МАРШАЛ

МАРШАЛ

В середине 30-х годов даже самым оптимистичным современникам было очевидно — новая мировая война не за горами. Акты агрессии следовали один за другим: 3 октября 1935 года итальянские войска вторглись в Эфиопию, 7 марта 1936 года фашистские батальоны без сопротивления заняли Рейнскую демилитаризованную зону; в июле — августе этого же года Италия и Германия начали интервенцию против республиканской Испании, в июле 1937 года Япония приступила к расширению войны в Китае, 12 марта 1938 года вермахт оккупировал Австрию… Последовательность и всевозрастающий размах агрессивных действий убеждали Советское правительство в близости войны.

Нельзя было с уверенностью сказать, где начнется война, на западе или на востоке, где большая опасность грозит нашему государству. Ныне, спустя почти сорок лет после трагических событий Великой Отечественной войны, как-то стерлось, затушевалось в памяти людей, что во второй половине 30-х годов вся страна с волнением и тревогой следила в первую очередь за событиями на Дальнем Востоке.

Японские милитаристы не скрывали своих притязаний на огромные участки советской территории. Они провоцировали многочисленные инциденты: за три года (1936–1938) на границе захваченной японцами Маньчжурии и СССР произошло 231 столкновение, из них 35 крупных. В конце же июля 1938 года у пограничного озера Хасан разыгрался весьма серьезный конфликт, грозивший перерасти в войну.

На этом участке, находящемся в 10 километрах от берегов Тихого океана и в 130 километрах напрямую от Владивостока, уже давно было неспокойно. Японских милитаристов прельщали высоты Заозерная и Безымянная, откуда открывался великолепный обзор на Посьетский залив и бухту Тихую. Захватив высоты, японцы получили бы возможность держать под обстрелом эти важнейшие участки советского побережья.

Советское военное руководство, отдав необходимые указания об усилении охраны дальневосточных границ, в то же время стремилось локализовать конфликт, не дать ему перейти в войну. Поздно вечером 26 июля 1938 года В. К. Блюхер, завершая доклад о положении на границе, спрашивал у наркома обороны: «…7) Прошу разъяснить, как понимать указание об усилении па горе Заозерная, то есть следует ли его понимать как приказ, в котором должны принять участие и части войск фронта, или это должно быть сделано только силами пограничных войск? У меня все. Ответ будут ждать у аппарата».

В 23 часа последовал приказ Ворошилова: «Никакого особого усиления на горе Заозерной, кроме того, что уже там имеется, не предпринимать». На это Блюхер отвечал: «Понятно. Указания приняты к исполнению. 6.15 минут Хабаровского времени. Блюхер».

Однако японские войска довольно значительными си лами вторглись 29 июля на советскую территорию, захватили столь важные высоты Заозерная и Безымянная и стали их укреплять. Теперь не могло быть и речи о сдержанности. 1 августа Сталин и Ворошилов отдали по прямому проводу приказ в кратчайший срок выбросить с нашей территории японцев. Поскольку во время атаки, предпринятой 2 августа, высоты очистить не удалось, нарком обороны 3 августа направил командованию Дальневосточного фронта директиву, в которой требовал сосредоточить в районе конфликта усиленный 39-й стрелковый корпус и 2-ю механизированную бригаду, решительными действиями покончить с японской агрессией и восстановить государственную границу.

Болотистая местность, ограниченное число дорог за трудняли концентрацию войск. Двое суток они подтягива лись в район боевых действий. Удалось сосредоточить свыше 15 тысяч человек, 1014 пулеметов, 237 орудие 285 танков — силы немалые. Ворошилов требовал правильного их применения: «Наступление начинать мощной артиллерийской подготовкой, действия авиации тесно связывать с действиями пехоты, танков и артиллерии».

Во время атаки 6 августа артиллерия и авиация помогли возвратить советские высоты, но японские агрессоры не угомонились, и бои продолжались вплоть до 9 августа, 10 августа японское правительство запросило мира, и советское руководство, всегда стремившееся к дипломатическому урегулированию, пошло ему навстречу. Вечером 10 августа Ворошилов приказал с 12.00 местного времени 11 августа прекратить все военные действия, но одновременно предупреждал: «В случае, если после 12 часов 11 августа 1938 года японские войска все же будут продолжать военные действия, то в этом случае мы действуем с прежней силой… Должны быть применены меры полной постоянной готовности и в особенности артиллерии и авиации…» С 11 августа боевые действия у озера Хасан прекратились, но положение на дальневосточных рубежах оставалось напряженным. Теперь японские милитаристы перенесли свои провокаторские усилия значительно западнее — они готовили авантюру против союзной нам Монгольской Народной Республики.

У озера Хасан Красная Армия впервые после гражданской войны столкнулась с кадровыми войсками империалистической державы. Подобный опыт был важен: обнаружилось, что лобовые атаки подготовленной врагом обороны без сильной огневой поддержки бесперспективны и что само по себе количественное превосходство в технике не гарантирует успеха. Немедленно в боевую и оперативную подготовку войск и штабов следовало внести необходимые коррективы. Генеральный штаб разработал соответствующий проект приказа, и нарком внимательно его рассмотрел. А. М. Василевский вспоминает по этому поводу: «У меня осела в памяти, свежа и до сих пор поправка, внесенная рукою любимого нами К. Е. Ворошилова, в раздел о недостатках в тактической подготовке бойца. Там, где говорилось о слабом умении бойцов при наступлении пользоваться малой шанцевой лопатой, о пренебрежительном отношении к ней, о неумении быстро окапываться при перебежках, что приводило к излишним потерям в людях, К. Е. Ворошилов вписал в приказ (привожу по памяти): «Наш долг добиться от бойца уважения и любви к своей лопате и научить его пользоваться ею так же быстро и сноровисто, как быстро и сноровисто он орудует ложкой за столом». Приказ был утвержден Политбюро ЦК партии.

