Триумфатор поэзии

Триумфатор поэзии

Художник Юрий Анненков очень точно подметил:

«Тягой, стремлением… к званию „первого русского поэта“ были одержимы многие поэты того времени: Игорь Северянин, Владимир Маяковский и даже кроткий, молчаливый и как бы вечно напуганный Велимир Хлебников».

2 февраля, ставшего сразу 15-м, две московские газеты («Русские ведомости» и «Вперёд») напечатали объявление:

«В среду, 14 (27) февраля, в Б. аудитории Политехн. музея, в 6 1/2 час. веч. состоится ИЗБРАНИЕ КОРОЛЯ ПОЭТОВ на 1918 год и кандидата короля.

Поэты!

Учредительный трибунал созывает всех вас состязаться на звание короля поэзии.

Звание короля будет присуждено публикой всеобщим, прямым, равным и тайным голосованием.

Всех поэтов, желающих принять участие на великом грандиозном празднике поэтов, просят записываться в кассе Полит, музея до 12 февраля…

Результаты выборов будут объявлены немедленно в аудитории и всенародно на улицах».

Газета «Понедельник Власти Народа», которая стала выходить после закрытия большевиками эсеровской «Власти народа», 25 февраля сообщила читателям:

«Близость футуристов к большевикам ещё более подчёркивается их восприятием современности. Маяковский в стихах воспевает насаждение социализма и обличает коварство Англии, принуждающей нас проливать кровь за Месопотамию. В маленьком чёрном подвале… футурист поёт:

Ешь ананасы! Рябчиков жуй!

День твой последний приходит, буржуй!»

А по всей Москве уже были расклеены афиши, зазывавшие народ 27-го, а по-старому стилю – 14-го февраля принять участие в грандиозном представлении, которое устраивал Фёдор Яссеевич Долидзе. Николай Захаров-Мэнский об этом человеке писал, что он был «импресарио, сжившийся и сроднившийся со своими исполнителями – поэтами», и приводил его слова:

«… «поэтов» я люблю, сколько раз я и убытки от них терпел, а всё их вечера устраиваю… Будут их историю писать и скажут: а вечера им устраивал Долидзе, – мне и довольно».

Сергей Спасский:

«Известный организатор поэтических вечеров Долидзе решил устроить публичное „состязание поэтов“. Вечер назывался „выборы короля поэтов“. Происходил он в Политехническом музее. Публике были розданы бумажки, чтобы после чтения она подавала голоса. Выступать разрешалось всем. Специально были приглашены футуристы.

На эстраде сидел президиум. Председательствовал известный клоун Владимир Дуров».

Владимир Леонидович Дуров был цирковым клоуном и дрессировщиком.

Сергей Спасский:

«Зал был набит до отказа. Поэты проходили длинной очередью. На эстраде было тесно, как в трамвае. Теснились выступавшие, стояла не поместившаяся в проходе молодёжь. Читающим смотрели прямо в рот, Маяковский выдавался над толпой. Он читал „Революцию“, едва имея возможность взмахивать руками. Он заставил себя слушать, перекрыв разговоры и шум. Чем больше было народу, тем он свободней читал, тем полнее был сам захвачен и увлечён. Он швырял слова до верхних рядов, торопясь уложиться в отпущенный ему срок».

Фёдор Долидзе пригласил и Игоря Северянина.

Сергей Спасский:

«Северянин приехал к концу программы. Здесь он был в своём обычном сюртуке. Стоял в артистической, негнущийся и „отдельный“…

Прошёл на эстраду, спел старые стихи из «Кубка»».

Маяковского поддерживали Эльза Каган и Роман Якобсон, причём последнего даже избрали членом комиссии по подсчёту голосов.

Выслушав выступления поэтов, публика принялась передавать в счётную комиссию бюллетени с фамилиями понравившихся ей стихотворцев.

Сергей Спасский:

«Начался подсчёт записок. Маяковский выбегал на эстраду и возвращался в артистическую, посверкивая глазами. Не придавая особого значения результату, он всё же увлёкся игрой. Сказывался его всегдашний азарт, страсть ко всякого рода состязаниям.

– Только мне кладут и Северянину. Мне – налево, ему – направо.

Северянин собрал записок немного больше, чем Маяковский.

«Король шутов», как назвал себя Дуров, объявил имя «короля поэтов».

Третьим был Василий Каменский.

Часть публики устроила скандал. Футуристы объявили выборы недействительными. Через несколько дней Северянин выпустил сборник, на обложке которого стоял его новый титул. А футуристы устроили вечер под лозунгом «долой ваших королей»».

