Маневр
Маневр
Автостраду Смоленск — Москва мы пересекали на рассвете. Уже показались станция Дурово и одноименная деревня, но появляться там в утренние часы не следовало, и мы нашли подходящее место в ближайшем мелколесье. Сюда прибыла и батарея Березняка. Скопление машин с пушками на подходе к станции могло быть замечено немецкими разведывательными самолетами, которые рыскали каждое утро над шоссейными и железными дорогами прифронтовой зоны, поэтому я и принял решение уйти от дороги подальше.
В лесной чаще строго соблюдаем маскировку, костров не разводим.
Встретив начальника тыла полка майора Сироклина, которого давно не видел, интересуюсь общей обстановкой. Он сообщил хорошую новость: нашему полку выделены тягачи на гусеничном ходу. За получением их уехал начальник технического снабжения полка. Тягачи погружены на платформы, и их целесообразно не разгружать, а просто прицепить к нашему эшелону. Каждая батарея получит эти тягачи на месте выгрузки.
— А где станция выгрузки? — пытаюсь выведать у начальника тыла.
Сироклин, улыбаясь, отвечает:
— Видимо, недалеко отсюда, если не ставят вагона под кухню. Питаться будем сухим пайком.
* * *
Наш полк прибыл в 22-ю армию для организации обороны против прорвавшейся группировки немцев по реке Западная Двина. Задачу батарее поставил майор Каминский. Прямо в помещении привокзального домика на станции Андреаполь без долгих вступлений и лишних слов он сказал:
— По данным разведки штаба 22-й армии, противник крупными массами танков и пехоты окружил город Великие Луки и ведет там бои за уничтожение защитников города. Остатки гарнизона выведены через узкий коридор на север. Но в окружении штаб 22-й армии, который старается вырваться от немцев в районе станции Сиверцево и Торопец. Ваша задача, товарищ Барышполец, — майор показал на карте участок местности под городом Торопец, — поставить батарею на танкоопасное направление. Немцы любой ценой стремятся выйти на правый берег реки Западная Двина и захватить плацдарм на левом берегу, у деревни. Все понятно? — Каминский устало посмотрел мне в глаза и привычно свернул разложенную на столе карту.
Дождь усилился. Дорога возле станции стала раскисать от колес тяжелых машин и тракторов, выходящих на южную окраину города. В колонне я нашел старшего лейтенанта Березняка, который громко отчитывал кого-то за неразбериху на дороге, нарушение порядка движения, и передал ему приказание Каминского прибыть для получения задачи.
— Если бы не дождь, то жить можно: кругом леса, немецкой авиации не слышно и не видно, — сказал он и побежал назад, в сторону станции.
К полудню батарея вышла на берег реки Западная Двина.
Через заболоченную пойму ее противоположный берег с красивым березовым лесом еле просматривался. На карте моей была отмечена переправа через реку, но разведка доложила, что подходы к ней совершенно непроходимы. Когда-то на повозках с небольшим грузом здесь еще можно было переправиться, а теперь на машинах, а тем более на тракторах такая возможность исключалась. Грунтовая дорога представляла сплошное месиво земли и воды. Дождь сделал ее почти непроходимой.
Делаем короткий привал на лесной поляне. Пасмурная погода, мокрая одежда, вижу, ухудшили настроение бойцов. А тут еще мимо проходят с фронта в сторону Андреаполя усталые, едва сохраняющие воинский вид красноармейцы стрелкового полка. Они держали оборону далеко за рекой, и вслед им, как всегда, вопросы моих батарейцев:
— Далеко до фронта?
— Недалеко. И тридцати километров не будет, — слышен басовитый голос второго номера станкового пулемета.
— А из какой дивизии?
Ответ последовал не сразу, но официальный и потому убедительный:
— Выполняем боевую задачу полковника Гвоздева!
Эта фамилия уже называлась майором Каминским, и я понял, что бойцы из 179-й стрелковой дивизии, где командиром полковник Н. Г. Гвоздев. По обочине дороги, с немецким автоматом на плече, в солдатской плащ-накидке, заброшенной на спину, шел командир колонны. Я остановил его и стал расспрашивать о дороге к фронту, переправе через Западную Двину. Он отвечал неохотно:
— Дорога за лесом выстлана булыжником, а мост через реку уже побит немецкий бомбой… Позавчера восстановлен, но трактора там не пропускают…
— А где же они проходят с орудиями?
— В другом месте. По уцелевшим сваям старого моста. Там покажут.
— Куда же сейчас направлена ваша рота?
— Вы ошиблись, товарищ старший лейтенант, это не рота, а батальон военного времени. — Командир подразделения усмехнулся горько и добавил: — Весь батальон остался в окопчиках и траншеях на реке Кунья. Здесь только уцелевшие…
Ответ меня не порадовал, но я заметил, что этот командир говорил хоть и с какой-то досадой в голосе, но с достоинством. А может, это и гордость, что вот кто-то из его батальона вышел живым и еще может держать оружие в руках?.. На прощание он добавил:
— Вы еще встретите на своем пути наших командиров: они там, на переправе, задержались, а меня послали занимать оборону по этому берегу Западной Двины.
В деревне Козлово действительно оказался мост через реку, который недавно бомбили. Часть моста сохранилась, а другую половину его уже восстанавливали саперы. Принимаю решение двигаться дальше на юг — до деревни Бибирево. Оттуда — по карте будет хорошая дорога на Торопец. Этот путь немного длиннее, но безопаснее. Впереди только одна речка — приток Западной Двины Сережинка.
Лесная дорога совершенно свободна — идем на повышенных скоростях. К вечеру мы уже на переправе под деревней Железово. Здесь мост надежный, охраняется. Немцы пытались его тоже бомбить, но точных попаданий не было.
И вот наконец мы на западном берегу реки.
Наша колонна прошла деревню, втягиваясь в массивный сосновый лес, и вскоре я заметил разукрашенную под цвет зеленой травы легковую автомашину. Она остановилась.
— Генерал Самохин, — отрекомендовался мне сидевший в машине человек.
Я ответил по-уставному, доложил, что получил задачу выдвинуться на рубеж город Торопец, деревня Речане и задержать огнем фашистские танки.
В ответ слышу:
— На том рубеже сегодня с утра заняла оборону 126-я стрелковая дивизия под командованием полковника Бедина, а вы должны укрепить их оборону в противотанковом отношении.
Я внимательно выслушал генерала, а он уже на ходу крикнул мне:
— В добрый путь, комбат!
Эти слова были сказаны так доброжелательно, с такой душевной теплотой, что и у меня, и у моих бойцов словно прибавилось сил на этой нелегкой дороге к передовой.