Пролог или Предисловие к жизни

Пролог или Предисловие к жизни

«Я – поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу. Об остальном – только если это отстоялось словом».

Владимир Маяковский «Я сам», 1922 год.

«Мне наплевать на то, что я поэт. Я не поэт, а прежде всего человек, поставивший своё перо в услужение – заметьте, в услужение! – сегодняшнему часу, настоящей действительности и проводнику её – Советскому правительству и партии!»

Из выступления Владимира Маяковского 15 октября 1927 года на диспуте «Пути и политика Совкино».

Сначала – финал

Их было двое в комнате-лодочке. Оба – одного и того же роста и возраста, одинаково одетые и обутые, похожие друг на друга, как две капли воды, и неразлучные, как сиамские близнецы.

И им было тесно. В этой необъятной стране. И в этой сумбурно-взбудораженной жизни. Они давно мешали друг другу, и каждый понимал, что кто-то должен отойти в сторону, уступить место другому, навсегда исчезнув с лица земли.

Уже было написано прощальное письмо, в котором прямо говорилось, что выходов из сложившейся ситуации нет. Два дня это послание носилось в кармане.

И вот одна рука решительно оторвала два листочка календаря. Другая достала из ящика стола пистолет. В его обойме был только один патрон. Затем пистолетный ствол был резко повернут к сердцу.

На какое-то мгновение повисла томительная пауза.

Потом прогремел выстрел.

И высокий мужчина средних лет в жёлтой рубашке с чёрным галстуком-бабочкой, в шерстяных коричневых брюках и в жёлтых полуботинках грузно рухнул на пол.

Часы показывали четверть одиннадцатого утра.

На календаре бесстрастно застыла дата завтрашнего дня – 15 апреля 1930 года.

Через какое-то время к распластанному на полу «комнаты-лодочки» бездыханному телу примчались сотрудники ОГПУ – благо их ведомство находилось через дорогу. А на следующий день на пятой странице «Правды», главной газеты страны Советов, был помещён портрет поэта Владимира Маяковского в траурной рамке. Ниже размещался некролог «Памяти друга», подписанный двадцатью семью скорбевшими. Список начинался и заканчивался фамилиями гепеушников, занимавших в своем управлении ответственные посты.

Вот тогда-то и возник вопрос: откуда оно – столь пристальное внимание со стороны «чрезвычайных органов» к почившему поэту?

Впрочем, кто сказал, что Лубянку интересовал стихотворец Маяковский?

Да, лишивший себя жизни гражданин Советского Союза сочинял стихи, поэмы, писал пьесы и рифмованные лозунги-агитки. Но в остальное время он занимался делами, которые к литературе не имели никакого отношения. Эта («остальная») часть жизни огласке не придавалась – подобное умолчание объяснялось тем, что это, дескать, ещё не «отстоялось словом».

Лишь во вступлении к поэме «Во весь голос», написанной незадолго до рокового выстрела, поэт неожиданно признался в том, что у него, кроме поэтической, существует ещё одна сфера деятельности, которой приходится отдавать силы и время.

Вспомним эти строки, в своё время тысячи раз читанные, перечитанные и даже заученные наизусть! Они таят в себе необыкновенно откровенную информацию:

«Я, ассенизатор

                и водовоз,

революцией

          мобилизованный и призванный,

ушёл на фронт

                из барских садоводств

поэзии —

         бабы капризной».

На что намекал поэт, перечисляя свои профессии, внешне довольно схожие, но всё же не очень совместимые?

Обоими делами ему поручила заниматься революция. Но на одно он был «мобилизован», то есть брошен по принуждению, как бы насильно, а на другое – «призван», то есть пошёл исполнять его добровольно, по велению души и сердца.