана. Этот эпизод рассказан одним из биографов Ризаля, доктором Крэйг.

Хосе горячо любил свою мать. Он глубоко переживал семейное горе, и в душе его осталось на всю жизнь неизгладимое впечатление произвола колониальных властей, несправедливости, попрания человеческого достоинства, грубости и лжи окружающего общества.

Уже взрослым Ризаль с горечью вспоминал о постигшем его семью незаслуженном позоре. Но и ребенком он начинал понимать, что случай с его матерью и дядей не исключительный, что в условиях колониального режима так же непрочна судьба миллионов филиппинских семейств, зависящих от произвола бесконтрольной администрации.