Между тем и на Западе положение быстро осложнялось. Ободренный безнаказанностью «аншлюса» — присоединения Австрии, Гитлер принялся готовить агрессию против Чехословакии. Когда в середине сентября 1938 года Германия предъявила ультиматум Чехословакии, правительства Франции и Великобритании, связанные договором с этой страной, вместо помощи ей занялись постыдной торговлей с Гитлером. Уступками за счет других стран они думали умиротворить агрессора и достичь своей желанной цели — направить фашистские армии против СССР.

По условиям советско-чехословацкого договора СССР обязался помогать Чехословакии только в том случае, если ей будет оказана помощь и Францией. Несмотря на то, что наше государство не располагало тогда непосредственной границей с Чехословакией, Советское правительство неоднократно заявляло правительству Бенеша, что оно окажет военную помощь, даже если Франция не сдержит своего обязательства, но только в том случае, если Чехословакия сама будет сопротивляться. По приказу Ворошилова с июня 1938 года в Белорусском особом военном округе (БОВО) и Киевском особом военном округе (КОВО) началось срочное формирование крупных армейских групп. К 1 сентября их развертывание было завершено.

21 сентября 1938 года нарком обороны приказал войскам КОВО начать выдвижение к государственной границе, 23 сентября такое же указание получили войска БОВО. Всего в эти дни были приведены в боевую готовность 30 стрелковых и 10 кавалерийских дивизий, 7 танковых, мотострелковая и 12 авиационных бригад. 25 сентября Ворошилов телеграфировал военно-воздушному атташе СССР во Франции для передачи начальнику французского генерального штаба о предупредительных мерах по оказанию помощи Чехословакии: «1. 30 стрелковых дивизий придвинуты в районы, прилегающие непосредственно к западной границе. То же самое сделано в отношении кавалерийских дивизий. 2. Части соответственно пополнены резервистами. 3. Что касается наших технических войск — авиации и танковых частей, то они у нас в полной готовности».

Кроме войск, находившихся в непосредственной близости от границы, был приведен в боевую готовность и второй эшелон: 30 стрелковых и 6 кавдивизий, 2 танковых корпуса, 15 отдельных танковых бригад… Спустя год во время переговоров с англо-французской военной делегацией Ворошилов говорил: «У нас не только войска были готовы, но и правительство, вся страна, весь народ — все хотели оказать помощь Чехословакии, выполнить свои договорные обязательства». Однако правительство Чехословацкой республики, располагавшее многочисленной и хорошо вооруженной армией, поддалось нажиму Великобритании и Франции, капитулировало перед фашистами. Советские войска находились у границы до 25 октября, а затем былл ^олвращены в районы постоянной дислокации.

Теперь угроза войны вплотную встала перед страной. На XVIII съезде ВКП(б) 13 марта 1939 года Ворошилов говорил: «Миролюбивые государства, среди которых имеются и наши ближайшие соседи, мало делают для упрочения мира и подготовки отпора агрессорам. Поэтому мы должны, как и раньше, полагаться только на себя. Мир, благами которого народы Советского Союза пользуются на протяжении более полутора десятка лет, является результатом огромной работы нашей партии, Правительства и всего народа. Мир для своего государства мы делаем своими собственными руками».

Советское правительство стремилось создать преграду фашистской агрессии и настойчиво добивалось результативных контактов с правительствами Англии и Франции. Поскольку в этих странах прогрессивная общественность требовала соглашения с СССР, правительства Англии и Франции пошли на переговоры, не оставляя, впрочем, тайной надежды на то, что им все-таки удастся подтолкнуть Гитлера к агрессии на Востоке.

Всю весну и лето 1939 года по дипломатическим каналам шел обмен мнениями, и англо-французская сторона и кивала всевозможные проволочки, нагромождала искусственные преграды по таким вопросам, которые при доброй воле и искренних намерениях западных партнеров могли бы быть разрешены без помех. Как писал А. А. Жданов 29 июпя 1939 года, «англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на мнимой неуступчивости СССР перед общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сдел ке с агрессорами». Это стало особо очевидно, когда для военных переговоров в СССР была направлена делегация западных стран.

Советское правительство отнеслось к ведению этих переговоров со всей серьезностью. Это видно хотя бы из того, что делегацию СССР на переговорах возглавил нарком обороны Ворошилов. В нее входили: начальник Генерального штаба Б. М. Шапошников, нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов, начальник ВВС РККА А. Д. Локтионов и заместитель начальника Генерального штаба И. В. Смородинов. В то же время возглавлявший делегацию Великобритании адмирал Р. Дракс и делегацию Франции генерал Ж. Думенк, так же как и их спутники, не были в своих странах достаточно авторитетными лицами, чтобы вести столь важные переговоры. К тому же они получили удивительные по тем обстоятельствам инструкции. Английская военная миссия, к примеру, получила указание «вести переговоры очень медленно» и не забывать, что «Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при любых обстоятельствах. Поэтому следует стремиться к тому, чтобы ограничиваться в военном соглашении возможно более общими формулировками».

