Глава 4. Эстафета мужества На арагонском направлении. — Прикрываем штурмовиков. — Противозенитный маневр Алонсо. — «Фиаты» уклонились от боя. — Сквозь огненную бурю. — Колонна мятежников разгромлена. — Еще один экзамен на зрелость. — Щедрость сердец, солидарность, дружба
Глава 4. Эстафета мужества
На арагонском направлении. — Прикрываем штурмовиков. — Противозенитный маневр Алонсо. — «Фиаты» уклонились от боя. — Сквозь огненную бурю. — Колонна мятежников разгромлена. — Еще один экзамен на зрелость. — Щедрость сердец, солидарность, дружба
Утро 24 августа 1937 года. Республиканские войска перешли в наступление в Арагоне. Рассвет застал нас уже на аэродроме. Наши боевые друзья — техники, оружейники, работники штаба, тыла во главе с Кригиным, инженеры Лопес и Луис, начальник по снабжению Мануэль — подготовили самолеты эскадрильи к предстоящему вылету.
Подтянутый, гладко выбритый В. М. Кригин доложил:
— Все самолеты к выполнению боевого задания готовы. Связь с командным пунктом ВВС фронта, с аэродромом штурмовиков и соседними авиабазами в порядке.
Завтрак летчикам подали своевременно. Поели с аппетитом. За столами не слышалось обычных шуток. Лица ребят были сосредоточены, спокойны. Летный состав собираю у КП. Уточняю порядок взлета и прикрытия группы штурмовиков. Еще раз напоминаю, как должна действовать каждая наша пара, если нас атакуют истребители противника. Сомнений нет, что летчики правильно поняли свои задачи. Расходимся по самолетам, занимаем свои места. Готовность № 1.
Наступили томительные минуты ожидания. Кругом тишина. Солнечный шар выскочил из-за горизонта с такой необыкновенной для нас, северян, скоростью, будто футбольный мяч от крепкого удара форварда. Встрепенулись пичуги. Местность показалась мне удивительно знакомой. Она напомнила степь под Одессой, выжженную, осеннюю. Но вскоре дневное светило стало припекать сильнее и сильнее. Мы опять почувствовали себя на жаркой земле Испании.
С базы штурмовиков сообщили: экипажи тоже в кабинах. По расчетному времени запуск моторов и взлет — через несколько минут.
Я и начальник штаба эскадрильи томились на КП у стола с телефонами. Но нам было легче, чем ребятам в тесных кабинах. Мы не сидели, будто связанные по рукам и ногам. На телефоны старались не смотреть. И вдруг звонок заставил нас вздрогнуть. Заливался не тот аппарат. Я взял трубку и услышал голос Е.С.Птухина. Он находился на командном пункте ВВС фронта.
— Гусев?
— Так точно!
Доложил о готовности к вылету.
— Как самочувствие ребят?
— Боевое.
— Настроение?
— Отличное.
— Напоминаю: успех действий штурмовиков зависит от надежности прикрытия их вашими истребителями.
— Понятно.
— Как с родных спрошу! Желаю всем успеха и благополучного возвращения! Ни пуха, ни пера! Не зарывайтесь. Ваша задача — надежное прикрытие. Все!
— Так точно! Надежно прикроем!
— Мы будем наблюдать за вашими действиями с КП. И еще: раньше вас по целям бомбовый удар нанесет группа СБ. Район операции прикрывает группа И-15 и И-16.
Чувствовалось, что Евгений Саввич вместе с нами в эти минуты ожидания начала наступления жил одними мыслями и чувствами. А по мере развития боевых действий придут новые заботы, другие волнения.
Едва я закончил разговор с Птухиным, как зазвонил другой телефон. Трубку взял Кригин.
— Штурмовики взлетают! — громко доложил он. Мой маленький Хосе помог мне надеть парашют, а когда я забрался в кабину, заботливо проверил, хорошо ли пристегнуты ремни, похлопал меня по плечу. Он, не переставая, что-то лопотал над самым моим ухом. Я понимал не слова, а смысл напутствия: «Успеха! Благополучного возвращения!»
Словно искра, над КП взлетает зеленая ракета — сигнал к запуску моторов. Зарокотал первый, второй… Гул усиливался. Блестели на солнце винты. Один за другим ударили пулеметы. Белые полоски трассирующих пуль прочертили воздух: летчики проверяли оружие.
Над аэродромом две зеленые ракеты — сигнал взлета.
Поворачиваюсь в сторону Иванова, затем — Годунова. Они сигналят рукой: ко взлету готовы. Киваю им в ответ и даю газ. Короткий разбег — звено поднялось. За нами последовали остальные тройки. Убираем шасси. Теперь наши И-16 очень напоминают вертких, стремительных стрижей. Право же, такое сравнение им больше подходит, но испанские патриоты назвали наши истребители «москас» — мошка. Стараюсь вспомнить: а видел ли я в Испании стрижей, — и не могу.
После первого разворота эскадрилья в сборе. Направляемся к месту встречи с группой капитана Алонсо. Набираем высоту — 1200 метров, о чем заранее договорились с Алонсо.
