Глава пятая НА БЕЛОПОЛЯКОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава пятая

НА БЕЛОПОЛЯКОВ

Антанта начинала свой третий поход против Советской республики. Красная Армия разбила Колчака, Деникина, Юденича и армии других белогвардейских генералов и бандитов. Но «…государства Антанты все же не хотели помириться с мыслью о том, что Советская власть оказалась несокрушимой, что она оказалась победительницей. Поэтому они решили предпринять еще одну попытку интервенции против Советской страны»[29].

Панская Польша отвергала все мирные предложения Советского государства. Еще осенью 1919 года польские армии вошли на территорию Украины и заняли западную часть Волынской и Подольской губерний. Ими были захвачены Шепетовка, Каменец-Подольск, Новоград-Волынский и Проскуров.

21 апреля 1920 года маршал Пилсудский и Петлюра заключили между собой политическое соглашение: Польша обязывалась низвергнуть Советскую власть на Украине.

«Поляки, видимо, воевать будут, мы все возможное сделаем для усиления обороны…» телеграфировал В. И. Ленин 11 марта 1920 года Реввоенсовету Западного фронта.

К польской границе стягивались лучшие части Красной Армии. Кавалерийская бригада Котовского грузилась в вагоны на станции Жеребково, близ Ананьева. Белополяки были уже в нескольких десятках километров от Жмеринки.

На этот раз котовцам предстояло столкнуться не с петлюровско-белогвардейскими бандами и отрядами, а с регулярной, обученной и дисциплинированной армией, которую поддерживали крупнейшие империалистические державы.

15 марта 1920 года котовцы выгрузились на станции Жмеринка, а оттуда, по весеннему бездорожью, отправились в район станции Комаровцы.

В нескольких километрах от расположения белопольских частей крепко-накрепко встали котовцы. Котовский был назначен начальником этого участка.

Здесь в обороне стояли полки 45 дивизии. Им трудно была сдерживать натиск вражеских войск, которых Антанта обильно снабдила новыми пушками, ружьями и новеньким обмундированием. У белополяков были английские, французские, даже американские военные советники; свой «опыт интервентов» передавали белополякам и германские генералы.

Когда в пехотных частях стало известно, что сюда на подкрепление прибыл Котовский со своей кавалерийской бригадой, красноармейцы искренне обрадовались этой вести. Они хорошо знали кавалеристов Котовского по недавним совместным боям.

Положение наших частей тогда было тяжелым. Люди были изнурены частыми боями. Не хватало вооружения, боеприпасов. Еще хуже обстояло дело с продовольствием.

Вот запись из дневника 2 кавполка: «…21 марта. Полк голодный. Продовольствия и фуража нет. Все поиски за таковыми в окрестностях м. Волковинцы не дали никаких результатов, в местечке лавки и магазины все закрыты. Голод, в полном смысле слова, всего полка».

Но лишения не ослабили боевой мощи котовцев.

Круглые сутки следили дозоры за противником. Ежедневно над станцией подымался воздушный шар, с которого велось наблюдение. Каждую минуту мог начаться бой.

По ночам бойцы спали не раздеваясь и коней не выпрягали из тачанок. Спали поочередно. Сон одного эскадрона охранял другой. В холодные мартовские ночи кони стояли под открытым небом. Бойцы, не раздевавшиеся по неделям, мечтали о тепле, особенно в часы утренних пронизывающих заморозков.

В тревожный сон красноармейцев, часто врывалась пулеметная трескотня, и трубачи начинали наигрывать короткие, отрывистые, словно наступающие друг на друга, звуки тревоги.

Котовский, бледный от переутомления, с опухшими от бессонницы глазами, иногда засыпал в штабе, опустив голову на стол.

С первых же боев белополяки оценили Котовского. Среди них ходили рассказы о могучем красном всаднике, который рубит людей в бою пополам.

Чтобы разбить кавалерийскую бригаду, белополяки создали «непобедимый полк смерти» и начали готовиться к наступлению.

Котовский, осведомленный разведчиками, решил опередить врага. Выбрав темную ночь, он первым бросил свои эскадроны на «непобедимый полк смерти» и разбил его наголову.

Тогда белополяки пустились на каверзы.

Как-то над Комаровцами появился самолет противника. Покружившись над станцией, он сбросил вымпел. В вымпеле была записка, адресованная «пану» Котовскому: «Если Вы не уберетесь, мы Вас убьем».

Вскоре после этого в штаб бригады пришел рабочий-железнодорожник предупредить Котовского. Он рассказал, что белополяки, подкупив людей, готовят на станции Комаровцы засаду, чтобы убить Котовского. Железнодорожник передал комбригу просьбу рабочих станции — никуда не ходить без охраны.

— Ничего они со мной не сделают, — успокоил Котовский железнодорожника. — Еще нет арсенала, который отлил для меня пулю, — добавил он не то серьезно, не то шутя.

Когда рабочий-железнодорожник возвращался из штаба к себе домой, его подстрелили из-за угла.

Основной задачей бригады было — сдерживать противника на своем боевом участке. Но комбриг считал, что, обороняясь, необходимо как можно чаще и сильнее беспокоить врага. Котовцы ежедневно истребляли или брали в плен уланские патрули и не давали возможности разведке противника даже «высунуться».

Котовский, по обыкновению, лично беседовал с пленными. Он говорил полякам о том, как обманули их Пилсудский и офицеры.

— Вы думаете, что воюете за Польшу, а ведь вас заставляют драться за капиталы ваших помещиков и фабрикантов.

Котовский, находясь в обороне, рвался к наступательным операциям. Несколько раз обращался он в штаб дивизии за разрешением. Ему же в ответ предлагали думать не о наступлении, а об удержании занятых населенных пунктов.

— Штыками они пока более богаты, чем мы, да и гарматы[30] у них позвучнее, — говорили комбригу штабисты.

Котовский решительно возражал.