Истекали последние недели мира в Европе, десятки миллионов людей с тревогой следили за газетными сооб щениями о подготовке фашистской Германии к войне, а англо-французские военные представители, снабженные подобными инструкциями, «не спешили». 25 июля английское правительство приняло наконец советское предложе ние о необходимости заключить военное соглашение, не лишь 5 августа западные делегации покидают Лондон Они не летят самолетом, не едут курьерским поездом, они…вступают на борт тихоходного пакетбота «Сити оф Экстерс» (скорость не выше 13 узлов!). Переговоры начинаются только 12 августа.

Сразу же выясняется, что советская делегация не только гораздо более авторитетна, но и располагает всеми необходимыми для достижения реального результата полномочиями. Ворошилов зачитывает должным образом офор мленный документ, где сказано, что он и его товарищи уполномочены «вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны». Ворошилов спрашивает, имеют ли подобные полномочия англо-французские представители.

И тут выясняется ошеломляющий и в то же время знаменательный факт: письменные полномочия, хотя и очень ограниченные, есть у генерала Думенка, но адмирал Дракс ими не располагает. Он говорит, что «не имеет письменного полномочия; он уполномочен вести только переговоры, но не подписывать пакта (конвенции)».

Ворошилов не поверил своим ушам и во второй раз спросил Дракса, имеет ли тот письменные полномочия, и во второй раз получил отрицательный ответ. Далее последовал такой диалог:

«Маршал Ворошилов… Но полномочия, по-моему, необходимы в письменном виде для того, чтобы взаимно было видно, в каких пределах вы уполномочены вести переговоры, каких вопросов вы можете касаться, до каких пределов вы можете обсуждать эти вопросы и чем эти переговоры могут окончиться. Наши полномочия, как вы видели, всеобъемлющи… Ваши полномочия, изложенные на словах, мне не совсем ясны. Во всяком случае, мне кажется, что этот вопрос не праздный — он в самом начале определяет и порядок и форму наших переговоров…

Адмирал Дракс…заявляет, что если бы было удобным перенести переговоры в Лондон, то он имел бы все полномочия, но ввиду дальности расстояния от Лондона он не может подписать конвенцию без того, чтобы эту конвенцию не видело его правительство.

Маршал Ворошилов под общий смех замечает, что привезти бумаги из Лондона в Москву легче, чем ехать в Лондон такой большой компании».

Этот инцидент сразу же показал Советскому правительству, что его партнеры по переговорам не стремятся к заключению военной конвенции, которая действенным образом сдержала бы агрессора. Тем не менее работа совещания продолжалась.

После первого заседания, так же как и впоследствии, Ворошилов докладывал Сталину о результатах переговоров. Выслушав неутешительные вести, Сталин все же решил не прерывать переговоров и заставить англо-французских представителей ясно определить свою позицию: хотят ли они заключить тройственный союз или нет? 13–17 августа состоялись еще семь заседаний.

Делегации Англии и Франции, следуя полученным инструкциям, старались вести отвлеченные дискуссии и отнюдь не собирались переходить к конкретным решениям, которые в той обстановке только и могли способствовать отпору агрессорам. Дракс провозглашал прописные истины вроде того, что надо «отрезать неприятелю все пути сообщения» или «найти и разбить флот противника», и т. п. Западные миссии даже не согласовали, хотя бы предварительно, план совместных операций против агрессора. В то же время начальник Генерального штаба РККА СССР Б. М. Шапошников на одном из заседаний огласил совершенно конкретный план, гарантировавший пресечение агрессии. По плану предусматривалось три варианта действий: 1) Когда блок агрессоров нападет на Англию и Францию; 2) Когда агрессия будет направлена на Польшу и Румынию и 3) Когда Германия, используя территорию Финляндии, Эстонии и Латвии, нападет на СССР. Ворошилов и его коллеги, откровенно информировав партнеров по переговорам о Советских Вооруженных Силах, заверили их, что в случае подписания военной конвенции Советский Союз готов выставить против агрессора на своих западных границах 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжелых орудий, 9—10 тысяч танков и от 5 до 5,5 тысячи самолетов.

Как сами эти впечатляющие цифры, так и деловая форма, в которой они были сообщены, не оставляли сомнений: СССР действительно стремится к соглашению с Англией п Фрапцией. В донесениях своим правительствам западные представители подчеркивали это обстоятельство. Данные англичан и французов о своих вооруженных силах, которые опи сочли необходимым сообщить на переговорах, были гораздо более расплывчатыми. Все же создавалось впечатление: совместные вооруженные силы трех держав настолько внушительны, что никакой агрессор не рискнет начать войну, если СССР, Англия и Франция выступят против него единым фронтом. Но именно этого и не желали в тот момент правительства Англии и Франции. Совершенно очевидно стало это, когда Ворошилов перешел к кардинальному вопросу переговоров.

В конце третьего заседания, вечером 13 августа, он спросил партнеров по переговорам: «Как данные миссии или генеральные штабы Франции и Англии представляют себе участие Советского Союза в войне против агрессора, если он нападет на Францию и Англию или если агрессор нападет на Польшу или Румынию, или на Польшу и Румынию вместе, а также если агрессор нападет на Турцию? Одним словом, как себе представляют английская и французская миссии наши совместные действия против агрессора или блока агрессоров в случае их выступления против нас?»

