ПОДКОП
ПОДКОП
Появление югославской тито-комиссии оставило свои следы на жизни и психическом состоянии лагеря. Правда, сама комиссия была разочарована. Они не нашли в наших рядах тех, кто им был обещан. Вместо босанского эсэсовского полковника Ф., им преподнесли мальчишку однофамильца. Очевидно, Кеннеди не обратил внимания на разницу лет, на несходство описания наружности и на то, что полковника звали Мустафа Ф., а мальчишку Марьян Ф. Когда его привели в комнату для следствия, и Звездич и Трбовшек подняли скандал. Мальчишку выгнали, а ожидающие в коридоре были свидетелями спора и обвинений между титовцами и Кеннеди.
Точно так же было и с солдатами — «фольксдойчерами». Они входили и сейчас же выходили от следователей. — Если бы мы теряли время на каждого солдата дивизии принца Евгения Савойского, мы бы сидели годами, рассматривая их «дела»! — сказал нашему Паулю Вюсту майор Штерн-Звездич. Они ведь требовали от англичан офнцеров-усташей и домобранцев из Хорватии и немцев, штаб-офицеров упомянутой дивизии принца Евгения. Некоторые действительно были в Вольфсберге!
Хорваты почему-то оказались фаталистами. Они верили в свою невиновность и в демократический подход к их вопросу со стороны Запада и… дождались выдачи. Большая часть из них была казнена, и только некоторые получили пожизненное заключение.
Немцы оказались более предприимчивыми. Всего через несколько дней после отъезда тито-комиссии, из лагеря буквально «испарились» четверо штаб-офицеров этой дивизии. Англичане обыскали весь лагерь в надежде найти подкоп, лазейку, перерезанную проволоку. Эти люди просто исчезли. Главарем побега был полковник Бауэр, и позже, на свободе, я узнала об их судьбе. Вся четверка благополучно добралась до Испании и там обосновалась!
Психоз побега будоражил умы всех тех, кто опасался выдач в коммунистические страны. Собралась кучка более энергичных, среди которых оказались люди, которым вообще не угрожала эта судьба. Они решили помочь другим и разработали план массового побега. Сначала весь лагерь был подвергнут детальному разбору — откуда легче всего бежать, и где можно начать подкоп.
Среди заговорщиков были инженеры. Они выбрали барак, стоявший ближе всего к ограде, к той ограде, которую охраняло меньшее число вышек. В простом бараке начать делать подкоп было невозможно. Кто-нибудь мог выдать, в любой момент могли, и днем и ночью, войти киперы. Опасность была чересчур велика. После долгих размышлений, выбор пал на церковный барак, который посещался, главным образом, только по субботам и воскресеньям. Он стоял очень близко от ограды и был двумя соседними блоками заслонен от взгляда часовых на вышках.
В церковном бараке, у самого входа, слева стояла будочка-исповедальня католиков. В эту будочку вело двое дверей, для священника и для исповедывающегося. Эта будка стала началом всех работ.
В дни, когда служил протестантский священник, и будкой никто не пользовался, в нее незаметно входили мужчины. Они поднимали доски и копали. Копали совками, сделанными из коробок от консервов и из котелков, самодельными ножами и, наконец, лопатками, украденными из огородной будки.
Нужно было выносить землю. Этот вопрос тоже был решен. Под шинели надевались переметные сумки. В руки брались котелки. Входя в церковь, «посвященные» приоткрывали дверь и незаметно бросали все эти предметы в исповедальню. Выходя, они забирали полные земли сумки и котелки и шли в свой барак. Там эта земля высыпалась под барак или на «клумбы, которые разрешил завести по блокам капитан Марш. Таким образом, свежая земля не бросалась в глаза.
Почва оказалась мягкой, песчаной. Подкоп шел довольно быстро. Сообщники потеряли страх и проникали в церковный барак и в будничные дни. К числу знавших о туннеле присоединили и женщин. В конце концов, работали и тогда, когда католический священник исповедывал молящихся. Он, ничего не предполагая, сидел в своей будочке, а где-то, уже глубоко, работали, как кроты, отчаявшиеся в ожидании свободы заключенные.
Женщины оказались ценными сотрудниками. Это они из огородов достали лопатки. Это они посещали каждую службу и выносили по десятку килограммов земли, пряча ее в мешках под голубыми французскими шинелями. Женщины умели держать язык за зубами — спайка была верная.
Шли дни за днями. Подкоп двигался вперед большими шагами. Как-то удавалось не возбуждать бдительность киперов, удалять возможных любопытных, не вмешивать непосвященных. Подкоп выводил на поляну за лагерем, пустырь, на котором крестьяне изредка пасли овец. Пустырь был неровный, буграми, местами поросший кустарником. По расчету инженеров, туннель должен был вывести за один из бугров. Подкоп делался узкий и низкий. По нему должны были проползти на коленках и локтях. Так, на коленках и локтях, работали «кроты», пробивая путь к свободе.