— Наша задача именно предупредить действия противника. Если мы этого не сделаем, то не в состоянии будем его удержать.

В ночь под пасху пилсудчики решили разгромить бригаду Котовского. Польское командование полагало, что «благочестивые» русские солдаты будут праздновать пасху. Оно приготовило им «угощение» — пулеметные очереди и ружейные залпы. Белополяки были уверены, что в эту «торжественную» ночь им удастся захватить красных врасплох.

Но эта ночь была для бойцов обычной фронтовой ночью, и когда враги, крадучись, подбирались к станции Комаровцы, они неожиданно наткнулись на сидевшего в заслоне пулеметчика, который немедля открыл огонь. Белополяки ответили ружейным залпом. Им не удалось захватить котовцев врасплох, сами же они изрядно растерялись, когда через несколько минут после первых выстрелов котовцы на неоседланных конях неожиданно налетели на них.

Утром Котовский решил отправиться к белополякам с «ответным визитом».

Он посадил на броневик небольшой оркестр и подъехал близко к вражеским окопам. Шляхтичи услышали звуки «Интернационала». Обстреляв окопы, броневик повернул обратно.

Командование решило перебросить кавбригаду Котовского с Комаровского участка, присоединив ее к 17 кавдивизии.

В те дни в тылу подняли мятеж галицийские части. Петлюровцы под руководством панской контрразведки спровоцировали галичан выступить против Советской власти.

В галицийских частях петлюровцы опирались на офицеров и старшин, прежде служивших у петлюровцев и у деникинцев. Решив предать Красную Армию, эти командиры пустили среди рядовых слух, что если они останутся здесь, то погибнут, не увидев родины, а между тем в Галиции их братья и сестры якобы восстали против польского ига и ждут от них помощи. Эта петлюровская провокация имела целью открыть фронт белополякам.

Бригаде Котовского было приказано подавить мятеж галичан. Приказ застал котовцев в пути, но уже не в первый раз кавбригада отправлялась в бой прямо из вагонов.

В боях под Винницей части мятежников были разбиты наголову.

25 апреля Пилсудский двинул на Украину десять пехотных и кавалерийских дивизий.

Третий поход Антанты начался.

За польскими частями, в экипажах и фаэтонах, следовали изгнанные с советской земли польские помещики, сахарозаводчики и владельцы предприятий. Они возвращались на Украину наводить «порядки», рассчитаться с трудящимися за понесенные во время революции убытки.

Красная Армия не смогла сдержать натиск противника, значительно превосходившего ее численностью своих войск.

26 апреля белополяки вступили в Житомир, а 6 мая заняли Киев. В Софийском соборе служились торжественные молебны в честь приезда «пана Симона Петлюры».

Польские помещики отбирали у крестьян землю, продовольствие и скот.

Украинские буржуазные националисты, ставшие у власти, помогали панам хозяйничать на украинской земле.

Шляхтичи творили зверскую расправу над всеми, кого только подозревали в сочувствии большевикам. Начались массовые расстрелы. Было введено особое наказание: крестьян подвешивали на столбах на два, на три часа.

Но с первых же дней против польских оккупантов начали действовать партизаны.

За винтовку брались и молодые, и старики.

«Не дадим польской шляхте снова пановать на Украине!» — думали украинские хлеборобы, верившие, что Советы вернутся.

…Кавбригада Котовского с боями отходила на юг, к реке Буг.

Котовцы вторично проходили через места, знакомые им по Южному походу. Тогда они шли на север, теперь же — на юг, громя по пути петлюровские банды.

6 мая котовцы переправились через Буг. Здесь они укрепились, ожидая подхода Первой конной армии, которая шла с Северного Кавказа, и других частей Красной Армии, предназначавшихся для контрнаступления.

На досуге бойцы собирались у батареи. Многие из батарейцев умели играть на гармони, которую возили с собой. Начинались песни, пляски.

В гости к артиллеристам частенько приходил и Котовский отдохнуть и повеселиться вместе с бойцами.

Как-то в деревне, в которой стоял один из полков, у крестьянина сгорел дом. Котовский был на пожаре и с волнением смотрел на убитых горем людей, на огонь, пожиравший скудное добро. Не успели остыть обуглившиеся бревна, как Григорий Иванович собрал бойцов и предложил всем вместе выстроить погорельцу новый дом. Командир бригады вооружился топором и тесал бревна.

На следующий день погорелец въехал в новый дом. Какова же была радость его жены и детишек, когда в тот же день они получили в подарок от красноармейцев корову!

Первая конная под командованием Ворошилова и Буденного прошла более тысячи километров и в последних числах мая уже — сосредоточилась близ Умани.

Весть о том, что пришла конница Буденного, поднимала настроение бойцов. Котовцы точили клинки…

Южный фронт был переименован в Юго-Западный.

Товарищ Сталин, возглавлявший тогда Реввоенсовет Юго-Западного фронта, лично разработал план разгрома белополяков.

Сталинский план разгрома армий белополяков был блестяще проведен в жизнь.

Первая конная армия должна была ворваться между двумя польскими армиями и, вместе с другими частями, мощными ударами разгромить и уничтожить польские войска на Украине.

Основной удар был направлен на киевскую группировку вражеских войск. Бригада Котовского действовала на Фастовском направлении с задачей охватить правый фланг противника.

27 мая бригада Котовского перешла в наступление.

Фастовская группа должна была выбить противника из района Белой Церкви.

30 мая кавалерийская бригада остановилась у местечка Ольшанка.

После многоверстного марша котовцы, выставив дозоры, расположились на отдых на берегу большого пруда. Конники принялись купать лошадей, мыться сами. Купался второй полк, первый же в стороне дожидался своей очереди.

Раздавались крики, плеск и фырканье.

Недалеко от местечка, на поле пшеницы, находились позиции противника; подступы к ним, как потом оказалось, прикрывали проволочные заграждения. Польские легионеры решили напасть на котовцев, рассчитывая застигнуть их врасплох.