Точно в условленном районе замечаю штурмовиков. Подаю сигнал: «Я — свой!» Алонсо отвечает, что сигнал понял. Занимаем места в боевом порядке. Снова подаю сигнал: «К сопровождению готовы!» Группа Алонсо ложится на курс к линии фронта. Идем с набором высоты. Оглядываю строй штурмовиков. Все нормально. Группа идет четырьмя эскадрильями: три по девять машин, в четвертой — шесть.
Осматриваюсь. Земля под нами и вокруг ничем не напоминает о войне… Тенистые лощины, рыжая река Эбро, над ней — редкая белесая дымка. В длинных тенях под высоким берегом дымка, пронизанная лучами солнца, напоминает матовое стекло, а вдали золотится апельсиновой корочкой.
Солнце у нас сзади. «Прекрасно! — думаю. — Противнику трудно нас своевременно обнаружить, смотря на солнце, ведь его лучи скрывают нас. А мы переднюю полусферу просматриваем хорошо и самолеты противника видим издалека. Наибольшая опасность нам может грозить с задней полусферы».
Поэтому с ударной группой я оттягиваюсь назад и поднимаюсь на 300 метров выше. Две пары непосредственного прикрытия правильно поняли наш маневр и тоже немного оттянулись назад.
Держать место в боевом строю с подопечными нам трудно. Бомбардировщики при подъеме идут со скоростью 130–140 километров в час, а у нас — 300–320. Чтобы не «убежать» с намеченного распорядком места, истребителям приходится идти «змейкой»: то уходя в сторону от сопровождаемых, то возвращаясь к ним. Нам, идущим в ударной группе, легче. Мы находимся выше — у нас не затруднен маневр.
Поднявшись на высоту 2500 метров, мы вскоре увидели линию фронта. Она была далеко впереди и обозначилась дымкой. Шла артиллерийская дуэль.
До слез, до боли в глазах осматриваюсь по сторонам, не упускаю из поля зрения заднюю полусферу. Истребителей противника не обнаруживаю. Это настораживает меня. Не обхитрят ли нас враги. Не нанесут ли внезапный удар со стороны солнца?
Вроде бы пока в воздухе спокойно.
По характерным ориентирам нахожу командный пункт ВВС. Около него распластаны на желтой земле полотнища — знак Т. Следовательно, противника в воздухе нет.
На линии фронта засверкали огоньки — разрывы снарядов. Вижу клубочки дыма. Артиллерийская дуэль продолжается.
Неожиданно впереди и выше себя различаю самолеты. Чьи? Вторая группа кружит на одной с нами высоте. А это чьи? Снова перевожу взгляд на полотнища у КП ВВС. Там все по-прежнему — знак Т. Подлетев поближе, узнаю в верхней группе наши СБ в сопровождении И-16. А на одной высоте с нами еще две эскадрильи — И-15, И-16. Они прикрывают район боевых действий наземных войск. И конечно, всю нашу группу.
Земля в стороне франкистов засверкала серией ярких вспышек. Они как бы прокладывают дорожку. И тотчас окутываются черным дымом, рыжей пылью. Это начали бомбежку СБ.
Снова и снова проверяю ориентировку. Странно. Наша группа оказалась в стороне от своих целей. Не могу понять: что задумал командир группы капитан Алонсо? Ясно же видно — цель левее нас. Может, путаница какая?
Словно отвечая на этот немой вопрос, эскадрилья, ведомая Алонсо, начинает пологое снижение и одновременно по большой дуге разворачивается влево.
Теперь понятно — Алонсо выполняет противозенитный маневр.
Вот и разрывы зенитных снарядов. Белыми клубочками они расцветают в воздухе. И выше и в стороне от легких бомбардировщиков. С каждой минутой все больше и больше клубочков распускается около штурмовиков… И все выше и в стороне.
Интересный противозенитный маневр применяет Алонсо. Когда-то учили действовать не так. Требовали идти прямо на разрывы. Алонсо же поступает по-другому. Снижаясь и постепенно разворачиваясь, выходя к точке, где нужно лечь на боевой курс, он не дает зенитчикам возможности быстро определить истинную высоту и точный курс. Поэтому данные о положении цели даются неточные. А раз так, то и огонь зенитчиков неточен. Против такого маневра ученые, лучшие математики, авиаторы и зенитчики мира будут долго искать «противоядие». Найдут его лишь в ходе второй мировой войны, несколько лет спустя после испанских событий.