* * *
Пусть вольный человек сочтет это авантюрой. Пусть сейчас подумают, что и те, кто копал туннель и планировал его не для себя, а для тех, кому угрожала выдача, были тоже не человеколюбцами, а авантюристами, желавшими внести что-то новое в монотонность своей жизни. Мы, знавшие о плане побега, смотрели на это другими глазами. Тот, кто в Белграде или в других местах, занятых немцами, скрывал у себя в подвалах, на чердаках, в дровяных сараях евреев, американцев, англичан, даже их летчиков, которые немилосердно бомбили эти же города и затем, прыгая с парашютами с подбитых и горящих аэропланов, не попадали в руки оккупаторов, — тот знает, что подобное чувство, руководящее человеком, не называется авантюризмом пли склонностью к «острым ощущениям». Это только человеколюбие, желание помочь ближнему, попавшему в беду, в смертельную опасность.
* * *
Наконец, настал день, когда подкоп дошел до бугра на поляне, заслоненного жидким, но все же кустом. Последние шаги не предпринимались. Последние фут-два земли должны были быть выкопаны в момент побега. Среди бежавших должно было быть человек пятнадцать, уже давших свое согласие. Инициатором всего дела был некий М., фольксдойчер из Румынии, смелый и энергичный человек. Все шло по его расчетам. Не было сделано ни одной технической или тактической ошибки. Но оказалось, что он мало знает людей. Когда как будто все гладко подошло к долгожданному концу, М. решил присоединить к группе беглецов еще одного заключенного, хорвата, доктора коммерческих наук и юриста В. из Загреба. Ему тоже угрожала выдача в Югославию…
Наступила ночь побега. С редкой виртуозностью все кандидаты на бегство выбрались из своих блоков, расположенных вблизи церковного барака. Как тени, выждав конца одного обхода патруля и зная, что у них есть двадцать минут до следующего, они доползли до церковного барака. Пересчитали. Не хватало только д-ра В. — Струсил! — решили они. — Бог с ним!
Первым в подкоп забрался М., за ним, как змеи, один за другим вползли остальные. Молодого капитана Н. оставили последним, замыкающим шествие. М., вооруженный короткой лопаткой и небольшим ломиком, стал прокапывать последнюю толщу земли, отделявшей их от свободы. Как бы плавательным движением он отгребал землю назад, и ее дальше руками отгребали другие. Потянуло воздухом. Подкоп был закончен. С усилием М. выбрался наружу. Ночь была черной, тихой и безлунной. Он повернулся и махнул рукой следующему, который показался из ямы…
В женском бараке, в темноте сидело на койках несколько девушек. Они знали. Они смотрели на часы и мысленно молились: — Боже, дай им уйти! Боже, пусть все пройдет благополучно! — И вдруг крики, выстрелы, целая очередь из пулемета… На всех вышках зажглись рефлекторы. Лагерь ожил. Перед каждым блоком оказались вооруженные солдаты. Начался обыск и перекличка. Барак за бараком проверялись киперами — все ли по счету, не удалось ли кому-нибудь все же бежать, несмотря на то, что все, кто был в туннеле, были перехвачены и срочно отправлены в «С. П.» до дальнейшего следствия.
На следующий день мы узнали, что никто из беглецов не был убит. Они были взяты голыми руками. Выстрелы были в воздух, для острастки. М. был схвачен капитаном Маршем и солдатами, которые, спрятавшись за кустами, ждали их появления. По первому сигналу, в церковный барак ворвались солдаты и, сами забравшись в подкоп, штыком вперед, выгнали одного за другим наружу.
Нас всех вывели на аллею. Построили каре. Пришел комендант лагеря в сопровождении адъютанта и нескольких офицеров, командиров взводов роты, которая несла стражу в лагере. С ними был и капитан Марш.
Он официально сообщил о покушении на побег, о том, что все участники арестованы и водворены в «С. П.», и закончил словами:
— Все, кроме одного. Одного, который не воспользовался сделанным ему предложением спасти свою голову бегством. За два дня до побега, мы имели все сведения от этой личности. Мы любим предательство и пользуемся им, но мы презираем предателей. Лагерю будет не трудно узнать, кто он! Комендант не осуждает тех, кто стремился бежать. Как офицер, он это понимает. Однако, все они будут дисциплинарно наказаны за нарушение лагерных правил. Можете разойтись!
* * *
Д-ра В. не убили. Его даже не били. От него сторонились, как от прокаженного. Его жизнь превратилась в ад. Когда он, избежав репрессий со стороны Тито (кто знает, какой ценой?), вышел из лагеря Вольфсберг, он уехал без оглядки, заметая за собой след и переменив фамилию. Ничего, кроме презрения в воспоминаниях вольфсберговцев, он о себе не оставил.
* * *
Участники побега, благодаря тому, что их «дело» попало в руки коменданта лагеря, а не Кеннеди, который, кстати, в ночь побега отсутствовал, отсидели известный срок в «С. П.».
Трое из них были там задержаны и впоследствии выданы. Остальные были отправлены на известный срок принудительных работ. Отбыв его, они получили долгожданную свободу.