Котовский, выкупавшись, начал делать гимнастику. Вдруг вблизи раздались взрывы гранат и ружейная стрельба. Белополяки выскакивали из пшеницы.

Котовский сразу же сообразил в чем дело. Он вскочил на Орлика.

— По коням! Не одеваться! Марш за мной! Шашки на голо-о!

Штаб-трубач заиграл атаку.

Бойцы быстро выводили лоснящихся коней из воды, садились верхом и с места галопом кидались вслед за комбригом, мчавшимся на врага.

Белополяки уже вели бой с первым полком, стоявшим в стороне от пруда. И вот в их ряды ворвались голые всадники с поднятыми, сверкающими на солнце, клинками.

Началась отчаянная рубка. Легионеры не выдержали страшного натиска необычайной конницы. Одни из них в панике бежали к окопам, другие бросали оружие и, подняв руки вверх, сдавались в плен.

Некоторые из белополяков все же успели добежать до окопов. Котовцы спешивались с лошадей и лезли под проволочные заграждения.

Под проволокой погиб знаменщик 2 полка. Уже смертельно раненный, он продолжал ползти вперед; колючки разрывали его тело. Клочья знамени, окропленные кровью, остались на проволоке.

Котовцы потеряли двадцать семь бойцов. Был ранен в живот командир 2 полка Макаренко. Рядом с ним в этом бою сражалась и его жена Аня — донская казачка. Даже и после того, как она увидела, что ее муж ранен, Аня продолжала рубить белополяков.

Белополяки под Ольшанкой потеряли четыреста человек убитыми, столько же было взято в плен.

…Макаренко привезли в Таращу. Он тяжело страдал, но терпеливо переносил страдания. Даже прикосновение простыни вызывало у него мучительную боль.

— Скажите мне правду, — с трудом спросил он, — конец или еще есть надежда?

— В таких случаях один из тысячи выживает. Будем надеяться, что один из тысячи — это вы, — ответила врач Котовская.

Командиры и бойцы, узнав, что Макаренко умирает, пришли к нему в палатку и стали вокруг его кровати.

— Прощайте, друзья, — собрав силы, сказал раненый. — Я умираю, но вы будьте храбрыми до конца. А хорошо мы им всыпали…

Макаренко похоронили в Тараще.

* * *

Первая конная армия, зайдя в тыл противнику, на стыке 6 и 2 его армий, в районе Сквира — Казатин прорвала польский фронт. Вражеские войска, не выдержав удара, обратились в бегство.

В беседе с сотрудником «УкрРОСТА» о положении на Юго-Западном фронте товарищ Сталин говорил так:

«Рейд нашей конницы начался пятого июня. Утром этого дня, свернутая в кулак, красная конница ударила по второй польской армии, прорвала неприятельский фронт, рейдом прошла район Бердичева и утром седьмого июня заняла Житомир.

О подробностях занятия Житомира и захваченных трофеях уже сообщалось в печати, говорить об этом не буду, отмечу лишь кое-что характерное. Реввоенсовет Конной армии доносил штабу фронта: „Польская армия питает абсолютное пренебрежение к нашей коннице. Мы считаем своей обязанностью доказать полякам, что конницу надо уважать“. После же прорыва тов. Буденный пишет нам: „Паны научились уважать конницу; бегут, очищая перед нами дорогу, опрокидывая друг друга“»[31].

Белополяки, отступая, старались разрушить все то, что не могли взять с собой. Горели здания, взрывались мосты… В Киеве белополяки перед уходом взорвали электрическую станцию, водопровод и мост через Днепр. Они подожгли пакгаузы на товарной станции, мародерствовали, издевались над жителями. Но недолго продолжался панский разгул. Первая конная армия, под командованием Ворошилова и Буденного, гнала захватчиков вон из Советской страны.

Белопольские армии бежали, оставляя по дороге обозы, оружие, автомобили и ящики, наполненные ценностями.

Пилсудчики гибли под клинками буденновцев, сдавались в плен, разбегались по лесам, искали спасения в селах, но здесь они натыкались на украинских крестьян, вооруженных вилами и топорами.

Спасая свою жизнь, удирали на всех парах польские помещики. Плохо приходилось ясновельможным панам, когда они попадались в руки крестьян. Зато с каким воодушевлением в городах и селах Украины встречали приближение красной конницы!..

Высокомерные пилсудчики в начале войны пренебрежительно относились к «какому-то» Котовскому. Они считали, что у большевиков не может быть сильной, хорошо обученной кавалерии.

Смелыми рейдами Котовский выбивал белополяков из укрепленных районов. Сметая на своем пути белопольские заставы, котовцы 8 июня ворвались в Белую Церковь.

В то время, как котовцы мчались уже по улицам города, мальчишки-газетчики продавали газеты, в которых сообщалось, что большевик Котовский разбит и отступает.

Бригада Котовского участвовала в выполнении приказа, подписанного членом Реввоенсовета Республики товарищем Сталиным: «Решительным наступлением не позднее 10.VI овладеть районом Фастов — Корнин, кончастями в кратчайший срок перерезать шоссе Киев — Житомир»[32].

Действуя на левом фланге фастовской группы, котовцы с боем захватили город Сквира.

10 июня эта группа войск овладела городом Фастов.

Котовцы перерезали шоссе Киев — Житомир и устремились дальше.

После расформирования фастовской группы кавалерийская бригада Котовского вошла в состав Первой конной армии, которая преследовала части 3 польской армии, избежавшие полного разгрома.

Кавбригада перерезала железнодорожные пути, останавливала поезда, вгрызалась в самую гущу отстухгадаших в панике панских войск, преследуя противника, Котовский дорожил каждой секундой, считая, что самое главное — не дать противнику уйти. Он торопил своих людей: «А то пан удерет!».