Зато достается нам — истребителям. Мы маневрируем, чтобы выйти из зоны огня зенитной артиллерии. Береженого бог бережет — гласит пословица. Эскадрилья моя еще не понесла потерь. Обидно и глупо было бы, если в первом же вылете на прикрытие кого-либо из наших задел осколок…
Я продолжаю наблюдать за действиями эскадрильи Алонсо. Огорчает то, что «хлопковая иллюминация», созданная вражескими зенитчиками в небе, не позволяет толком видеть весь водоворот событий, в которых резко контрастируют сила, мужество, выдержка и умение испанских летчиков-патриотов и огневое бессилие вражеских зенитчиков. Знаю, чувствую, что Алонсо вот-вот должен прекратить противозенитный маневр, лечь на боевой курс. Он короток, этот курс, от выхода на цель до начала бомбометания. За это время штурманы должны уточнить расчеты, прицелиться и, точно сбросив бомбы, поразить врага. Но летчик на таком отрезке должен вести самолет без отклонений, выдерживая курс, высоту, скорость. И здесь машина беззащитна. Зенитная артиллерия располагает полной возможностью поразить самолет: курс прям, скорость и высота неизменны. Маневр здесь не допускается.
И вот эскадрильи капитана Алонсо одна за другой выходят на боевой курс.
Получив точные данные, батареи зенитной артиллерии противника открывают прицельный, интенсивный огонь. Разрывы снарядов белыми рваными хлопьями окружают эскадрильи штурмовиков. Снаряды рвутся между машинами. Кажется, прямое попадание с мгновенья на мгновенье неминуемо. А группа самолетов, ведомых испанскими летчиками, продолжает продвигаться к цели. Пилоты не уклоняются от курса, не меняют высоты эшелона, не отворачивают машин, чтобы через несколько секунд вернуться в строй.
Они идут бесстрашно вперед, будто на полигоне. Четко выдерживают курс, словно никакая опасность им не угрожает.
В какую-то долю секунды мне показалось, что машины замерли в воздухе, не движутся, а вокруг них бушует смерть. В следующее мгновенье я увидел, как от штурмовиков отделились и понеслись к земле серии бомб. Цель скрылась в огне и дыме разрывов.
Вздох облегчения вырвался из груди: «Все в порядке…»
Самолеты ушли из-под огня зениток целыми!
Проводив группу Р-зет до места расхождения, мы, помахав на прощанье крыльями, вернулись на свой аэродром. Через несколько минут летчики собрались у КП. Вглядываюсь в их обветренные и опаленные испанским солнцем лица. Они выражали юношеский задор крепких, расторопных, красивых душой ребят, полюбивших мужественную профессию летчика-истребителя. Здесь, у командного пункта, мы обменялись мыслями о только что завершенном боевом вылете. Говорили откровенно, горячо. Каждому хотелось сказать свое мнение о полете, о промахах вражеских зениток, а главное — о стремительных, инициативных действиях экипажей легких бомбардировщиков.
Да! Они были храбрыми парнями, летчики-испанцы из группы капитана Алонсо! Мы восхищались их бесстрашием, дисциплинированностью, выдержкой, чувством ответственности за порученное дело. Они показали образец умелого применения боевого опыта лучших советских авиаторов, у которых учились мастерству, искусству бомбометания. Мы гордились нашими товарищами по оружию.
Хотя, участвуя в сопровождении группы Р-зет, мы ничего, собственно, не сделали: не вели воздушного боя, не произвели ни выстрела, это все-таки был наш первый настоящий боевой вылет на настоящую боевую операцию. Поэтому настроение у ребят было приподнятое.
Первый день наступления на Арагонском фронте не ограничился для моей эскадрильи одним вылетом. Мы совершили их еще пять. Четырежды сопровождали группу Алонсо, а в пятый раз — прикрывали наземные республиканские войска, действовавшие в районе Бельчите.
В одном из вылетов на сопровождение, когда, отбомбившись, штурмовики возвращались на базу, нас догнали полдюжины «фиатов». Они пытались атаковать наших подопечных. Итальянские самолеты мы заметили вовремя. Открыли огонь с дальней дистанции, словно предупреждая: не подходите, не трогайте, худо будет. Пилоты «фиатов», видя, что соотношение не в их пользу, не лезли на рожон. Они стреляли из крупнокалиберного пулемета 12,7, надеясь, что кого-нибудь да зацепят. Но зацепить не удалось. Почувствовав, что их занятие бесполезное, «фиаты» поспешили на свою территорию.
Эскадрильи штурмовиков в тот день не потеряли ни одного самолета над целью, хотя находились под ожесточенным зенитным огнем. Но некоторые машины пострадали от осколков зенитной артиллерии и требовали ремонта.
Тяжелее пришлось группе Алонсо на третий день наступления. Вылет и сопровождение к месту бомбежки проходили как обычно. К линии фронта подошли на положенной высоте — примерно 2500 метров в общем боевом порядке. На подходе к цели заговорила неприятельская зенитная артиллерия.
Капитан Алонсо осуществлял сбой обычный противозенитный маневр: снижение с разворотом. Огонь зенитных батарей, как и в предыдущие вылеты, оставался выше и в стороне от боевых порядков эскадрилий. Но вот ведущая девятка легла на боевой курс. Очевидно, только этого и ждали зенитчики. Они открыли плотный ураганный огонь по группе. Часть орудий вели прицельную стрельбу по эскадрилье, шедшей по боевому курсу, а другие зенитки поставили огневой заслон на ее пути.