Постановка этого вопроса отнюдь не была чем-то новым и неожиданным для западных дипломатов. СССР не имел границы с Германией, и его войска могли вступить в боевые действия с вермахтом, только пройдя по территории Польши или Румынии. Вопрос о такой возможности уже затрагивался во время предыдущих дипломатических переговоров. Но ясного ответа Ворошилов не получил, как ранее и другие советские дипломаты.

Когда на следующий день, 14 августа, он повторил вопрос, генерал Думенк не мог сказать ничего удовлетворительного:

«Генерал Думенк.…Генерал Гамелен думает, а я, как его подчиненный, думаю так же, что наша первая задача — каждому крепко держаться на своем фронте и группировать свои силы на этом фронте. Что касается упомянутых ранее стран, то мы считаем, что их дело — защищать свою территорию… Но мы им окажем помощь, когда они потребуют ее.

Маршал Ворошилов. А если они не потребуют помощи?

Генерал Думенк. Нам известно, что они нуждаются в этой помощи.

Маршал Ворошилов.…если же они своевременно не попросят этой помощи, это будет значить, что они подняли руки кверху, что они сдаются.

Генерал Думенк. Это было бы крайне неприятно.

Маршал Ворошилов. Что тогда предпримет французская армия?

Генерал Думенк. Франция тогда будет держать на своем фронте силы, которые она сочтет необходимыми…»

В ходе дальнейших переговоров выяснилось, что западные делегации не могут ответить на вопрос: будут ли пропущены советские войска через территорию Польши и Румынии? В конце заседания Ворошилов прочел заявление, в котором говорилось: «Советская военная миссия считает, что без положительного разрешения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, по ее мнению, заранее обречено на неуспех. Поэтому военная миссия Советского Союза не может по совести рекомендовать своему правительству принять участие в предприятии, явно обреченном на провал».

Английская и французская делегации запросили свои правительства, но скорого и вразумительного ответа не получили, да и не могли получить, поскольку правительства этих стран не желали искреннего соглашения с СССР, а переговоры вели лишь с целью оказать давление на Германию, запугать ее возможным соглашением с СССР. Попытки правительств Англии и Франции договориться с Польшей о пропуске советских войск были очень вялыми, а потому и тщетными. 19 августа военный атташе Франции в Польше сообщал в военное министерство после беседы с польскими лидерами: «Завещанная Пилсудским догма, основанная на соображениях исторического и географического порядка, запрещает даже рассматривать вопрос о вступлении иностранных войск на польскую территорию». Меньше чем через две недели на территорию Польши все же вступят иностранные войска — это будут солдаты вермахта! И лишь спустя пять лет в Польшу, многострадальную, истерзанную, потерявшую 6 миллионов своих граждан, придут освободители — и это будут героические советские солдаты! Так политическая слепота польских лидеров-националистов обратилась трагедией для польского народа. В августе же 1939 года французский атташе, следуя безрассудной линии польских правителей, советовал прибегнуть к прямому обману советского руководства: «По согласованию с Беком было признано, что наша делегация в Москве может маневрировать так, как если бы перед поляками не ставилось никакого вопроса».

Однако, когда 22 августа генерал Думенк попытался осуществить этот «маневр», это тут же было разгадано. В длительной беседе Ворошилов изложил позицию советской стороны и, в частности, сказал: «Прошло одиннадцать дней, и вся наша работа за это время сводилась к топтанию на месте. Поэтому я лишен возможности согласиться на участие в дальнейшей работе совещания до тех пор, пока не будут получены все официальные ответы. Я не сомневаюсь, что генерал получил положительный ответ от своего правительства. Но позиция Польши, Румынии, Англии неизвестна. Поэтому наша дальнейшая работа может свестись к одним разговорам, которые в политике могут принести только вред. Я убежден, что поляки сами захотели бы участвовать в наших переговорах, если бы они дали согласие на пропуск советских войск. Поляки непременно потребовали бы своего участия, их генеральный штаб не пожелал бы остаться в стороне от вопросов, которые обсуждаются и которые так близко их касаются…»

Маршал был прав: даже и в этот момент, за десять дней до начала мировой войны, правительства Англии и Франции готовы были пойти всего лишь на разговоры. Советское же правительство не могло довольствоваться ими: на востоке, в пределах союзной Монгольской Народной Республики, на реке Халхин-Гол, уже третий месяц шла необъявленная война. В ожесточенных боевых действиях участвовали десятки тысяч бойцов, многие сотни самолетов и танков. Каждый раз, возвращаясь с переговоров, нарком обороны с тревогой прочитывал донесения, подписанные комкором Жуковым. Через два года эта фамилия станет известной всему миру, чтобы затем занять в истории нашей Родины место в том же ряду, что и фамилии Суворова и Кутузова. Но то была первая операция, которой привелось руководить Жукову. Начатая 20 августа, она завершилась к 31 августа блестящей победой — окружением и уничтожением японской группировки. Однако 21–22 августа исход операции был еще неясен.

Реальная перспектива войны на два фронта в условиях международной изоляции встала перед правительством СССР. Убедившись в нежелании правительств Франции и Англии достигнуть соглашения, Советское правительство принимает смелое, единственно правильное в той обстановке решение, меняющее международную обстановку: подписывает с Германией договор о ненападении. Он расстроил расчеты империалистов и позволил зыиграть время для укрепления обороны страны.