Командир Первой конной Буденный и член Реввоенсовета Ворошилов в своем приказе 11 июня 1920 года по Первой конной армии поставили перед Котовским боевую задачу: «Вам же надлежит ликвидировать группу противника, засевшего в районе Васильков — Обухов…».

Выполнив эту задачу, Котовский повернул бригаду на запад, продолжая громить врага.

* * *

Преследуя белополяков, ведя ежедневные бои, котовцы подошли к местечку Любар, на реке Случ. Польские батальоны укрепились за рекой. Белополяки решили прекратить отступление. В Любаре расположилось больше тысячи польских стрелков и много артиллерии. Высокий берег Случа был весьма удобен для обороны.

24 июня Котовский пытался войти в Любар через мост, однако, белополяки, бросившись в контратаку, потеснили, котовцев и подожгли мост.

Комбриг доносил, что «сделанным налетом м. Любар захватить не удалось, так как противник прочно закрепился. Первый кавполк ворвался в конном строю в местечко, но был выбит противником, открывшим ураганный пулеметный и ружейный огонь. Потом спешился и в пешем строю выбивал противника, но не мог удержаться и вынужден был отступить. Второй кавполк действовал со стороны Гриневцы, переправился на другой берег реки, но по причине местности, не давшей возможности развернуться кавалерийскому строю, ввиду канав и трясин, вынужден был отступить».

Котовский решил более тщательно произвести разведку. Надо было выбрать удобный участок для прорыва, найти брод через Случ.

Комбриг был задумчив и сосредоточен. Командиры и ординарцы не беспокоили его расспросами. Вся бригада знала, что, когда их командир, сжимая кулаки, расхаживает по комнате, он обдумывает решение. Котовский был раздосадован неудачной атакой. Надо во что бы то ни стало немедленно разбить врага, пока тот еще не оправился.

По эскадронам раздавали штыки. Старые бойцы, сражавшиеся на фронтах империалистической войны, объясняли и показывали молодым приемы штыкового боя.

Котовский решил атаковать Любар в пешем строю.

Чуть засерел рассвет, как к Случу стали подтягиваться цепи котовцев. Вскоре они ворвались в Любар, в его тесные и кривые улочки.

Несколько часов продолжался рукопашный бой. Зарозовело небо, поднялось солнце, а бой все продолжался. Красноармейцы выбивали из местечка ожесточенно сопротивлявшихся белополяков.

Эскадрон под командованием Нягу, в конном строю, бросился уничтожать противника, засевшего в глубоком овраге. Навстречу загремели выстрелы. Лошадь под Нягу споткнулась и упала на передние ноги. И когда Нягу, ругаясь по-молдавски, тащил коня на поводу, пуля попала ему в плечо и раздробила кость. Как раз в это время подоспел на помощь боец 1 кавалерийского полка Владимир Подлубный. Он заметил белополяка, выстрелившего в Нягу, погнался за ним и, догнав, зарубил клинком.

Подлубный вместе с Нягу участвовал в хотинском восстании; вместе с ним вступил в Красную Армию. Этот коренастый, суровый боец был словно создан для боя. Его обычно угрюмое круглое лицо оживлялось, когда начиналась атака.

И в этом бою Подлубный дрался с ожесточением, пока, сраженный пулей, не свалился с коня.

Выбив противника из Любара, котовцы продолжали наступление.

Котовский подъехал к тачанке, на которой лежал Нягу, уже знавший о смерти Подлубного.

— Меня только ранили, а Подлубный убит, — сказал Нягу комбригу.

— За Подлубного мы возьмем не одну сотню голов врагов революции, — ответил Котовский.

В этом бою навсегда выбыл из строя командир 1 полка Михаил Нягу, вскоре скончавшийся от тяжелых ран.

* * *

Бригада продвигалась, тесня белополяков к реке Горыни. Разведка донесла, что в местечке Грицев расположилась вражеская конница. Котовцы давно мечтали встретиться с кавалерией противника, чтобы пополнить свой конский состав, захватить седла.

На рассвете бригада подъехала к Грицеву. На пути протекала, маленькая речка с топкими, болотистыми берегами. Бойцы двигались осторожно, боясь завязнуть в трясине.

Котовский, ехавший во главе эскадрона 1 полка, бросился к небольшому мостику.

Поправив, как всегда перед боем, фуражку, он крикнул:

— Вперед!

Сбив вражеские пулеметы, установленные на мосту, котовцы выехали к дороге, ведущей на Грицев.

Уланы не ожидали нападения. Вскочив на неоседланных лошадей, они кинулись отступать. Эскадрон помчался в погоню. Котовский заметил, как прямо на него откуда-то со стороны с обнаженным клинком несется пилсудчик. Комбриг, приподнявшись на стременах, повернул коня навстречу противнику. И вот они сошлись. Засверкали клинки. Пилсудчик оказался искусным фехтовальщиком: сжав зубы, он не только отражал удары Котовского, но и нападал сам. Несколько минут скрещивались клинки. Наконец, комбриг, сделав ложный выпад, ударил улана по лысой голове. Тот еще раз взмахнул саблей и замертво свалился с лошади.

В Грицеве осуществилась мечта котовцев: они забрали у врага откормленных и быстрых коней и много снаряжения.

Путь на Изяславль открыт!

Изяславль стоит на берегах реки Горыни, которая течет по холмистой волынской земле.

На одной стороне — старый город, на другой — новый. Здесь, над Горынью сохранилась древняя крепость с бойницами, видавшая немало войн.

Под самым Изяславлем Котовский собрал командиров и объяснил им обстановку. На холме, покрытом леском, установили два орудия. Котовский приказал комбату Просвирину выпустить сто пятьдесят снарядов.

— Пятьдесят по окопам, пятьдесят по городу и пятьдесят за город!

Спешившийся эскадрон, поддерживаемый артиллерийским огнем, перешел в наступление.

Котовцы заняли новую часть Изяславля. Белополяки же продолжали удерживать старый город.