Такого артиллерийского шквала в небе мне никогда еще не приходилось видеть. Я догадывался: за последнее время франкисты подбросили в район боевых действий много техники, усилив зенитную артиллерию среднего калибра. На моих глазах творилось что-то невероятное. Всю группу самолетов окутывало сплошное облако разрывов. Да, это напоминало кромешный ад. У меня перехватило дыхание.
«Выдержат ли нервы летчиков-испанцев? Не дрогнут ли они? Преодолеют ли огненную бурю?» Я стал пристальнее вглядываться в сторону разрывов. Огни в небе не угасали. Эскадрильи по-прежнему были в сомкнутых боевых порядках, строго выдерживая боевой курс.
Так и хотелось крикнуть отчаянным ребятам-испанцам:
— Скорее! Ну скорее! Сбрасывайте бомбы! Уходите!
Самого громкого возгласа в небе никто все равно не услышал бы. И кто решился бы на такой возглас? Ведь мы, советские летчики, хорошо понимали: находясь на месте наших испанских товарищей, поступили бы точно так же. Никто не свернул бы с боевого курса, никто мимо цели не сбросил бы бомб. Поступить иначе означало нарушить замысел авиационного командования, не выполнить воинский долг, бессмысленно растратить силы и нервы.
Нет, ни замедлить, ни ускорить в этом полете ничего было нельзя. Законы войны диктовали свои жесткие условия.
Навсегда останется памятным для меня такой эпизод. Под правым звеном ведущей эскадрильи я увидел оранжевый всплеск разрывов. Именно всплеск. Он не успел даже обрасти клубочком дыма, как правый ведомый в этом звене стал медленно задирать нос и одновременно переворачиваться через левое крыло, словно хотел опрокинуться на спину.
И до этого, и потом я слышал о том, что некоторые события, происходящие по времени очень и очень быстро, иногда в доли секунды, воспринимаются наблюдателем как события, имеющие удивительную протяженность. Обостренное восприятие впитывает и фиксирует детали, которые в обычных ситуациях не останавливают внимания, проскальзывают мимо. Я в это верил и не верил. Но вот этот случай, происшедший в Испании тридцать пять лет назад, заставил меня убедиться не только в истинности ускоренного восприятия, но и в необыкновенной запоминаемости острых ситуаций. Я и по сей день, хоть разбуди ночью, могу в мельчайших деталях рассказать о нашем сопровождении группы Алонсо 27 августа 1937 года…
Переворачиваясь через левое крыло, самолет словно начал боевой разворот, потом свалился на нос. Он едва не задел машину левого ведомого в звене и начал падать, беспорядочно кувыркаясь.
Забыв на какое-то время обо всем, я кричал в кабине самолета:
— Прыгайте! Прыгайте!
Экипаж подбитого штурмовика, конечно, не мог слышать меня. Охваченный чувством беспокойства, я не заметил даже, что летчик и штурман выпрыгнули из подбитого самолета. Невысоко над землей раскрылся один парашют, потом другой. Там, в нижнем ярусе, парашютистов взяли под охрану два истребителя из группы прикрытия района боевых действий.
Самое главное теперь для экипажа — приземлиться на своей территории.
Вражеская зенитная артиллерия продолжала неистовствовать. Воздушное пространство, где прошла наша группа, было так плотно простреляно, что образовалось огромное облако, сплошное, без окон, и я видел его тень на рыжей выжженной земле. Казалось, ничего живого, ничего целого не может остаться из того, что прошло сквозь этот огненный шквал. Однако ведущая девятка — теперь восьмерка, а за нею и остальные эскадрильи штурмовиков медленно, но упорно продвигались к цели, будто ничего не произошло.
Бомбы точно накрыли артиллерийские позиции франкистов. Мы с высоты хорошо видели это.
Эскадрильи капитана Алонсо, снижаясь и разворачиваясь, удалялись от цели под огнем зенитных батарей. Самое опасное вроде бы позади. Но на выходе из-под огня снаряд ударил в крайний самолет левого звена третьей эскадрильи. Вот только что в воздухе шла машина, обтянутый перкалем биплан с выдающимся далеко вперед мотором. Белый клубок разрыва, всполох — и самолета не стало. На его месте летели в стороны и вниз обломки крыльев, хвоста, фюзеляжа…
Я видел, как у самой земли раскрылся парашют. Сомнений не было: один из членов экипажа остался жив. Вздох облегчения, и я почувствовал прилив новой энергии.
Мы очень сожалели, что не могли прийти на помощь нашим друзьям в опасный для них момент. В других родах войск боевые товарищи могут оказать действенную поддержку пострадавшему. А летчики? Они лишены такой возможности в ситуациях, подобных той, о которой я рассказал.
Около КП, где обычно собирались пилоты после боевого вылета, в тот день я не слышал ни шуток, ни задорного смеха. Летчики толпились, понурив головы, изредка вполголоса перебрасывались словами. Было жаль погибших товарищей и хотелось узнать, как чувствуют себя спасшиеся. Попали ли они на свою территорию? Ранены ли?
