Эпика скорби

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Эпика скорби

"Фарисеи же, услышав сие, сказали: Он изгоняет бесов не иначе, как силою веельзевула, князя бесовского" (Матф. 12. 24).

"А фарисеи говорили: Он изгоняет бесов силою князя бесовского" (Матф. 9.10).

"А книжники, пришедшие из Иерусалима, говорили, что Он имеет в себе веельзевула и что изгоняет бесов силою князя бесовского" (Марк 3.22).

"И призвав их, говорил им притчами: как может сатана изгонять сатану?" (Марк 3. 23).

"Но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек, но подлежит он вечному осуждению" (Марк 3. 29).

"Сие сказал Он, потому что говорили: в Нем нечистый дух" (Марк 3.30).

"Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой человек из злого сокровища выносит злое" (Матф. 12. 35).

"Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда. Ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься" (Матф. 12. 36–37).

"Тогда Иисус сказал: не десять ли очистились? Где же девять?" (Лука 17.17).

"Порождения ехиднины! Как вы можете говорить доброе, будучи злы?" (Матф. 12. 34).

"Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо" (Лука 6.26).

Только подумать, что несказуемое кощунство, выраженное в первых речениях, относилось к самому Господу. И в то же время вы чувствуете, что оба Евангелиста запечатлели это не случайно, но именно как одно из самых ярких противоположений Света. Какие-то темные сущности, прикрываясь ложною вывескою книжности, остались в такой темной дикости, что могли допустить такую непозволительную хулу. И какою скорбью звучат слова самого Господа, о которых Евангелист многозначительно добавляет: "Сие сказал Он, потому что говорили: в Нем нечистый дух". В самой неподдельной эпической скорбности этого замечания сказывается жизненная подробность того времени. Ведь так говорили и книжники, и члены синедриона; так же говорили, вероятно, торговки на рынке и все изгнанные торгующие во храме. Наверное, какие-то сотники или мытари, или самаряне возражали им, чистосердечно восхваляя чудесные деяния. А затем следует один из самых скорбных вопросов: "Тогда Иисус сказал: Не десять ли очистились? Где же девять?" Какая жизнь, и жизнь повседневная в этих простых словах, которые пройдут все века и все же не заставят о них достаточно помыслить.

Признательность всегда отмечалась как высокая утонченность, как признак возвышенного мышления. Скажем, как признак чистой сердечности. Грозно предостережение вопроса — "где же девять?" Ведь только один отдал отчет себе, что с ним произошло, и в этом сознании возвысил и очистил сущность свою. Когда вы читаете евангельские строки о многих тысячах исцеленных, о несчетных тысячах, видевших самые чудесные деяния, о тысячах накормленных, разве не встает вопрос уже не о девяти, а о несчетном числе? И в то же время Великий Светильник Апостол Павел чудес, кроме своего чудного прозрения, не видел. Велика была Его преуготованность! Из нее проистекла и неистощимость Его проповедей, хождений и пламенность воззваний.

Совсем другое.

Какие-то члены академии назвали фонограф Эдисона шарлатанством. Какие-то ученые смеялись над действием пара и поносили значение железных дорог и прочих, сейчас неотъемлемых от жизни открытий. Совсем в другом смысле, но тот же эпический вопрос о девяти и одном звучит при каждом приближении к истине. Эти девять, может быть, даже и не ушли, может быть, и не молчат. Не их ли гоготанье слышится иногда? И не изобретают ли они наиболее яркие поношения? Ведь существует не только отсутствие признательности, существует и восстание против истины. "Подчеловеки", или проще сказать — двуногие, в некоторой стадии своей истины не выносят. Кроту не нужен свет. Один намек на сияние уже обращает в бегство подземных тварей.

26 Декабря 1934 г.

Пекин

Публикуется впервые