Весь день продолжалась перестрелка. Котовский руководил артиллерийской стрельбой.

Вечером 30 июня старый Изяславль заняли наши пехотные части.

* * *

Белополякам не хотелось покидать Украину, ее золотые поля; они цеплялись за каждый рубеж. Но как ксендзы ни молили бога о счастье, оно не приходило. Захватчики отступали. Непобедимая красная конница не давала опомниться польским панам.

Бригада Котовского была хорошо известна противнику. Это котовцы, обнаружив даже небольшой кратковременный разрыв на стыках вражеских частей, устремлялись вперед и затем били противника с фланга и тыла. Это котовцы, используя местность и маскируясь, днем и ночью шли в обход и внезапно обрушивались на белополяков.

Рейды в глубину расположения противника Котовский проводил всегда очень искусно. Не получив военного образования, он черпал свои знания из практики каждого боя.

Котовский всегда уделял большое внимание разведке. Его не удовлетворяли сведения, которые он получал из разведотдела дивизии. У него были свои разведчики. Они переодевались в крестьянское платье или в синежупанную петлюровскую форму, уходили в тыл противника и повсюду устанавливали связь с наиболее надежными местными жителями.

Особенно отличался среди разведчиков бессарабец, коммунист Леонид Воронянский. Он возил с собой целый гардероб, в котором были и офицерская шинель, и гусарский ментик. Как ни в чем не бывало, расхаживал Воронянский по неприятельскому расположению, чаще всего разыгрывая роль петлюровского офицера. Во время одной из таких «экскурсий» он провалился, и его повели на допрос.

Воронянский не растерялся. Его вели мимо изгороди, к которой были привязаны лошади. Выбрав удобный момент, он бросился на одного из конвоиров и повалил его на землю. Воспользовавшись суматохой, он вскочил на лошадь, стоявшую без привязи, и понесся на ней. Следом за его лошадью, порвав поводья, помчались; другие. Началась бешеная гонка. Воронянский не только ускакал от врагов, но и привел с собой еще десятка два лошадей.

В первых боях 1918 года партизаны Котовского бросались на противника без предварительной разведки. Начальник оперативной части штаба, неутомимый Георгий Садакли, не раз говорил, тогда партизанам, что, устремляясь вперед на противника, следует не забывать о связи и действовать с учетом того, что происходит на флангах.

Георгий Садакли, юрист по образованию, призванный в царскую армию, попал в школу прапорщиков. Свои знания о Цицероне и римском праве он дополнил сведениями о том, как организовать разведку.

Комбриг ценил своего «ученого» штабиста, однако не раз «распекал» его за то, что тот, увлекшись разговором, иногда забывал вовремя посылать донесения или опаздывал с составлением оперативной сводки.

Котовский сам был точен во всем и требовал того же от своих подчиненных.

Котовский, углубленный в свои мысли, часами просиживал над картой. Тогда никто не заходил к нему. Все знали, что в эти часы комбриг занимается, как он сам говорил, «математической психологией».

Котовский заранее намечал план боевых действий, распределял боевые задачи между полками, отмечал на картах рубежи, подсчитывал количество боеприпасов, наличие лошадей, вычислял крутизну скатов, преодолимых артиллерией. Но, изучая карту, он видел перед собой не только овраги, мосты и переправы. Прежде всего Котовский учитывал состояние противника, его интересовала не только численность вражеских войск, но и их настроение. Котовский требовал от разведчиков, чтобы они собирали об этом сведения у местных крестьян. Обдумывая боевой рейд, комбриг всегда заботился о том, чтобы ни один из раненых бойцов не остался в тылу врага. Он предусматривал все, вплоть до того, где должны находиться санитары.

Вот это тщательное продумывание плана боевых действий, с учетом сил и настроений людей, Котовский и называл «математической психологией».

Он никогда не ждал, пока соседние с ним части сообщат ему об обстановке. Он всегда заранее сам «беспокоил» их:

«Думаете ли Вы наступать сегодня, и если думаете, то сообщите, куда и как, дабы я мог действовать кавалерией на фланге и в обхват; когда, в каком часу будете начинать?»[33] (22 мая 1922 года).

«Мне необходимо знать, когда, в каком направлении и в каком порядке будут наступать Ваши полки, чтобы координировать свои действия с Вашими»[34].

Когда решение бывало готово, Котовский выходил из штаба и проверял свою бригаду, оглядывая каждого бойца. Ему достаточно было нескольких минут для того, чтобы одному задать вопрос, с другим обменяться понимающим взглядом, третьего похвалить или указать на какую-нибудь неисправность, а потом поговорить со всеми вместе.

Котовский и себя всегда подготовлял к бою. Это было заметно даже окружающим. Он реже улыбался, как-то иначе, глубже сидел в седле, прислушивался ко всему, зорко вглядывался во все мелочи.

Если противника нельзя было сокрушить стремительным ударом, Котовский пускался на хитрость. Тогда он первым делом вспоминал о «пешем эскадроне». В этом «эскадроне» сражались бойцы, у которых были убиты лошади. Они ждали случая, чтобы завладеть вражескими конями. Когда противник не хотел принять боя, наступало время и бойцам «пешего эскадрона» показать себя. Они слезали с телег и приближались к вражеской охране, своим появлением дразня противника. Котовцы в это время издали следили за действиями пехотинцев. Легионеры, видя, что перед ними лишь кучка бойцов, бросались на них. Котовцы отступали, стараясь как можно дальше увлечь за собой «воинственных» панов. Временами они поворачивали обратно, неистово кричали «ура» и, когда видели, что погоня продолжается, снова бежали до тех пор, пока с флангов неожиданно не набрасывались на противника кавалеристы.

Часто бригада Котовского охраняла фланги других частей, по несколько суток сдерживая напор врага.

Все бойцы-котовцы считали себя большевиками. Бросаясь в бой, они знали, что сражаются за Советскую власть, за будущую счастливую жизнь, за дело великой коммунистической партии, партии Ленина — Сталина.

