Последний бой

Последний бой

На аэродроме Хейлигенбейль, где мы теперь дислоцировались, все было сделано добротно, капитально. Летный и технический состав разместился в благоустроенном городке, в котором еще недавно жили немецкие офицеры. Квартиры в двух — и трехэтажных домах были со всей необходимой обстановкой.

Полк "Нормандия — Неман" обосновался на аэродроме Бладиау, расположенном на пологом склоне залива Фришесс-Хафф, в пятнадцати километрах от нас.

Первое, что нам бросилось в глаза на новом месте, это множество разномастных собак. Они рыскали но всем закоулкам в поисках пиши. И, найдя кость или корочку хлеба, затевали отчаянную грызню за добычу. Собаки везде остаются собаками. Одни из них огрызались, другие ластились к нам.

Один небольшой, коричневой масти спаниель выбрал меня своим хозяином, видимо, потому, что я подкармливал его. Он так привязался, что всюду следовал за мной по пятам.

Обычно, когда я надевал парашют и садился в кабину самолета, пес прыгал на плоскость и, помахивая хвостом, смотрел на меня (своими умными глазами до тех пор, пока воздушная струя от винта не сдувала его с крыла на землю. Некоторое время собака с лаем бежала за выруливающим на взлет самолетом, но потом отставала и нехотя шла домой.

Спаниель каким-то чутьем угадывал мое возвращение и после посадки был тут как тут. Он радостно повизгивал и подпрыгивал, стараясь лизнуть мою руку. В столовую мы шли вместе. Дорогу туда пес знал не хуже меня. Там ему всегда доставался лакомый кусочек. Среди многих других машин он безошибочно находил мою. Когда собака находилась у самолета, никто не мог взять без спроса ключ, отвертку или какой-либо другой инструмент. Техники смеялись: "Спаниель изменил Гитлеру, верой и правдой стал служить нам. Жаль, что этого вовремя не сделали немецкие офицеры и солдаты".

Наступили горячие деньки. Наша авиация бомбила Кенигсберг. Артиллерия непрерывно вела огонь по долговременным сооружениям противника на окраинах города. 6 апреля войска фронта приступили к штурму крепости. Сотни самолетов, расчищая путь наземным войскам, непрерывно наносили удары по укреплениям, позициям артиллерии, танкам и живой силе врага. Особенно хорошо потрудились пикирующие бомбардировщики и штурмовики.

6-8 апреля мы делали по четыре-пять вылетов в день. Истребительная авиация, эшелонируясь по высоте, большими группами непрерывно находилась в воздухе, нависала над аэродромами противника, держала под контролем вероятные маршруты полета немецких самолетов. Был создан такой заслон, что ни одной вражеской машине не удалось прорваться в район Кенигсберга. В это время штурмовики и бомбардировщики сбрасывали тысячи тонн смертоносного груза на головы противника, его технику. Даже авиация дальнего действия, которая обычно работала в ночное время, теперь днем появлялась над городом-крепостью.

От массированных бомбоштурмовых ударов важнейшие опорные пункты врага были превращены в развалины. Над Кенигсбергом стоял огромный столб дыма, достигавший в высоту более двух километров.

В один из тех дней лейтенанты Григорий Васильев, Михаил Хомченко и младший лейтенант Матвей Широков во главе с Николаем Корниенко вылетели в район Кенигсберга для обеспечения боевой работы штурмовиков. Там на высоте 3000 метров летчика прикрыли группы Илов, шедшие в колонне по 6–8 самолетов. Вскоре Корниенко заметил 12 ФВ- 190, которые следовали к месту действия наших штурмовиков. Он приказал "ястребкам" сверху ринуться в атаку. От меткой очереди Корниенко самолет ведущего немецкой группы загорелся и, оставляя дымный след, пошел к земле. Видя гибель своего ведущего, остальные немцы стали в круг и перешли к обороне. Бой длился около десяти минут, В конце его Васильев подбил еще один фашистский самолет. Пока советские истребители вели воздушный бой с противником, ниже их группами проходили наши штурмовики к своим целям.

В результате непрерывных и мощнейших ударов авиации, артиллерии, танков и пехоты сопротивление немцев с каждым часом ослабевало. 9 апреля 1945 года главный город Восточной Пруссии — Кенигсберг — пал. Комендант крепости генерал О. Ляш был вынужден отдать приказ о капитуляции.

На этом боевые действия здесь не прекратились. Надо было еще разгромить гитлеровцев на Земландском полуострове. 13 апреля в составе восьми самолетов мы вылетели на прикрытие войск в район Норгау. Я со своей четверкой летел на высоте 3500 метров, а четверка Александра Захарова выше на 400–510 метров и немного позади. В районе Бордау почти на одной высоте мы встретились с четырьмя "мессерами" и четырьмя "фоккерами". В завязавшемся бою Калюжный, Васильев и я сбили по одному самолету.

