Михаил Таратухин ЛИЕНЦ
Михаил Таратухин
ЛИЕНЦ
Меж гор высоких узкая долина,
В той долине узкой быстрая река.
И волной гремучей с бешеною силой,
Будто вырываясь, бьет о берега.
От времен глубоких грустная картина.
О долине этой разнеслась молва —
По преданьям дедов память сохранилась
И долиной Смерти названа она.
Были в ней французы, были итальянцы,
Проходили русские в прошлые года.
И долина эта — записано в святцы —
Двести тысяч жизней в недра приняла
И с тех пор свирепо, ревом заглушая,
Ищет новой жертвы быстрая река.
Горные вершины, тайну сохраняя,
По своим ущельям эхо разнося.
Посмотри на запад — горная преграда,
И долине будто подошел конец;
Смертная долина, пути разветвляя,
Населила скромный городок Лиенц.
Суждено историей повторить трагедию
И горам высоким эхо сохранить,
И волной кипучею с силою свирепою,
За своим теченьем трупы укатить.
* * *
Что это там движется длинными колоннами,
Черной вереницею опускаясь с гор.
Вот подходят ближе, впереди их конные
И колонны длинные со множеством знамен.
Бурки на них черные, башлыки различные
И на шапках видны алые верхи.
Вот едут е лампасами, шпоры серебристые,
С-под фуражек вьются русые чубы.
Лица их веселые, видно, духом сильные,
Против солнца блещут острые клинки;
Песни льются звучные, эхо заунывное —
Это из Италии едут казаки.
А за ними женщины, старики, старухи,
Многие младенцев держат на руках;
Все они — изгнанники родины разрушенной,
Были они в ссылках, были в Соловках.
Не за преступления, ими не творимые,
И не за разгулы на родной земле,
А за их же счастье, ими сотворенное,
Их возненавидели в Московском Кремле.
Посредине, сгорбившись, голову повесив,
Дряхлый, седоусый, потускневший взор,
Потерявший силу и в лице невесел
Ехал на машине генерал Краснов.
Почему все веселы, генерал не весел,
Или он несчастье впереди видал?
Он объединениям всем противоречил[72],
А с разгромом немцев силу потерял.
* * *
Помнят они зимы — лютые, холодные,
Как из дома выгнали в тридцатом году
И на север вывезли семьи их голодные,
Бросив произвольно в снежную пургу.
Многие погибли, не вытерпев холод,
Много умирало там и от цинги,
Многих в могилу загнал лютый голод,
Мало их, случайно жизни сберегли.
А друзья, родные — дома оставались,
И с больной душою вспоминали их,
И проклятой властью тоже презирались
За богатых в прошлом, за своих родных.
Всем оставшим дома жизни не давали,
Много переслушать им пришлось угроз,
И террор жестокий всех пойти заставил
На вечное рабство в проклятый колхоз.
Много лет в неволе гнули спину люди,
Вдруг по всей России прокатился гром,
Из Кремля кричали: «Братья, сестры, други,
Выходите строем на борьбу с врагом…
Наш покой нарушен с запада ордою,
Немец наступает нас поработить,
Палку и концлагерь он несет с собою,
Мы несчастны будем, как он победит…»
Но совсем другая мысль у всех мелькнула:
«Врете вы, злодеи, вам пришел конец».
А на самом деле мысль их обманула,
К ним пришел не лучше Сталина делец.
Пол-России сдалось, в Кремле суматоха:
«Одевай погоны, открывай церква,
Подымай Суворова и смотрите в оба,
Чтобы нам удалось обмануть раба.
Раб Россию любит и своих героев,
Любит и свободу, ровно мать — дитя,
Но от нас видали они много горя,
Обмануть их надо, на борьбу ведя.
А всем тем, кто сдался, — никакой пощады,
Пусть приют он ищет у своего врага.
А кто нам поможет, не жалей награды…» —
Это кровопийцы Сталина слова.
И народ поверил церкви и погонам,
Думал, вместе с этим волю им дадут,
И сомкнутым строем грозные колонны
На врага, на запад, как в прошлом, идут.
Дрогнул враг, увидев силу пред собою,
Он понял, не сдержит натиска волны.
А сдаваться стыдно, с славою худою
Выйти побежденным с начатой войны.
И под грозным натиском русского народа
Немец постепенно к дому отходил,
И над кем нависла Сталина угроза,
Он к себе на запад этих уводил.
Нас всех призывали на борьбу с коммуной
Создавались быстро грозные полки,
Но лукавый немец, со своею думой,
Решил чужеземной помощи найти.
Подобрав немного себе генералов,
Чтобы меж собою людей разделить,
И в единый лагерь Власову герою
Казаков и прочих чтоб не допустить.
Казаки полками пошли на Балканы,
А казачьи семьи нашли уголок
В Северной Италии, в селах под горами,
Откуда собирались двинуть на восток.
* * *
Проходило время, немца разгромили,
И тогда казачьи двинулись полки
На далекий Запад, где они решили
В помощь Комитету Русскому войти.
Но не тут-то было — их за перевалом,
В городке Кечахе кто-то повстречал —
В черненьком берете, и с большою славой
Он свои услуги в помощь предлагал.
Это англичанин — Сталина союзник,
Но они недавно были с ним враги,
И вперед не видно между ними дружбы,
Но в борьбе друг другу они помогли.
Тут была загадка — что может случиться?
На борьбу с коммуной помощь им нужна.
Англичанин тоже коммуны боится —
Уже началась между них вражда.
«Мы сейчас в дороге, время не имеем,
А переговорам нашим не конец.