У пулеметных тачанок собирались коммунисты бригады. Коммунисты во всех эскадронах сколачивали вокруг себя бойцов; вовлекали в партию лучших из них.

С каждым днем росло число коммунистов в рядах котовцев.

Если ты коммунист, то бойцы тебя знают не только по речам, ты должен первым бросаться на врага, должен быть самым храбрым, самым непреклонным.

В перерывах между боями партийцы читали бойцам последние речи и статьи Ленина. На стоянках и на отдыхе они рассказывали местным крестьянам о том, кто такие большевики, за что они борются; говорили о задачах советской власти, о том, что рабочие и крестьяне Советской страны, взяв в свои руки власть, заводы я землю, никогда больше не отдадут их царям, помещикам и капиталистам.

Политработники бригады часто выступали перед конниками с докладами о международном положении, вели большую работу по ликвидации неграмотности бреди бойцов.

Буквари составлялись на месте, с учетом того, что больше всего интересовало тогда бойцов. Так буква «А» обозначала — Антанту, а под буквой «Б» стояло слово «буржуй» с изображением тучного капиталиста.

Политбойцы возили с собой небольшие библиотечки. Каждое утро, просыпаясь, бойцы находили у коновязей пачку свежих газет.

Среди политических работников кавалерийской бригады было много коммунистов — питерских рабочих, посланных партией на Юго-Западный фронт. В первых же боях они крепко сдружились с бессарабцами, начавшими свой боевой путь в красногвардейских отрядах Приднестровья.

Комиссаром первого полка был высокий, стройный тверяк Владимир Чистяков, которого все в бригаде любили за его кристальную честность и отвагу. Чистяков поражал всех своим спокойствием, своей подтянутостью. Таким он был, когда в часы затишья настойчиво помогал бойцам ликвидировать неграмотность и сам разрисовывал самодельные буквари; таким он был, когда во время атаки бился рядом с горячим и вездесущим Михаилом Нягу.

Лучшими помощниками комиссара Чистякова в его полку были такие котовцы, как командир пулеметной команды, хотинец Слива, безудержно храбрый в бою и скромный; политрук эскадрона Семен Раппопорт, мастер сабельной рубки, открытый и приветливый человек, и другие коммунисты. Многие из них, еще совсем юные по годам, были уже суровыми солдатами, воодушевленными самыми высокими идеями борьбы за счастье трудового народа, за коммунизм. Дружно и горячо пели во время переходов любимую «Варшавянку»:

Вихри враждебные веют над нами,

Темные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами.

Нас еще судьбы безвестные ждут.

Котовский был командиром-большевиком, свято и точно выполняющим волю партии. В боях ковалась его страстная большевистская убежденность. Его раздражала неповоротливость некоторых работников тыла. Он верно угадывал трусов и болтунов, произносивших пышные речи, и относился к ним с нескрываемым презрением. Котовский был человечен с пленными и беспощаден к врагам и изменникам.

Он дрался за дело рабочего класса, и сознание этого укрепляло его силу.

Котовский работал по заданиям партии со дня Великой Октябрьской социалистической революции. Он был преданным солдатом революции. Каждый свой шаг, каждый поступок подчинял он интересам партии и родины.

Незадолго перед войной с белополяками, во время стоянки на станции Жмеринка, в нетопленном штабном вагоне, написал он короткое заявление на листке из полевой книжки с просьбой о приеме его в члены партии большевиков.

День вручения партийного билета был для Котовского великим днем. Он часто вспоминал потом, как, получая партийный билет, невольно вытянулся во фронт.

* * *

Армия Пилсудского, опомнившись от удара, нанесенного ей буденновцами, и получив подкрепление, перешла в наступление.

Группа генерала Краевского стремилась ворваться в промежуток между Первой конной и 14 армиями, зайти в тыл и нанести удар буденновцам с юга. Пехотные части и кавалерийская бригада Котовского должны были преградить дорогу наступавшему противнику, расстроить замыслы панских генералов.

Белополяки подошли к Грицеву, который так недавно и так позорно оставила их кавалерия.

В эти дни трудно было установить, где расположены части красных и куда движутся белополяки.

Вся местность вокруг была наводнена войсками. Заняв Изяславль и перейдя на левую сторону реки Горыни, вырвавшаяся вперед кавбригада неожиданно оказалась отрезанной от других частей Красной Армии. Разведка донесла, что кавбригада окружена вражескими войсками. Котовский двинул первый и второй полки по разным направлениям, взяв на себя командование первым полком.

Разведчики то и дело натыкались на неприятеля, который нередко принимал их за своих. Еще в Грицеве, когда котовцы захватили много вражеского снаряжения, бойцы переменили свои рваные шинели на польские. Эти шинели однажды ввели в заблуждение и командира батареи Просвирина.

Котовский приказал Просвирину обстрелять вражеские окопы за речкой; сам же с полком двинулся в обход.

Просвирин охрипшим голосом командовал:

— Первая! Вторая! Огонь!..

Пока батарея обстреливала окопы, Котовский с первым полком ушел вперед. Батарея пошла вдогонку, но свернула не в ту сторону, приняв издали польских солдат за спешившихся котовцев. Батарея во весь карьер ворвалась прямо в расположение врага. Белополяки открыли огонь. Артиллеристы бросились бежать, оставив орудия врагу.

Комбриг был взбешен. Выслушав донесение Просвирина, он накинулся на него и артиллеристов, которые никак не могли отдышаться после стремительного бега.

— Проморгали, проморгали! — кричал Котовский. — И видеть вас не хочу, пока не вернете орудия обратно!

Он стучал кулаками по повозке…

— Ну как я донесу о том, что потерял батарею?! Никогда этого не будет!

Котовский дорожил честью своей бригады. С каким злорадством встретят враги весть об этой его неудаче! И, действительно, в тот же день командир 18 польской пехотной дивизии доносил командованию о взятии двух орудий.