И тогда, и ныне буржуазные журналисты, дипломаты, историки приходят в ярость при упоминании о советско-Германском пакте августа 1939 года. Это, кстати, служит еще одним доказательством того, насколько пакт противоречил интересам «западных демократий», насколько он в корне разрушал их расчеты на немедленное столкновение Германии и СССР. Искреннее стремление договориться с Англией и Францией со стороны Советского правительства не подлежит сомнению. 25 августа, когда Драке и Думенк нанесли Ворошилову прощальный визит, маршал сказал им:

— К сожалению, нам на этот раз не удалось договориться. Но будем надеяться, что в другое время наша работа будет носить более успешный характер…

1 сентября 1939 года началась мировая война. Первой ее жертвой стала Польша, правители которой, руководствовавшиеся узкими классово-националистическими интересами, столь безумно отказались от сотрудничества с восточным соседом — СССР. Союзники же Польши реальной помощи ей не оказали. Более того, после разгрома Польши на западном фронте стало твориться нечто невиданное: армия Германии и войска Франции и Англии на многие месяцы застыли в неподвижности друг против друга. Боевых действий на суше практически не велось, и журналисты вскоре стали придумывать для этой войны особые названия — «странной», «смешной». Но она была ни той, ни другой: просто правительства Англии и Франции не желали воевать с фашистской Германией и все еще надеялись, что им вскоре удастся повернуть вермахт против СССР.

Советское правительство, разумеется, понимало, что не следует полагаться на верность фашистского диктатора своим дипломатическим обязательствам, и стремилось до предела использовать выигранную почти двухлетнюю отсрочку. Непосредственно перед Великой Отечественной войной, в 1939–1941 годах, оборона нашей страны существенно усилилась.

1 сентября 1939 года был принят закон о всеобщей воинской повинности, обеспечивавший армии и флоту большой контингент призывников, закреплявший кадровый принцип строительства Вооруженных Сил.

Основой их оставались сухопутные войска. В их составе к началу войны насчитывалось 303 стрелковые, танковые, моторизованные и кавалерийские дивизии (81 дивизия, правда, находилась в стадии формирования).

Советская пехота в предвоенные годы получала новые образцы автоматического стрелкового оружия. В 1940 году была создана самозарядная винтовка Ф. В. Токарева, на год раньше — станковый пулемет системы В. А. Дегтярева. Ему же принадлежал пистолет-пулемет (ППД). Непосредственно перед войной в войска стал поступать пистолет-пулемет Г. С. Шпагина (ППШ), отличавшийся высокими боевыми качествами, простым устройством и безотказностью в бою. Всего с 1939 года и по начало войны оборонная промышленность дала армии более 105 тысяч ручных, станковых и крупнокалиберных пулеметов, около 100 тысяч автоматов. Пулеметами Красная Армия была оснащена гораздо обильнее, чем немецкие войска, но общая насыщенность автоматическим оружием за счет недостатка пистолетов-пулеметов (автоматов) была меньшей, и это непосредственно сказывалось на ходе военных действий в первый период войны.

Опыт боевых действий начала второй мировой войны привел к изменению взглядов на роль кавалерии и вызвал дальнейшее сокращение ее численности в РККА. Если в 1938 году в нашей армии было 32 кавалерийские дивизии, то в 1941 году осталось только 13 (четыре из них были горнокавалерийскими). К тому же каждая кавдивизия имела теперь танковый полк.

По-прежнему нарком обороны не жалел сил для развития артиллерийского вооружения, и оно совершенствовалось из года в год. Без преувеличения надо сказать: основное артиллерийское вооружение РККА было лучшим в мире. Советская полковая 76-миллиметровая пушка была гораздо лучше 75-миллиметрового пехотного орудия немцев. 150-миллиметровое тяжелое орудие немцев устуаало соответствующим советским системам. Наша дивизионная и корпусная артиллерия, наши горные орудия были совершеннее немецких систем.

К началу войны Красная Армия располагала прекрасными 82-миллиметровыми и 120-миллиметровыми минометами. Создание этого оружия шло негладко, и все же на 1 июня 1941 года в войсках насчитывалось 14200 82-миллиметровых батальонных минометов и 3800 120-миллиметровых полковых. Уместно будет напомнить, что фашистская армия располагала лишь 81-миллиметровым минометом, и только в 1943 году немецкие конструкторы ввели на вооружение пехоты 120-миллиметровый миномет. По конструкции он отличался от советского небольшими изменениями в опорной плите.

В предвоенные годы были разработаны и изготовлены опытные образцы реактивных минометных установок, знаменитых, наводивших ужас на врагов «катюш». Всего же в Красной Армии на 22 июня 1941 года имелось 67 335 орудий и минометов (кроме того, имелось 24158 50-миллиметровых минометов). Это была огромная сила.

Реализуя постановление правительства от 1938 года, советские танкостроители спроектировали и уже во второй половине 1939 года построили первые опытные образцы новейших, оригинальных конструкций машин. Коллектив под руководством M. И. Кошкина, А. А. Морозова и Н. А. Кучеренко создал лучший в ту пору и на многие последующие годы танк Т-34. Нарком обороны следил за работой над ним, помогал конструкторам и, конечно, с волнением ждал испытаний.

На танкодром он приехал вместе с Н. А. Вознесенским, A. А. Ждановым и А. И. Микояном. Начались испытания, и стоявший рядом с маршалом ученый-металлург B. С. Емельянов почувствовал, что Ворошилов тревожится, нервничает. Он крепко, до боли сжал плечо Емельянову, когда Т-34 пошел к холму с очень крутым склоном. Не отводя глаз от стального чудища, нарком приговаривал:

— С ума он сошел, ведь переверпет машину! Не может танк взлезть на такую кручу!