В настроении ребят ощущалось и что-то еще не высказанное ранее… Мы в этом боевом вылете впервые столкнулись с очень плотным, эффективным огнем зениток. До этого случая кое-кто с легкой улыбкой относился к рассказам о том, что зенитки могут сбить самолет. В ту пору среди пилотов подобные мысли высказывались часто. Уж больно малой казалась вероятность попадания. Ну прошьет осколок крыло, продырявит фюзеляж — не больше. А тут на наших глазах зенитки сбили, именно сбили два самолета. Было над чем призадуматься. Мы решили кое-что пересмотреть в своей тактике, сделать соответствующие выводы.
Доложив Евгению Саввичу о выполнении задачи на сопровождение, я поинтересовался судьбой летчиков, выпрыгнувших на парашютах.
— Один пилот погиб, — сказал Птухин.
— А остальные трое?
— Летчик и два штурмана приземлились. Раненым оказана медицинская помощь.
В голосе Евгения Саввича чувствовалась озабоченность. Я хорошо знал, что Евгений Саввич — глубоко человечный, простой и сильный военачальник — тяжело переживал каждую утрату.
В тот же день при нашем повторном вылете с группой Алонсо в ее составе находилось уже только три эскадрильи — две по девять машин и одна из восьми. И каждое звено стремилось действовать так, чтобы не ослабить, а усилить удары по мятежникам.
На следующий день мы совершили с группой штурмовиков плановый налет на позиции противника в районе Бельчите. Вернулись, заправились и ждали очередного сигнала от Алонсо на сопровождение. В это время самолет-разведчик республиканцев обнаружил, что на подходах к Бельчите со стороны Сарагосы движется колонна кавалерии и артиллерии на конной тяге. Подкрепления, направляющиеся к мятежникам, прикрывают итальянские истребители «фиат».
Командующий республиканской авиацией генерал Сиснерос приказал: группе штурмовиков — бомбовым ударом и штурмовыми действиями разгромить колонну войск противника, не допустить ее к району боевых действий, истребительной эскадрилье — прикрыть действия штурмовиков, связать боем наряд истребителей «фиат», произвести доразведку цели.
Почти одновременно с получением приказа к нам прилетел Алонсо. Обмениваемся горячими рукопожатиями. Крупные карие глаза на симпатичном лице капитана светятся искорками. В первые недели наших встреч Алонсо выглядел полным. Сегодня же замечаю, что он осунулся: сказались тяжелые дни острых воздушных схваток. Но ни разу капитан ни единым словом не обмолвился о своем здоровье. Характер у него таков, что он в высшей степени активен, бодр, оптимистичен, не терпит праздности и уныния. Это человек горячего, беспокойного сердца, пытливого ума, неукротимой воли.
Алонсо прилетел в мою эскадрилью, чтобы совместно решить вопросы взаимодействия. По телефону вести такие разговоры было бы опрометчиво. Мы понимали друг друга с полуслова. Когда наше короткое импровизированное совещание закончилось, Алонсо связался со своим аэродромом и спросил:
— Обед готов?
— Да, — послышалось в ответ,
— Подавайте!
Это был сигнал на взлет группы.
Алонсо поднялся вместе с нами. Встретившись же в обычном месте со своей группой, капитан занял место ведущего. Моя эскадрилья дополнила заранее обусловленный боевой порядок. На флангах трех эскадрилий шло по паре истребителей непосредственного прикрытия, сзади и выше — четверка И-16 ударной группы, впереди всей группы — пара истребителей доразведчиков.
Мы двигались на высоте примерно 500 метров, а доразведчики — 1500 метров. Когда до линии фронта осталось несколько километров, снизились и буквально пронеслись над позициями противника, взяв направление на цель. На высоте 100 метров довольно сложно выдерживать боевой порядок: ведь скорости истребителей и легких бомбардировщиков не равны. К тому же необходимо пристально наблюдать за воздухом и своими доразведчиками — как бы не прозевать их сигнала. «Фиаты», прикрывавшие колонну, могли появиться с минуты на минуту. Мы идем на очень малой высоте: принимать бой в подобных условиях нам крайне невыгодно. Если вступить в бой, то на стороне «фиатов» может оказаться много преимуществ. Во-первых, у них будет шире простор для маневрирования, чем у нас. Это вызовет в наших экипажах неоправданно большие потери. Во-вторых, бой, завязанный «фиатами» с нами на подходе к цели, позволил бы наземной колонне противника рассредоточиться. Следовательно, мы не выполнили бы задания командования.
Нервы напряжены. Идем над группой штурмовиков змейкой, прикрывая ее. Всматриваюсь в небо. Оно безоблачно. Над землей струится марево. Волнистые потоки воздуха искажают видимый горизонт. Под нами пересеченная оврагами равнина, рыжая, с редкими ленточками зелени. Промелькнула, словно вымершая, деревенька: белые дома, колокольня посредине, а вскоре еще одна, похожая на предыдущую. Доразведчики по-прежнему держатся впереди и выше. Противника нет. «А может, доразведчики просмотрели «фиаты»?» Нет, в доразведке опытные ребята. В какой-то миг жалею, что не пошел с ними сам. И сразу же мысленно одергиваю себя: такой поступок мои друзья расценили бы как недоверие к ним. В воздухе еще не нарушено спокойствие. Гляжу на часы. Идем над территорией, занятой противником, уже почти полчаса, а неприятельской колонны нет как нет.