Котовский, сохранявший спокойствие в самые страшные минуты, на этот раз был невероятно взволнован. Он ругал командиров и требовал во что бы то ни стало добыть обратно батарею. Он даже перестал разговаривать с Просвириным. Всю ночь он не мог заснуть; ходил взад и вперед, ложился, вскакивал, — вот-вот, казалось, он один пойдет в сторону белополяков и клинком расчистит путь к своей батарее.

Как было не дорожить такой батареей! Она заставляла замолкать десятки неприятельских орудий! «Папаша» Просвирин умел, стреляя из двух орудий, достигать непрерывного огня. Его артиллеристы работали с исключительной быстротой и точностью.

Теперь уже Котовский не думал о том, как вырваться из окружения белополяков. Он не уйдет отсюда, пока не вернет батарею обратно.

— Котовцы — не зеваки! — кричал он.

Несколько раз кидались полки на белопольские части, и, наконец, у деревни Белопиль, во время сокрушительной атаки, Котовский не только захватил оставленные орудия, но забрал еще одно панское. Только после этого он успокоился и донес о случившемся.

— Нате, держите! — сказал Котовский, передавая смущенному Просвирину орудия.

В придачу Просвирин получил из захваченных трофеев пять подвод с сахаром. Он обменял сахар на кожу, мобилизовал шорников и в несколько дней привел батарею в порядок.

* * *

Пилсудчикам не удалось прорваться в тыл красным войскам и обрушиться на Первую конную, которая уже заняла Ровно и подходила к Острогу. Боясь окружения, части 6 белопольской дивизии поспешно отошли к реке Икве, чтобы хоть здесь преградить путь красным войскам, продвигавшимся к Галиции.

12 июля кавалерийская бригада Котовского форсировала реку Икву у местечка Дунаев и пошла на Почаев, рейдом в тыл белополякам.

Разъезды выехали вперед и залегли у шоссе, ведущего на Кременец — Почаев. По обе стороны шоссе стояла высокая рожь, и в ней бойцы укрыли лошадей. Услыхав приближение автомобиля, разведчики выскочили на дорогу.

— Стой, ни с места!

Машина остановилась в нескольких шагах от них. В ней сидели три панских офицера и один генерал. Бойцы передали по цепи:

— Комбрига вперед!

Вскоре на шоссе появился Котовский. Стараясь соблюдать вежливость, он представился захваченным пленным:

— Я — Котовский.

— А, господин Котов, — растерянно бормотали пилсудчики. У генерала и офицеров забрали полевые сумки с картами и бумагами. Самих же пленных комбриг приказал отправить в штаб, где они могли сообщить важные сведения.

Кавбригада рысью пошла на Почаев.

По дороге к Почаеву длинными вереницами плелись богомольцы в Почаевскую лавру.

Узнав о приближении красных частей, солдаты почаевского гарнизона бросились бежать.

Жители же не испугались. Как всегда, были открыты лавки.

Эскадрон остановился у монастырской гостиницы. Бойцы привязывали коней к коновязям. Монахи засуетились. Им было заказано приготовить обед на несколько сот человек.

Из домов выходили на улицу жители. Группа взволнованных людей подбежала к Котовскому.

— А комендант убежал к австрийской границе, вот только что!

— Это — злодей, кровопийца!

— Поймать коменданта! — кричали в толпе. Котовский приказал снарядить погоню.

Вскоре красноармейцы привели пойманного коменданта. Это был холеный, франтоватый пан. О приближении красных он узнал в тот момент, когда парикмахер делал ему прическу. Комендант города держал жителей в страхе, отличался утонченной жестокостью и самодурством. Разыскивая большевиков, он врывался в квартиры, перевертывал там все вверх дном и забирал все, что ему приходилось по вкусу.

Почаевцы только и ждали случая, как бы отомстить палачу за все его издевательства. И вот теперь он стоял перед судом народа, у монастырской стены.

По требованию населения котовцы всенародно судили почаевского коменданта.

— Ура, большевики! — раздавались восторженные крики. Почаевцы первый раз видели перед собой бойцов Красной Армии, ее командиров.

Паны распускали гнусную клевету про Красную Армию. В Почаев же пришли дисциплинированные красные кавалеристы: они вежливо обращались с жителями, улыбались девушкам, почтительно раскланивались со стариками.

В Почаеве котовцы освободили пленных красноармейцев.

В тюрьме находилось также несколько местных жителей, заподозренных в сочувствии коммунистам. Котовский собрал местных коммунистов.

— Вы должны действовать так, чтобы все знали, что Красная Армия несет освобождение трудовому народу, — говорил им комбриг. — Нам сочувствует все трудовое население, и вы должны остаться здесь на революционном посту.

Котовский оставил в Почаеве литературу на русском, польском, украинском и еврейском языках.

В Почаеве на военном складе котовцы нашли много оружия, гранат. Белополяки оставили в этом городе и большой запас фуража. Часть его котовцы взяли с собой; остальное же раздали беднейшему населению.

Котовцы осмотрели лавру, пообедали в монастырской гостинице, накормили лошадей.

Всего несколько часов погостили котовцы в Почаеве. Заиграл трубач. Приказано было двинуться в обратный путь.

— Мы еще придем сюда! — говорил Котовский новым знакомым.

Он наклонялся со своего рыжего Орлика, то и дело отвечая на поклоны, и высоко поднятой рукой прощался с почаевцами.

Утром 13 июля кавбригада, не потеряв ни одного человека, подошла к местечку Катербург.

* * *

С Катербурга начались бои за подступы к Кременцу. Местность здесь пересекали отроги гор. Противник использовал их как хорошее естественное прикрытие.

Горинка была занята польскими частями. Имея много орудий и пулеметов, поляки превратили эту небольшую деревню в неприступную крепость. Несколько раз кавбригада пыталась атаковать Горинку, но всякий раз, не выдержав огня, отступала. Противник переходил в контратаки.