Но оказалось, что может, и Ворошилов первым зааплодировал искусству танкостроителей и водителя.

— Здорово! — кричал он. — Здорово! Атаковать противника по такому откосу! Ай да молодцы!

Подошел начальник Автоброневого управления Д. Г. Павлов.

— Товарищ народный комиссар! Разрешите повалить лес?

— Знаю я тебя, — засмеялся маршал, — разреши, и ты действительно весь лес валять начнешь! Только одно дерево!

Павлов передал приказ водителю, Т-34 направился к высокой сосне, свалил ее, а затем с деревом, повисшим на броне, спустился к реке и форсировал поток…

Очень удачной вышла и машина, изготовленная коллективом под руководством Ж. Я. Котина. Она получила название KB — «Клим Ворошилов». Это был тяжелый танк принципиально нового типа. До того все иностранные и советские тяжелые танки были многобашенными: они имели 2, 3, даже 5 башен. Команда, обслуживавшая такие танки, насчитывала 10–12 человек, вес их достигал 45–55 тонн, а броня в большинстве случаев не превышала 30 миллиметров. KB был первым однобашенным тяжелым танком. Экипаж его — всего 5 человек, броня — 75 миллиметров, при общем весе в 46 тонн. Ни одна из противотанковых пушек того времени, даже с близкого расстояния, не могла пробить такую броню. KB имел 76-миллпметровую пушку с высокой начальной скоростью снарядов и (так же как и Т-34) дизельный двигатель — новшество, которое дало советским танкам немалое преимущество перед немецкими. Конструкторы танков в Германии до конца войны не смогли освоить дизельный двигатель, хотя и пытались это сделать.

Таким образом, KB и особенно Т-34 были вершинами танкостроения того времени. Именно такими танками и намеревалось руководство Красной Армии перевооружить бронетанковые войска в 1941–1942 годах. К началу войны они находились в стадии реорганизации. Формировалось большое количество механизированных корпусов (в 1940 году было создано 9, в феврале — марте 1941 года началась организация еще 20 механизированных корпусов). Для их полного укомплектования требовалось 15 тысяч Т-34 и KB, однако до 22 июня 1941 года заводы успели выпустить лишь 636 KB и 1225 Т-34. Этого, конечно, было мало, новые танки поступали в войска поздно, не были должным образом освоены. Большинство механизированных корпусов к началу войны либо располагали устаревшими танками, изношенными, с ограниченным моторесурсом, либо остались вообще неукомплектованными.

Перевооружались и ВВС страны. Опыт войны в Испании показал, что новейшие немецкие самолеты превосходили наши боевые машины, созданные еще во второй пятилетке, и советским авиаконструкторам следовало наверстать это отставание. В 1939–1940 годах под руководством С. В. Ильюшина, С. А. Лавочкина, А. И. Микояна, В. М. Петлякова и А. С. Яковлева были созданы новые истребители — Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, штурмовик Ил-2, пикирующий бомбардировщик Пе-2 и другие. В 1940 году был произведен 8331 боевой самолет, но подавляющее большинство составляли машины устаревших конструкций. В первой половине 1941 года промышленность выпустила 2650 новых самолетов, но это количество не могло радикально изменить неблагоприятное соотношение в случае столкновения с авиацией Германии.

Не стояла на месте и советская военная наука. В определении основных направлений оборонного строительства, в подготовке к отражению агрессоров советская военно-теоретическая мысль исходила из вероятности столкновения с гитлеровской Германией и ее союзниками. Руководствуясь этим, командование Красной Армии соответствующим образом вело боевую и политическую подготовку войск.

Надо сказать, что и в вооружении войск, и в их подготовке, и в военно-теоретических установках того времени были ошибки, недостатки, недочеты. Такое большое дело не могло во всем идти гладко. Необходимо напомнить также, что, как сказано в «Истории второй мировой войны», «в 1937–1938 годах вследствие необоснованных обвинений из армии было уволено значительное количество командиров и политработников».

Многие из этих недостатков, недочетов, промахов в вооружении, подготовке войск, в тактических установках стали очевидными во время советско-финской войны 1939–1940 годов.

Провокации финской военщины на границе с СССР продолжались уже более 20 лет, с 1918 года, но осенью 1939 года они стали особенно нетерпимыми. Государственная граница проходила тогда всего лишь в 30 километрах от Ленинграда, крупнейшего промышленно-оборонного центра нашей страны. Неоднократно Советское правительство предлагало правительству Финляндии передвинуть границу еще на несколько десятков километров от Ленинграда и взамен предоставляло значительно большую территорию к северу от Ладожского озера. После этого предполагалось заключить пакт о ненападении и взаимопомощи. Но правительство Финляндии отклонило эти миролюбивые предложения, и провокации на границе продолжались.

Военные действия на Карельском перешейке начались 30 ноября 1939 года и оказались гораздо более сложными и затяжными, чем это предполагало командование Ленинградского военного округа, которому было поручено осуществить операцию. Финская армия, опираясь на новейшую, мощную линию обороны — линию Маннергейма, — ожесточенно сопротивлялась. Задача советских войск была очень и очень нелегкой, так как боевые действия развернулись в лесисто-болотистой местности, затруднявшей а иногда и исключавшей применение техники, особенно танков, и в условиях невиданно суровой зимы. Только после прорыва линии Маннергейма и взятия Выборга в начале марта 1940 года начались мирные переговоры.

