30. СНОВА В МОСКВУ

30. СНОВА В МОСКВУ

За семь дней боёв на самолёте имени Героя Советского Союза Конева мне удалось сбить восемь вражеских самолётов. Тогда я написал рапорт колхознику Коневу:

«Дорогой Василий Викторович! Спешу сообщить, что на вашем самолёте я сбил восемь самолётов врага, из них пять хвалёных «Фокке-Вульфов-190». Теперь на моём счету сорок пять лично сбитых фашистских самолётов.

Позвольте закончить это письмо уверением, что мой боевой счёт будет всё время расти.

С горячим приветом капитан Кожедуб».

Наступило временное затишье. Шла подготовка наших войск к наступлению. Больших воздушных боёв уже не было, и мы летали плавным образом в разведку. Мы готовили себя к боям и одновременно вводили в строй молодых, недавно прибывших к нам лётчиков. И Евстигнеев, и Амелин, и я много занимались с ними на земле и в воздухе. Для молодёжи это была такая же школа, какую год назад, перед боями на Курской дуге, проходили мы сами.

Как-то вечером, в конце июня, меня вызвали к командиру части. Я заметил, что командир взволнован.

— Товарищ капитан, сейчас пришёл приказ о вашем немедленном вылете в Москву. В чём дело — не знаю. Завтра утром полетите в Бельцы. Вас проводит Брызгалов на «По-2»… Не могу вам передать, как я огорчён! Не хочется отпускать вас. Но надеюсь, вы скоро вернётесь.

Никогда я не думал о том, что меня могут отозвать из родного полка. И сейчас, ещё не зная, зачем меня вызывают в Москву, беспокоился только об одном: лишь бы меня там долго не задержали и скорее отпустили в полк.

Утром все собрались около КП. Меня обступили старые друзья — Евстигнеев, Амелин, Семёнов, Мухин, Брызгалов. У Мухина лицо растерянное. Он держит меня за руку:

— Как же так… неужели надолго от нас улетишь?

Беляев говорит мне тихо:

— Скажите несколько прощальных слов, ребята ждут.

Собравшись с мыслями, я говорю о том, как тяжело мне покидать родную часть. За один год и четыре месяца я прошёл с ней трудный путь от первого боевого вылета до сорок пятого сбитого вражеского самолёта.

Мы жили дружной семьёй. Гордились победами друг друга. Росли вместе.

В полку, на фронте, я, как и многие мои однополчане, стал большевиком, членом партии Ленина — Сталина, которая воспитала из нас бесстрашных советских патриотов, помогла нам, рядовым лётчикам, вырасти до командиров эскадрилий.

И Евстигнеев, и Амелин, и я — все мы пришли в полк в один и тот же день. Сейчас у командира эскадрильи Евстигнеева на счету сорок восемь обитых вражеских самолётов. У моего ведомого, Мухина, прибывшего к нам лишь год назад, — пятнадцать сбитых.

Мне не верилось, что улетаю надолго, но всё же я закончил так:

— Друзья! Где бы я ни находился, буду всегда вспоминать вас. Мне всегда будет казаться, что крыло к крылу с вами бью врага в воздухе. До скорой встречи!

Однополчане были взволнованы не меньше меня. Гурьбой пошли к моему самолёту.

— Ну, верный товарищ, — говорю я, обнимая механика Иванова, — следи за моей машиной, пока не вернусь!

— Постараюсь, товарищ командир! А вы уж старайтесь поскорее вернуться, — отвечает Иванов.

«По-2» готов к полёту. Влезаю в кабину, сажусь за управление.

— Полетим ещё разок, Паша.

Взлетаем. Ребята машут мне руками, и я, внимательно осматривая воздушное пространство, беру курс на ближайший тыловой аэродром. Линия фронта осталась далеко позади.