Это был мой 68-й, последний за войну, воздушный бой и 24-й сбитый фашистский самолет. Справедливости ради я должен сказать, что большая заслуга в этих победах принадлежит моему ведомому Алексею Калюжному. При выполнении любого маневра он не терял меня из виду. Идя в атаку, я был уверен, что Алексей надежно меня прикроет. Если грозила опасность, ведомый своевременно по радио предупреждал о ней, и я успевал выполнить наиболее выгодный маневр еще до открытия врагом прицельного огня. Так же и Алексей был уверен, когда атаковал, что у него крепкая защита. Мы понимали друг друга в воздухе с полуслова.

В этот день нам пришлось еще дважды вылетать на прикрытие своих

войск в районе Земландского полуострова.

Удачно прошла штурмовка скопления автомашин в районе Циммербуде. После нашего первого же захода возникло несколько очага пожара. Подал команду, и всей группой делаем маневр для повторной атаки. Но на выходе из пикирования я почувствовал сильный удар в носовой части самолета. Оказалось, что вражеский снаряд сорвал капот мотора и повреди расширительный водяной бачок.

На наших Яках стояли, моторы жидкостного охлаждения. С наступлением холодов вместо воды заправляли антифриз — жидкость, не замерзающую при низких температурах. И вот эта жидкость начала заливать меня в кабине самолета. Летные очки пришлось снять. Через образовавшуюся на них белую пелену невозможно было рассмотреть даже показания приборов.

Набрав высоту в 1500 метров, я взял курс на свой аэродром. В глазах появилась резкая боль. Пришлось попеременно то одним, то другим глазом наблюдать за воздухом, землей и приборной доской. А охлаждающая жидкость продолжала поливать меня. Я с трудом отыскал аэродром. Передал по радио, чтобы освободили посадочную полосу. С посадкой пришлось спешить — могло заклинить мотор. Сел, отрулил немного в сторону и выключил двигатель. Подъехал врач. В санчасти я принял душ и переоделся. Покрасневшее тело сильно зудело. Медики смазали чем-то наиболее пораженные места, и наутро я почувствовал себя нормально, только немного слезились глаза.

Тогда же огнем зенитной артиллерии был сбит Николай Никифоров. Он выбросился из горящего самолета с парашютом и приземлился на вражеской территории. Через несколько дней наши наступающие войска освободили его, и Никифоров прибыл в родной полк.

Немцы хорошо знали расположение как нашего, так и французского аэродромов и начали их подвергать методическому артобстрелу. Батареи врага вели огонь из района Пиллау и с косы Фрише-Нерунг. В штабе и на командном пункте стали вести хронометраж артналетов. При первом же свисте снарядов мы залезали в щели и другие укрытия, В промежутках между обстрелами механики готовили самолеты к боевым вылетам, личный состав батальона аэродромного обслуживания успевал засыпать воронки на взлетно-посадочной полосе.

От этих артобстрелов мы понесли потери. Однажды, когда авиаспециалисты готовили технику, начался сильный налет. В полку недосчитались шести боевых товарищей — механиков старшин Александра Семенова и Медведева, моториста сержанта Титова. Фамилии остальных я за давностью лет, к сожалению, теперь не помню. Они были убиты около самолетов.

На аэродроме Бладиау не успел добежать до укрытия французский летчик Жорж Анри. Он был тяжело ранен в голову осколком снаряда и на другой день скончался в госпитале.

Погибших товарищей мы на руках отнесли на кладбище, где похоронили со всеми почестями. Там же были похоронены и другие советские воины, павшие в последних боях.

Около десяти дней вражеская дальнобойная артиллерия обстреливала наши аэродромы. Сколько ни пытались засечь огневые точки врага, этого сделать мы не смогли. И вот майор Запаскин вызвался слетать на разведку. Прошла она удачно. По вспышкам выстрелов майор установил, что бьют фашистские морские орудия большого калибра, искусно замаскированные в районе Пиллау. В тот же день наши бомбардировщики и штурмовики очень хорошо поработали в этом районе, после чего артобстрелы прекратились.

Апрель 1945 года вошел в мою жизнь как наиболее памятный месяц. Во-первых, меня из кандидатов приняли в члены Коммунистической партии. А во-вторых, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля четырем летчикам нашего полка — В. Н. Барсукову, Н. Н. Даниленко, В. А. Баландину (посмертно) и мне — было присвоено высокое звание Героя Советского Союза. Пришли поздравительные телеграммы от командующего и члена Военного совета фронта. Друзья и товарищи от души нас поздравляли, не давая прохода.

Вечером в просторном зале летной столовой собрался весь личный состав полка. Были приглашены работники из штаба дивизии и летчики соседнего полка. Лились радостные, победные песни. С особым усердием мы пели песню, которую сочинили сами на досуге. Я и сейчас помню ее нехитрые, задорные слова:

Эх, крепки, ребята, "ястребки"!