Итоги зимней кампании в апреле 1940 года обсуждались на расширенном заседании Главного военного совета. Были выработаны принципиальные решения, направленные на усиление обороноспособности и боеготовности Красной Армии. Особенно подчеркивалась необходимость готовить войска к боевым действиям в сложных условиях, увеличить число учений и маневров. ЦК ВКП(б) и СНК сочли необходимым провести перемещения в руководящем составе Наркомата обороны. 7 мая 1940 года К. Е. Ворошилова назначают заместителем Председателя Совета Народных Комиссаров и председателем Комитета Обороны при СНК — специального органа, ведавшего вопросами обороны страны. Наркомом обороны стал соратник Ворошилова в годы гражданской войны С. К. Тимошенко. Реорганизационные мероприятия продолжались фактически до начала Великой Отечественной войны. А она была уже близко.

Предвидя это, Советское правительство усиливало армию и флот. Численность Советских Вооруженных Сил к 1 января 1941 года возросла до 4207 тысяч человек. В мирное время это была огромная армия и немалое бремя для экономики страны, И все же наша страна, испытывавшая недостаток рабочей силы и средств на стройках социализма, продолжала наращивать армию — к тому вынуждала обстановка. Генеральный штаб РККА разработал план обороны государственной границы, в феврале 1941 года утверждается план мобилизации Вооруженных Сил и осуществляется ряд мобилизационных мероприятий. В начале июня проводится учебный сбор, и в войска дополнительно вызываются 755 тысяч приписного состава. В мае — июне ряд дивизий и корпусов передислоцируется ближе к границе, из внутренних округов на запад начинается выдвижение войск…

Надвигалась гроза сорок первого года.

Когда заходит речь о трагических событиях лета и осени этого года, нередко возникает вопрос о причинах наших неудач. В «Истории Коммунистической партии Советского Союза» сказано: «Гитлеровская Германия использовала в борьбе против Советского Союза временные преимущества: милитаризацию своей экономики и всей жизни страны, длительную подготовку к захватнической войне и опыт военных действий на Западе, превосходство в современном вооружении и численности войск, заблаговременно сосредоточенных в пограничных районах. В распоряжении гитлеровской Германии… оказались военно-экономические ресурсы почти всей Западной Европы. Поработив Францию, почти полностью прекратив воздушные налеты на Англию и, не ведя, таким образом, по существу, военных действий на Западе, она смогла бросить против СССР все свои сухопутные и воздушные силы.

Сыграли свою роль и допущенные просчеты в оценке возможного времени нападения на нас гитлеровской Германии и упущения в подготовке к отражению первых ударов»[40].

Германские милитаристы всегда умели наладить военную машину. Достаточно вспомнить первую мировую войну, когда они умудрились четыре с лишним года вести войну с противником, существенно превосходившим армию Германии и в людских и в материальных ресурсах. А тут, в июне 1941 года, военная мощь фашистского блока, на который работала промышленность почти всей капиталистической Европы, обрушилась на Красную Армию.

Первый удар врага был страшен. 190 дивизий, полностью укомплектованных личным составом, вооружением и транспортом, располагали 5,5 миллиона человек, 3712 танками, 4950 боевыми самолетами, 47 260 орудиями и минометами. Этой невиданной дотоле в истории военной махине в западных приграничных округах противостояли не полностью укомплектованные и оснащенные 170 советских дивизий и 2 бригады (всего 2,9 миллиона человек), рассредоточенные по фронту и в глубину. Войска располагали значительным количеством устаревших самолетов с ограниченным летным ресурсом и всего 1540 самолетами новых типов, большим количеством легких танков старых конструкций и всего 1800 тяжелых и средних тапков (в том числе 1475 новых типов). Орудий и минометов было 34 695. Таким образом, соотношение сил с самого начала было далеко не в пользу советских войск: по личному составу вражеские дивизии превосходили наши войска в 1,8 раза, по средним и тяжелым танкам — в 1,5 раза, по боевым самолетам новых типов — в 3,2 раза, по орудиям и минометам — в 1,25 раза. На направлениях главных ударов противник обладал еще большим, временами подавляющим превосходством в силах и средствах. Инициатива была на стороне фашистов, они первыми наносили удар, а в современной войне тот, кто наносит удар первым, располагает если не решаюшим, то, во всяком случае, весьма существенным преимуществом. На этот счет маршал Жуков писал: «Внезаппый переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б. М. Шапошников, К. А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов».

На всех направлениях с первых же часов развернулись ожесточенные сражения. Хорошо известен героизм защитников Брестской крепости. Но столь же упорно сражались советские войска под Лиепаей, на Рава-Русском направлении, в районе Перемышля… Накал боев был исключительно высок. Сражения в Минском укрепленном районе, под Могилевом и Витебском, под Луцком, Ровно и Дубно, жестокая борьба за Даугавпилс, контрудары на Лепельском направлепии, упорные бои за Житомир и Бердичев — вот только небольшая часть ратных дел защитников пашего Отечества в первые недели войны. В невероятно сложной обстановке, ценою своей жизни стремились они задержать врага.

Для руководства военными действиями 23 июня была создана Ставка Главного Командования Вооруженных Сил СССР во главе с наркомом обороны С. К. Тимошенко. Ворошилов был включен в ее состав, и с этого дпя для него вновь наступила боевая страда.