И единой мысли мы достичь сумеем,
Вы езжайте дальше в городок Лиенц.
Там договоримся о борьбе с коммуной,
Новое оружие вам взамен дадим.
И врага нарола единою силою
Также, как фашистов, скоро разгромим…»
Не привыкли люди верить англичанам,
Казаки решили все же испытать,
И долину Смерти своим грозным
Станом Над рекою Дравой стали занимать.
Дали англичане каждому палатку,
Хорошо продуктами начали снабжать,
А через полмесяца предложили в Ставку,
Будто для обмена, оружие сдать.
«Ваше устарело, мы дадим другое,
Вместо вашей шашки — легкий автомат,
И подводы ваши окуем мы бронью,
Чтобы сохранить в них старенькую мать.
Все дадим, что нужно: танки, пулеметы,
А когда мы двинем с вами на Восток,
Вас в бою поддержат наши самолеты,
А сейчас спешите сдать оружье в срок.
Не с охотой, правда, оружие сдали,
Хорошо не знали, как дело велось,
А потом поняли, много проморгали,
Получить другого взамен не пришлось.
После офицеров вскоре пригласили
В английскую «ставку», чтобы обсудить
Совместные планы о борьбе с врагами,
Как ловчей и легче им врага разбить.
Быстро офицеры сели на машины,
Думали, что верно, в ставку повезут.
А в пути другое всем им объявили —
Что их коммунистам в руки отдадут.
Мотоциклы, танки их сопровождали,
Уже невозможно было убежать.
Казаки Доманова тогда осуждали,
Что не мог он правду вперед увидать.
Казакам и семьям тоже объявили —
Собираться ехать в Советский Союз;
Но они на это протест объявили —
Заявили: «Лучше нас стреляйте тут».
Смертная долина сумраком покрылась,
На подводах взвились черные флаги,
И предсмертным чувством в каждом сердце билось —
Вместо дружбы жданной взяли их враги.
К англичанам злобы они не имели,
Не было причины с ними счет сводить,
Но сдаваться деспоту они не хотели
И теперь не в силах его победить.
Рано на рассвете первого июня
Казаки и семьи, видя свой конец,
Изо всей долины подняли хоругви
И пошли молиться в городок Лиенц.
Всякие надежды на борьбу пропали
Не дают спокойно на чужбине жить.
И в такой период духом все упали,
Осталось у Бога помощи просить.
Нет! Не слышны были Господу молитвы.
Поднялося солнце, был девятый час.
Англичане в городе готовились к битве —
Отправлять насильно им был дан приказ.
Подошли машины, подошли солдаты,
С острыми штыками, держа наперед.
Вся толпа молящихся была сильно сжата,
Ну а к машинам никто не идет.
Солдаты взмахнули на толпу штыками,
С палками другие в помощь подошли,
На людей безвинных зверские удары
Сыпались, и жертвы в машины несли.
Стоптаны иконы, выбиты хоругви,
Душу раздирающий раздавался крик.
В страхе под ударами металися люди,
И предсмертный ужас сковал лица их.
«Где же ваша правда, — из толпы кричали, —
За какую бились долгие года,
Где же та свобода, что всем обещали,
Или вы продались сталинским катам?
Верьте! Не возьмете, продажные шкуры,
К зверю кровожадному в пасть мы не пойдем!
Презирать вас будут невинные трупы,
Как один, в долине этой мы умрем!»
«Ура!!! На смерть, за правду», — раздались крики,
И на цепь к солдатам бросилась толпа.
Цепь солдат сломили, но увы… преграда —
Впереди бурлила быстрая река.
Выстрелы догнали, кто по-над рекою
Из толпы пытался к лесу убежать,
А бежавших первыми массовой толпою
С берега столкнули Драву переплывать.
Женщины и дети с берега бросались,
Думали, поможет им уйти река.
Но волной свирепой они разбивались
О скалистый берег и ушли до дна.
Вот спешит на берег гордая казачка,
Грудного малютку держит на руках.
К груди дорогого младенца прижала
И, не дрогнув, скрылась в кипучих волнах.
Она не преступница была перед властью —
Казака Решитько верная жена,
А в протест всеобщему русскому несчастью
Жизнь свою с младенцем она отдала.
А река, свирепым ревом заглушая,
Ровно зверь, добычу свою растерзав,
Меж волн бессчетно трупы принимая,
Несет эти жертвы поспешно в Дунай.
Но недолго масса у реки толпилась,
Английские танки на помощь пришли,
На прежнее место, где она молилась,
Скрежетом железа народ отвели.
Не было предела ужасу страданий!
Это проходило, будто страшный сон.
Учинил расправу в городке Лиенце
Британский бригадный генерал Мессон.
Был ли он подкуплен Сталинской разведкой?
Или он приказы власти выполнял?
О такой расправе, в истории редкой,
До сего момента никто не слыхал.
1946 г. Клагенфурт, Австрия.
Примечание:
В 1946 г. для широких масс не было известно о Тегеранском и Ялтинском соглашениях между Рузвельтом, Черчиллем и Сталиным. Мне говорили казаки, что казачий стан походного атамана Доманова был в подчинении командиру 36-й бригады бригадиру Мессону. После выяснилось, что выдачу производил 8-й шотландский батальон 36-й бригады под командой подполковника Малькольма и офицера связи майора Дэвиса. Возможно, сам бригадир Мессон при выдаче не присутствовал. В то время мне не были известны другие лица, кроме генерала Мессона, поэтому я и указал только главное лицо, которому подчинялся казачий стан. Штабу 1-го Конного полка было официально объявлено — Казачий стан подчиняется английскому бригадному генералу Мессону.