Николай Захаров-Мэнский:

«Голосовали закрытой баллотировкой, причём подавляющее большинство получил И. Северянин, которого тут же под гром аплодисментов венчали лавровым венком в короли».

Лев Ольконицкий:

«После выборов Маяковский довольно едко подшучивал над его „поэтическим величеством“, однако мне показалось, что успех Северянина ему неприятен. Я сказал ему, что состав публики был особый, и на эту публику гипнотически действовала манера чтения Северянина, у этой публики он имел бы успех при всех обстоятельствах.

Маяковский ответил не сразу, затем сказал, что нельзя уступать аудиторию противнику, какой бы она ни была. Вообще надо выступать даже перед враждебной аудиторией: всегда в зале найдутся два-три слушателя, по-настоящему понимающих поэзию.

– Можно было ещё повоевать…

Тогда я сказал, что устраивал выборы ловкий делец, импресарио, что, как говорили, он пустил в обращение больше ярлычков, чем было продано билетов. Маяковский явно повеселел:

– А что ж… Так он и сделал. Он возит Северянина по городам. Представляете себе – афиша «Король поэтов Игорь Северянин»!

Однако нельзя сказать, что Маяковский вообще отрицал талант Северянина. Он не выносил его «качалки грезёрки» и «бензиновые ландолеты», но не отрицал целиком его поэтического дара. После революции он даже подумывал, выражаясь словами стихов Северянина: «растолкать его для жизни как-нибудь»».

Сам Игорь Северянин в «Заметках о Маяковском» написал:

«… меня избрали «Королём поэтов». Маяковский вышел на эстраду: «Долой королей – теперь они не в моде!» Мои поклонники протестовали, назревал скандал. Раздражённый, я оттолкнул всех. Маяковский сказал мне: «Не сердись, я их одёрнул – не тебя обидел. Не такое время, чтобы игрушками заниматься…»».

Болевшие за Маяковского Эльза Каган и Роман Якобсон никак не могли понять, почему Маяковский так спокойно отнёсся к своему поражению.

Эльза потом вспоминала:

«Хлебников, Маяковский, Асеев, Кручёных… Они нарушили в поэзии повторность буквы Б… Брюсов, Бальмонт, Белый, Блок… мой поэтический пейзаж дореволюционного периода…

Но над всеми, над всей поэзией того времени продолжал для меня царить Маяковский. И когда в феврале 1918 года в Политехническом музее были «выборы короля поэтов» и «королём» провозгласили Северянина, а не Маяковского, я волновалась необычайно. Сравнивать Северянина или Вертинского с Маяковским!..

Сам Маяковский стоял на эстраде бледный, растрёпанный, перекрывая шум бушевавшей аудитории уже охрипшим от крика голосом!»

Газета «Раннее утро» на следующий день в заметке «Спекуляция на поэтах» сообщала:

«Выступление Маяковского сопровождалось, как всегда, скандалом и криками. Ослеплённый желанием попасть в короли, он несколько раз вскакивал на стол и, стараясь перекричать негодующие голоса, отчаянно размахивал руками, сжатыми в кулаки».

Журнал «Рампа и жизнь» в десятом номере писал:

«Часть аудитории, желавшая видеть на престоле г. Маяковского, ещё долго, после избрания Северянина, продолжала шуметь и нехорошо „выражаться“ по адресу нового короля и его верноподданных».

Николай Захаров-Мэнский:

«Помнится, футуристы остались очень недовольны барышом, доставшимся от вечера Ф.Я.Долидзе, обещая устраивать подобные вечера ежегодно».

Но…

В будущем известный советский актёр, а тогда ещё только готовившийся поступить на юридический факультет Московского университета девятнадцатилетний Рубен Николаевич Симонов, тоже присутствовал на состязании поэтов. В своих воспоминаниях он написал:

«Прошло лет десять после этого вечера. Как-то, идя по Никитскому бульвару, я встречаю Василия Каменского. Мы направляемся в пивной бар, который находился в конце Никитского бульвара. Вспоминаем недавнее прошлое, диспуты в Политехническом, вечер избрания „короля поэтов“.

– Как же так получилось, что избран был Игорь Северянин? – задал я вопрос Василию Васильевичу.

– О, да это преинтереснейшая история! – весело отвечает Каменский. – Мы решили, что одному из нас – почести, другим – деньги. Мы сами подсыпали фальшивые бюллетени за Северянина. Ему – лавровый венок, а нам – Маяковскому, мне, Бурлюку – деньги. А сбор был огромный!»