Но что это?
Доразведчики производят разворот со снижением. Уходят с маршрута. Условный сигнал! Цель — впереди.
Эскадрилья Алонсо, а за ней и другие быстро набирают высоту. Одновременно звенья эскадрилий перестраиваются в колонну. Цель бомбометания узкая. Выходить на нее лучше звеньями. Четверку ударной группы увожу с набором высоты вперед, обгоняя штурмовиков. Поднимаемся до полутора тысяч метров. Вскоре обнаруживаем шестерку «фиатов». А на белой пыльной дороге растянулась на несколько километров колонна кавалерии, артиллерии. Она напоминает гигантскую гусеницу.
Молодцы доразведчики! Точно вывели нашу группу в тыл противника. Тем более неожиданным будет удар. Так и было намечено по плану, но не всякий план удачно завершается: враг мог быть очень осторожным, внимательным, не держаться скопом над дорогой, а контролировать подступы к цели. Что ж, пусть теперь он расплачивается за свою беззаботность. Нам удалось незамеченными пробраться в его тыл.
Подходим к колонне ближе и ближе. Противник в воздухе и на земле ведет себя спокойно. Значит, нас он еще не обнаружил. Очевидно, «фиаты» не догадываются о возможности нападения с тыла, а шум их моторов над колонной не позволяет услышать нас на земле. Да и ветер помогает нам, относит рокот двигателей в сторону. Подаю сигнал: «Ударная группа за мной!» Четверка идет в атаку на «фиаты». Одновременно эскадрильи Алонсо, шедшие в кильватерном строю, двинулись на бомбежку колонны.
«Фиаты» увидели штурмовиков. Ведущий подает сигнал «Внимание!», пытается вывести истребители в атаку на легкие бомбардировщики. Но тут же замечает нас. И меняет решение. «Фиаты» устремились навстречу нам. То, что надо! Мы обязаны связать «фиаты» боем. Тогда они уже не смогут помешать бомбардировщикам расправиться с марокканской конницей и артиллерией на дороге. Верим, что испанские товарищи как следует угостят противника бомбами и свинцом.
Встречаем приближающиеся «фиаты» огнем с дальней дистанции — 800–900 метров. Пока не на поражение. Важно покрепче привязать истребителей к нам, не позволить ни одному оторваться и начать обстрел штурмовиков. Бой завязывается. Атакуем с таким расчетом, чтобы у летчиков «фиатов» не возникло и мысли о нападении на штурмовики. Окружаем их, ведя огонь с больших дистанций, сходимся, а затем уходим на вертикали.
Теперь главное, чтоб к противнику не успели подойти свежие воинские части.
Пара наших доразведчиков в бой не вступают. Держатся в стороне и выше. Внимательно следят за воздухом. Они должны вовремя оповестить нас, если заметят на подходе новые самолеты противника.
Тем временем экипажи капитана Алонсо начали штурмовку.
Едва на земле услышали стрельбу в воздухе и увидели атакующие штурмовики, как в колонне поднялась паника. Дело решали секунды. Ведущая эскадрилья ударила по голове колонны, вторая — по центру, а третья насела на хвост.
Бомбежка началась одновременно по всей колонне. Бомбы точно накрывают цель. Время от времени я успеваю бросить взгляд на дорогу. Пламя и дым окутывают ее. Лишь мелкие группки да отдельные всадники ускользнули с нее, вывернулись из пекла.
Ветер быстро отнес пыль и дым разрывов. На дороге и по обочинам — трупы солдат, лошадей. Горят повозки. Торчат стволы искореженных орудий и лафеты. Рвутся ящики со снарядами. Скачут одиночные всадники. Несутся кони, волоча за собой орудийные передки. Побросав оружие, мчатся куда-то спешившиеся конники в белых чалмах.
Такой открылась моему взору картина на многокилометровой дороге после внезапного налета и удара эскадрилий Алонсо.
Штурмовики, выйдя из атаки, развернулись и снова пошли на дорогу. Теперь каждая эскадрилья образовала над местом атаки круг, поливая врага пулеметным огнем. Стали в круг и истребители непосредственного прикрытия.
Не знаю, видели ли летчики «фиатов», что осталось от колонны после бомбового удара. Но им было не до спасения своих подопечных на земле. Они уже не атакуют, а лихорадочно ищут щель, чтобы оторваться от нас. Мы стремимся подобраться к ним на короткую дистанцию, метров на триста, когда наш огонь наиболее эффективен. Это, к большому огорчению, нам не удается. Досадно! Но мы не забываемся. Ведь в нашу задачу и не входило непременное уничтожение самолетов группы прикрытия. Мы должны были связать действия «фиатов» боем, не позволить им наносить удары по бомбардировщикам. Эта задача была выполнена.