С "мессершмиттом" справится любой.

Ты согрей нас жарко, фронтовая чарка,

Завтра утром снова в бой…

О соседнем полку надо сказать отдельно. Это был гвардейский истребительный полк прославленного летчика, дважды Героя Советского Союза Владимира Лавриненкова, переданный в оперативное подчинение нашей авиадивизии.

Об этом молодом командире полка среди авиаторов слагались легенды. В свое время фронтовая судьба сурово обошлась с ним. Летом 1943 года, во время воздушного боя в Приднепровье, Лавриненков задел крылом своего истребителя немецкий "Фокке-Вульф-189" и был вынужден выброситься с парашютом над территорией, занятой врагом. Попал в плен. По дороге в Германию бежал и оказался в партизанском отряде. Затем возвратился в боевой строй летчиков своей армии.

В этом полку служили такие асы, как дважды Герои Советского Союза Алексей Алелюхин, Амет-Хан Султан, мой земляк Павел Головачев, с которым я был знаком. Да их знала вся страна!

Сражаться рядом с таким полком, с такими героями — большая честь. Боевая мощь нашей дивизии значительно усилилась.

Уроженец Гомельщины Павел Яковлевич Головачев был отважным летчиком, не любившим отступать перед трудностью и опасностью. В воздухе его узнавали по "почерку". Особенно любил Павел свободную "охоту".

Однажды в холодный полдень он со своим ведомым летел вдоль железной дороги, где частенько появлялись немецкие разведчики. И в этот раз вынырнул разведчик Ю-88. Головачев сразу стал его преследовать. Гитлеровец сначала отстреливался, но после второй атаки умолк. Враг пытался спастись, используя высоту, а когда понял, что это ему не удастся, развернулся в сторону своего аэродрома. Но от Головачева не так-то легко уйти. Павел почти вплотную подошел к "юнкерсу", благо тот уже не стрелял, и нажал гашетки пушек. Такой мощный залп мог разности в клочки немецкий самолет. Но из стволов ни одной вспышки — оружие отказало. И тогда Павел не задумываясь пошел на таран. Он приблизился к хвосту "юнкерса" и винтом рубанул его. Недалеко от места падения и взрыва фашистского разведчика приземлился на своем истребителе и Головачев. Он был не только невредим сам, но и самолет был целехоньким. Только лопасти винта намного погнулись. Вскоре приехал командир дивизии и в присутствии летчиков полка объявил о награждении Павла Яковлевича орденом Красного Знамени.

Вот так сражался с фашистами мой земляк. Отважно дрались и остальные летчики геройского полка.

Про Амет-Хана Султана рассказывали, что он просто творил чудеса. В бою он был похож на горного орла. Отличался зоркостью, стремительностью, отвагой. Недаром рисунки этой птицы красовались на фюзеляжах самолетов его эскадрильи как символ победы. В упорстве и дерзости с Амет-Ханом мало кто мог сравниться. В одном из воздушных боев он расстрелял все патроны ж снаряды. А вражеский бомбардировщик оставался безнаказанным. И тогда, недолго думая, Амет-Хан развернул свой истребитель и правой плоскостью срезал хвостовое оперение "юнкерса". Немецкий самолет он вогнал в землю, а сам спасся на парашюте.

Однажды Амет-Хан во главе шестерки "ястребков" вылетел к линии фронта. Навстречу летела большая группа вражеских бомбардировщиков. Командир со своими орлами пошел в лобовую атаку. Фашисты не выдержали и стали отворачивать. Амет-Хан поджег сначала один, а спустя несколько минут еще два самолета. Четвертую машину таранил его ведомый. Вражеским истребителям удалось взять в клещи самолет Амет- Хана. Но тут на выручку товарищу подоспел Павел Головачев.

Эти и многие другие примеры из боевой жизни соседнего полка наши политработники умело использовали в воспитании личного состава.

В начале мая наш полк и "Нормандия — Неман" перелетели на аэродром Эльбинг. Стационарный немецкий аэродром был отлично оборудован. Техники укрыли часть самолетов в ангарах, а другую часть расставили на окраине летного поля с соблюдением необходимых правил маскировки.

Здесь в ночь с 8 на 9 мая нас и застало известие об окончании войны.

Фашистская Германия капитулировала. После радостного сообщения на аэродроме поднялось что-то невообразимое. Загремели салюты из пистолетов, винтовок, автоматов, ракетниц. А кто-то из техников умудрился дать несколько очередей из самолетной пушки. Опьяненные радостью долгожданной победы, мы обнимались, целовались, обменивались с французами адресами, фотокарточками, памятными сувенирами.

Незабываемый победный день, к которому мы все так упорно и настойчиво шли четыре года, наконец наступил.

Пришел и на нашу улицу светлый праздник!