Положение на фронте между тем обострялось. Используя свои преимущества, немецко-фашистские войска рвались в глубь страны. Особо опасной была ситуация на Западном направлении — на прямом пути в Москву. Командующий Западным фронтом генерал армии Д. Г. Павлов оказался не на высоте, потерял управление войсками, и находившиеся в его распоряжении достаточно крупные силы не были использованы должным образом. Это грозило тяжелыми последствиями. Для помощи командованию Западного фронта были направлены маршалы Б. М. Шапошников и Г. И. Кулик. 27 июня туда же выехал Ворошилов.

Страшными были фронтовые дороги в те страшные дни июня сорок первого. Машина Ворошилова то и дело обгоняла колонны войск, спешившие на фронт. Навстречу им нескончаемой вереницей тянулись беженцы — испуганные, нередко полуодетые женщины, дети, старики. А над дорогами, вдоль них, особенно у мостов, над железнодорожными станциями кружили, пикировали, шли бреющим полетом самолеты врага: фагаиотс#ая авиация сумела в первые дни достичь господства в воздухе.

В Могилеве Ворошилову стало ясно: положение еще хуже, чем это представлялось издалека. Потеряв управление, командование Западного фронта не знало целиком обстановки и, следовательно, не могло реально воздействовать на ход событий. Вот выдержка из разговора начальника Генерального штаба Жукова и начальника штаба Западного фронта генерала В. Б. Климовских в два часа ночи 28 июня: «У аппарата Жуков. Доложите, что известно о 3-й, 10-й и 4-й армиях, в чьих руках Минск, где противник?

Климовских. Минск по-прежнему наш. Получено сообщение: в районе Минска и Смолевичи высажен десант. Усилиями 44-го стрелкового корпуса в районе Мипска десант ликвидируется.

Авиация противника почти весь день бомбила дорогу Борисов — Орша. Есть повреждения на станциях и перегонах. С 3-й армией по радио связь установить не удалось…

Жуков. Где Кулик, Болдин, Коробков? Где мехкорпуса, кавкорпус?

Климовских. От Кулика и Болдина сообщений нот. Связались с Коробковым, он на КП восточнее Бобруйска.

Соединение Хацкилевича подтягивалось к Барановичам, Ахлюстина — к Столбцам…

Жуков. Знаете ли вы о том, что 21-й стрелковый корпус вышел в район Молодечно — Вплейка в хорошем состоянии?

Климовских. О 21-м стрелковом корпусе имели сведения, что он наметил отход в направлении Молодечно, но эти сведения подтверждены не были.

Жуков. Где тяжелая артиллерия?

Климовских. Большая часть тяжелой артиллерии в наших руках. Не имеем данных по 375-му ran и 120-му гап.

Жуков. Где конница, 13-й, 14-й и 17-й мехкорпуса?

Климовских. 13-й мехкорпус в Столбцах. В 14-м мехкорпусе осталось несколько танков, присоединились к 17-му, находящемуся в Бараповичах. Данных о местонахождении конницы нет…».

К вечеру 28 июня наши войска оставили Минск. Еще за день до этого Ставка Главного Командования решила, используя соединения 13, 19, 20, 21 и 22-й армий, немедленно создать на рубеже среднего течения Западной Двины и Днепра новую линию обороны. Это решение было принято не в последнюю очередь благодаря советам Шапошникова и Ворошилова. Разобравшись на месте в обстановке, они пришли к выводу: на рубеже Березины долго удержать противника не удастся, так как инициатива на его стороне, и можно лишь выиграть какое-то время. В телеграмме на имя Главнокомандующего они после характеристики боевых действий сообщали: «По нашему мнению, основным рубежом обороны может быть только рубеж Днепра, и то при условии, если самым форсированным порядком будут брошены свежие дивизии и мехчасти на этот рубеж. Между тем по докладу начштарма 16, бывшего сегодня в Орше и вернувшегося в Могилев, туда прибыло несколько эшелонов с второстепенными частями его армии».

В разговоре со Сталиным по ВЧ Ворошилов еще раз подчеркнул: противник, безусловно, продолжит наступление к Днепру на флангах фронта. Маршал вновь повторил: огромное значение имеет своевременный выход резервов на Днепр и Западную Двину. Обобщая уже имевшийся опыт боевых действий, Ворошилов говорил, что войскам на этих рубежах немедленно придется столкнуться с танками и авиацией противника, а потому необходимо строить глубоко эшелонированную противотанковую оборону, заставить войска по возможности глубже зарыться в землю. «Без этого, — говорил он, — как показывает практика, немецкие танки при поддержке массированных ударов с воздуха сравнительно легко прорывают нашу оборону». Сталин обещал принять эти замечания к сведению.

Надо понять чувства маршала Ворошилова в тот момент: ведь отступала, оставляя врагу города и села, та самая Красная Армия, в которой уже почти четверть века заключался смысл его жизни, гибли родные и близкие бойцы и командиры, доверявшие ему и любившие его! Что же произошло, что могло быть упущено, недоделано им самим или другими военачальниками? Ныне, располагая цифрами и фактами, мы можем сопоставлять и размышлять. Но у военачальников Красной Армии тогда не было времени на анализ и критику, тяжелому настроению они не поддавались, а стремились собрать в кулак, организовать, направить все силы, чтобы остановить врага, стремились выполнить свой солдатский долг.

Ворошилов в эти дни работает почти без сна. Он организует управление войсками, сам восстанавливает воинский порядок и дисциплину. Одновременно он помогает местным партийным и советским руководителям наметить и осуществить меры по организации днепровской оборонительной линии.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.