Задача задачей, но враг — вот он! Подойди на близкую дистанцию, врежь, как надо, из пулемета! Ан нет! До чего же изворотливы летчики «фиатов»! Они палят в белый свет, как в копеечку, и выискивают, выискивают щелочку, чтоб ускользнуть. После одной из наших атак, когда, вырвавшись наверх, мы захватываем выгодные позиции, «фиаты» переходят в пикирование, снижаются до бреющего полета и внизу бросаются в разные стороны, покидая поле боя. Мы преследуем их, но недолго. Нам нельзя отрываться от группы Алонсо. Мы возвращаемся, принимаем участие в штурмовке.
Доразведчики по-прежнему ходят на высоте, прикрывая наши действия и ведя наблюдение за воздухом.
А над дорогой штурмовики и истребители уничтожают уцелевших вражеских кавалеристов, орудийные расчеты. Штурмовики действуют напористо, дерзко. Снижаясь до бреющего полета, они поливают пулеметным огнем бегущего врага, едва не цепляясь шасси за головы всадников. И-16 не уступают им. Они порой ведут стрельбу на высоте 25–30 метров. «Это лихачество», — думаю про себя. Ведь кое-кто не учитывает значительную осадку истребителя этого типа при выходе из атаки. Этот момент нельзя будет опустить при разборе полета. Понимаю состояние летчиков, их горячее желание разгромить противника наголову.
Атаки продолжаются до тех пор, пока на земле некого и нечего штурмовать. Дорога и равнина окрест покрыты телами марокканцев, трупами лошадей. Носятся кругами обезумевшие лошади. Догорают ящики со снарядами и патронами. Конечно, не все лежащие в придорожной пыли убиты или ранены.
Итак, колонна, шедшая на подмогу франкистам под Бельчите, полностью рассеяна и разгромлена. Задача, поставленная штурмовикам, выполнена. Оставшиеся в живых уже не представляют какой-либо организованной силы, воинской части. Собрать оставшихся в живых, привести их в порядок будет нелегким делом и потребует немало времени.
Вижу: самолет Алонсо выходит из атаки, набирает высоту. Затем идет по кругу и подает сигнал: «Конец штурмовки, сбор». Командиры эскадрилий и звеньев нехотя, вроде с сожалением прекращают действия по преследованию противника. В воздухе собираются звено за звеном, эскадрилья за эскадрильей и, наконец, вся группа выстроилась в боевой порядок. Я также собираю свою эскадрилью и подаю капитану Алонсо сигнал: «Мы готовы в обратный путь».
Сопровождаем штурмовиков до условного места расхождения и, покачав на прощанье крыльями, идем на свою базу.
Около КП на аэродроме на этот раз особенно шумливый послеполетный клуб.
— Нет, ребята, каков капитан Алонсо! — восхищается Иван Панфилов. — Это, я понимаю, летчик!
— Что — летчик, — басит самый массивный среди нас Виктор Скляров. — Командир какой! Так лихо разделался с колонной!
Разговор принимает всеобщий характер и трудно понять, кто, что, кому говорит и кто же в этом случае слушатель. В воздухе мелькают ладони с плотно сжатыми пальцами, которые изображают самолеты, их эволюции, входы и выходы из атак, ребята жестами рассказывают и показывают штурмовку.
— Хлопцы! — раздался голос Шоры Шубина. — Так наших доразведчиков тоже качать надо!
— Правильно! Точно! — слышатся дружные голоса.
— Да ты, хлопец, не отбивайся, не отбивайся! — сыплет мягким говорком Шубин. Он единственный в большой горняцкой семье изменил фамильной профессии шахтера. В 1935 году он окончил Ворошиловградскую школу пилотов и был назначен в наш авиагарнизон. Здесь проявил себя способным истребителем.
С качанием доразведчиков ничего не получилось. Уж слишком усердно сопротивлялись именинники — Николай Иванов и Иван Соколов. А то, что о них вспомнили добрым словом, — очень хорошо. Ведь они выполнили свою нелегкую задачу. Во-первых, точно и скрытно вывели группы в тыл колонны противника. Во-вторых, четко несли трудную вахту и следили за воздухом, пока мы разделывались с колонной. Пожалуй, каждый из пилотов представлял себе, как же чесались у них руки, когда они ходили наверху, охраняя нас от внезапного нападения противника, да лишь поглядывали на бой. Конечно, приказ есть приказ, но положение у них и состояние, наверное, были, как говорится, хуже губернаторского.
Очень хорошо, что ребята вспомнили и отблагодарили их по-своему, по-товарищески. Ведь не будучи уверенными в том, что нас надежно подстраховывают, мы не смогли бы столь смело атаковать марокканскую конницу и артиллерию.
Докладывая Е.С.Птухину об успешном выполнении задания, я с удовольствием рассказал об отличных действиях группы капитана Алонсо. В тот же день штурмовикам и нам была объявлена благодарность от имени командующего ВВС Испанской республики генерала Сиснероса.
С личным составом эскадрильи я сделал разбор летной работы. А потом разговорился с председателем партийного землячества Иваном Панфиловым.