Утром 16 июля котовцы снова пошли на Горинку; второй кавполк комбриг оставил на фланге, первый же повел сам. Вступив в пшеницу, конники наткнулись на проволочные заграждения. Легионеры открыли артиллерийский огонь. Пришлось спешиться. Бойцы длинными цепями перебегали вперед, к опушке леса, окопанной глубоким рвом, и залегали у ската.

Несколько раз котовцы бросались в атаку. Но стоило только приподняться, как белополяки открывали сильный пулеметный огонь. Двинуться вперед — верная гибель…

«Умирая — убивай», — учил Котовский бойцов. И в минуту, когда у многих бойцов ослабела воля к победе, когда растерялись самые храбрые, он принял решение: собственным примером воодушевить бойцов.

Дав шпоры коню, комбриг выехал на дорогу. Котовцы увидели своего командира. Над головой его сверкал обнаженный клинок. В нескольких шагах за комбригом следовали на конях штаб-трубач и коновод Васька. Все трое ехали легкой рысью.

Белополяки сразу заметили Котовского. По дороге застрочил пулемет. Через несколько секунд огонь прекратился.

Котовский, не останавливаясь, объезжал цепь. Начальник штаба кричал ему вдогонку:

— Товарищ комбриг! Укройтесь за деревом!

— Подымайся в атаку! Вперед! — бросал бойцам Котовский. Огонь усилился. Совсем рядом, на дороге, разорвался снаряд.

Недолет. Не опуская руки, не наклоняя головы, мчался Котовский. Снова разорвался снаряд, — перелет. А за ним — третий… И вдруг бойцы увидели, что Орлик мчится без всадника.

— Убит! — пронеслось по цепи. Иногда прошли секунды первого отделения, раздалось «ура». Один за другим вскакивали бойцы. Без команды, без командира бросились котовцы в штыковую атаку.

Несколько человек подбежало к месту, где разорвался снаряд. Они увидели Котовского. Упираясь ладонями в землю, он силился приподняться.

— Комбриг жив! Жив! — кричали друг другу котовцы. Теперь никакой огонь не мог удержать их.

Котовский поднялся, глубоко вдохнул в себя воздух и крикнул:

— Батарею сюда!

Он искал глазами Орлика. Раненый конь крутился на месте.

Вдруг Котовский побледнел, привел рукой по лицу и снова свалился на землю. Четверо коноводов подняли его и понесли на тачанку.

В нескольких шагах от места, где упал Котовский, стонал его коновод Васька.

В бою под Горинкой котовцы дрались особенно ожесточенно. Они мстили за своего любимого командира.

С фланга выскочил 2 полк. Далеко за Горинку преследовали котовцы противника. Враги бросали пулеметы и орудия, сдавались в плен, падали на колени и кричали: — Пане, не стреляйте!

…В местечке Катербург, где стоял штаб бригады, Ольга Петровна, как всегда, ждала исхода боя, готовясь немедленно оказать помощь раненым. Вот уже прибыли первые раненые, вынесенные санитарами из-под огня.

Как ни тяжело был ранен боец, а всегда во время перевязки рассказывал «мамаше» подробности боя, сообщал о том, что комбриг жив и невредим и о том, как его самого ранило.

На этот раз раненые молчали. Ольга Петровна сразу поняла: что-то случилось. И только один боец сказал как бы про себя: — А как там наш комбриг бедный, сильно его контузило… Ольга Петровна впрыснула раненому морфий, чтобы успокоить боль. Несколько секунд она была в оцепенении, а потом быстро собрала медикаменты и на фаэтоне выехала вперед, по дороге к деревне Горинка.

С вечера тучи обложили небо. Как только стемнело, разразилась гроза. Казалось, что бой еще продолжается. Изредка молнии вспышками освещали дорогу.

Ольга Петровна остановила первую подводу, которая ехала со стороны Горинки к Катербургу. Она зажгла пучок соломы и на телеге увидела Ваську-коновода, своего старого приятеля. Еще вчера она заставила его остричь волосы и выстирала ему гимнастерку… Коновод узнал «мамашу».

— Куда ранен? Сейчас перевяжу тебя.

— Не надо. Поспешите… Товарищ Котовский, должно, ранен, его перевязать надо. А я все равно помру: в живот… Передайте командиру привет!

Ездовой светил, а Котовская перевязывала стонавшего Ваську.

Здесь же, на дороге, она встретила штаб-трубача. Он сидел на своем Бельчике, держа на поводу Орлика. Орлик шел медленно, низко опустив шею, израненную осколками.

Штаб-трубач ничего не мог ответить на расспросы Ольги Петровны.

Скора показалась и тачанка, на которой лежал Котовский. В его голове не умолкал шум… Ему трудно было дышать. Горела грудь.

Григорий Иванович не узнал жену. В бреду он то вскакивал на повозке, размахивая кулаками, то хрипел и хватался за грудь.

Всю ночь он метался, звал жену, сидевшую рядом. Приходя в себя, он говорил Ольге Петровне:

— Я знал, что ты будешь со мной.

Утром Котовского в сопровождении жены отправили в тыл для лечения. Он очень тяжело переносил контузию.

Командование настаивало на том, чтобы как можно скорее доставить его в Одессу, к морю.

Котовскому было выдано удостоверение в том, «что он в славном бою под деревней Горинкой (в районе г. Кременца) тяжело контужен и направляется в тыл для лечения. Все гражданские и военные учреждения благоволят оказывать всемерное содействие для скорейшего восстановления здоровья выведенного из строя славного командира и возвращения его в дивизию».

Комбрига доставили в Проскуров, где железнодорожники снарядили специальный паровоз с прицепным вагоном.

* * *

Поезд уносил героического комбрига и его подругу в глубокий тыл, в Одессу, к морскому простору, который так любил Котовский.