— Наши ребята выдержали еще один экзамен на зрелость.
Иван Панфилов согласился со мной. Мы привыкли понимать друг друга с полуслова. И, конечно же, Иван отгадал мои мысли:
— Значит, нам станут поручать более ответственные задания. Евгений Саввич не даст засидеться.
Уж таков у него характер, что он постепенно подводит нас к решению все более сложных боевых задач. После прибытия в Испанию мы прикрывали военный объект — порт Картахену. Потом отрабатывали вопросы взаимодействия авиации с наземными войсками в наступлении. Затем сопровождали и прикрывали группы легких бомбардировщиков, участвовали в штурмовке и связывали боем истребителей прикрытия противника.
Теперь следовало ожидать более сложного дела. Может быть, нам разрешат самостоятельные боевые действия? Как ни готовились мы теоретически, но без серьезной личной боевой практики настоящим истребителем не станешь. Вместе с Иваном Панфиловым и мной это мнение разделяли все летчики нашей эскадрильи. Хотя мы уже и не новички во фронтовой обстановке и обладаем крепкими нервами для настоящего воздушного боя, у нас усиливалась жажда схваток с врагом.
Дружеская беседа с Иваном Панфиловым родила интересные творческие замыслы. Иногда мы так увлекались мечтой, что казалось, будто гадаем на кофейной гуще. И тогда заливались смехом. А в конечном итоге наша общая мечта о том времени, когда нам поручат боевые задания посложнее, имела под собой крепкий фундамент. Ведь все более осложнялась фронтовая обстановка. Ее характеристику нам дали товарищи из командования республиканских ВВС.
Противник прилагал максимум усилий, чтобы сдержать наступление под Бельчите. Он непрерывно увеличивал количество самолетов. Республиканское командование принимало ответные меры. Свежие авиационные силы, находившиеся на средиземноморском побережье и прикрывавшие города и промышленные центры, оно перебросило на этот участок фронта.
Мне сообщили, что прикрытие группы Алонсо возлагается на испанскую эскадрилью И-15, которая прикрывала город Реус и авиационный завод в его районе. Испанские летчики-истребители, освоившие И-15, обладали солидным боевым опытом. Они сражались в небе над Мадридом и Брунете осенью 1936 и летом 1937 года. Сопровождать медлительные легкие бомбардировщики-штурмовики экипажам эскадрильи И-15 было легче и сподручнее, чем нам, потому что у И-15 несколько меньшая скорость, чем у И-16.
Моя эскадрилья перешла на прикрытие наземных войск. Ей было также поручено дежурство в готовности № 1 для вылета по наращиванию сил в воздушном бою или для помощи истребителям, ведущим схватку с превосходящими силами противника.
Произошло так, как мы с Иваном Панфиловым и предполагали. Наши высшие авианачальники решили, что нам пора практически учиться воздушному бою, стать настоящими истребителями. Ведь мы сами чувствовали, что пока еще не стали такими летчиками.
Мы находились в боевой обстановке на два-три месяца меньше, чем те товарищи, которые стали настоящими мастерами воздушного боя.
«Значит, время у нас еще есть, — размышлял я про себя. — Без настоящей боевой практики хорошо воевать не научишься!»
Жаль было расставаться с парнями из группы капитана Алонсо. Мы к ним очень привыкли, хотя большинство из них видели только издали в воздухе, сквозь колпаки кабин. Совместные налеты на противника сплачивают сильнее, чем любое знакомство при самых благоприятных условиях. Мы восхищались испанскими пилотами, их мужеством и бесстрашием. Хороший пример они показали в боях. Своими глазами мы видели, что в схватках с франкистами и немецкими и итальянскими интервентами летчики-испанцы проявили патриотизм, самоотверженно защищая революционное дело Испании.
Все мы были едины во мнении, что наши товарищи по оружию — летчики эскадрилий Алонсо — всегда чувствовали в своем родном небе наш дружеский локоть, знали, что их надежно прикрывают советские истребители. Но пожалуй, лучше всего об этом сказал сам Алонсо, с которым я встретился за чашкой ароматного кофе:
— Экипажи моих эскадрилий состоят из рабочих и крестьянских парней. Они обучались у советских летчиков, наделенных твердой волей и ясным разумом, показавших замечательные образцы доблести и интернационального долга в защите Испанской республики. Нашими учителями были такие мастера воздушных боев, как Анатолий Серов, Иван Еременко, Александр Сенаторов и многие другие. Навсегда я и мои ребята подружились с летчиками твоей эскадрильи, Александр Иванович. Мы убедились в щедрости их сердец, в их высоком чувстве солидарности, дружбы и самопожертвования. Именно во всем этом я вижу секрет наших успехов в воздушных боях с врагом сильным, коварным, осмотрительным, хитрым…
Слушая Алонсо, нельзя было не почувствовать, что его устами говорят все летчики его эскадрилий — те самые парни, которые сроднились с нами в небе и на земле Испании.
— Спасибо, Алонсо, за добрые слова! — сказал я ему на прощанье и пожелал новых боевых удач.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.