Глава первая КРАСНОГВАРДЕЕЦ И ПАРТИЗАН
Глава первая
КРАСНОГВАРДЕЕЦ И ПАРТИЗАН
Радостно встретил Григорий Котовский весть о победе вооруженного восстания в Петрограде, о свержении власти капиталистов и помещиков. Великая Октябрьская социалистическая революция свершилась.
Власть Советов распространялась по всей стране.
На Румынском фронте, так же, как и на Юго-Западном и на Украине, борьба за пролетарскую революцию протекала в сложной обстановке. «На Румынском фронте еще больше, чем на Юго-Западном, соглашатели чувствовали себя хозяевами положения. При получении первых же известий о восстании в Петрограде они совместно с генералитетом приложили все старания к организации контрреволюционных сил для противодействия надвигающимся событиям»[9].
Но и здесь поднимались могучие волны народного гнева против вековых поработителей. Солдатская масса была на стороне советской власти. И здесь началась революционная борьба за мир.
Солдаты-окопники избирают Котовского в полковой солдатский комитет. Он едет в румынский город Галац, на армейский съезд 6 армии. На этом съезде 25 ноября 1917 года Котовский был единогласно избран в состав армейского комитета. Сразу же после своего избрания он примкнул к только что образовавшейся фракции большевиков, которая повела борьбу с меньшевиками и эсерами, со всеми соглашателями и контрреволюционерами.
Котовский знал, что теперь он на верном пути. Отныне он слил свою жизнь с жизнью большевистской партии.
В 1924 году Котовский, возбуждая ходатайство о восстановлении ему партстажа с 25 ноября 1917 года, писал: «Официально числясь членом РКП с апреля 1920 года, я фактически примкнул к партии и являюсь ее активным членом с 25 ноября 1917 года, когда на съезде 6 армии Румфронта выделилась фракция большевиков, в которой я состоял. Ежедневное пребывание в условиях ежедневных боев не дало возможности официально себя зарегистрировать в партийной организации до 1920 года.
Сейчас возбуждаю ходатайство через ЦК о восстановлении стажа с 25 ноября 1917 года. Могу по первому требованию указать ответственных товарищей, могущих подтвердить настоящее заявлений»[10].
Армейский комитет 6 армии послал Котовского своим представителем в Кишиневский Совет Рабочих и Солдатских Депутатов.
Его радостно встретили во «Дворце свободы» на Жуковской улице, где в бывшем губернаторском доме размещался Исполком Кишиневского Совета. Котовский стал работать в военной секции. Кишиневцы сотнями шли во «Дворец свободы», чтобы встретиться с Котовским и получить от него совет или указание. Когда он появлялся на улице, его обступала толпа. Его можно было встретить и у вокзала, и на площадях, и в воинских частях. На нем был военный костюм. На гимнастерке были заметны следы недавно снятых погон. Через плечо был протянут ремень, поддерживавший широкий офицерский пояс, на котором висела кобура револьвера. Весь облик этого мускулистого и загорелого человека выражал уверенность и решимость.
Котовский часто выступал на митингах. Он оказался хорошим оратором. Говорил всегда коротко, но убедительно и страстно, и ему нельзя было не верить.
Он едко высмеивал болтовню и нытье меньшевиков и эсеров, вступал в спор с буржуазными молдавскими националистами и благодушными «обывателями», которыми кишел Кишинев. Говорил ли он о безысходном положении бедноты или о солдатских думах, солдаты слушали Котовского с восторгом. За каждым словом Котовского чувствовалась правота и глубокое знание жизни.
Бессарабские бедняки узнали о декретах советской власти, о том, что в России проводится национализация земли. Революционный подъем охватил молдавские деревни.
Осенью 1917 года по всей Бессарабии прокатилась волна крестьянских восстаний. Угнетенные крестьяне самовольно захватывали помещичьи и монастырские земли, леса, пруды, сельскохозяйственные машины.
Вековая жажда земли заставила тысячи бедняков взяться за топоры и винтовки. Во многих селах были созданы сельские комитеты.
Отряды усмирителей, высланные из Кишинева, были бессильны в борьбе с растущим аграрным движением, принявшим в Бессарабии небывалый размах.
Но не дремала и контрреволюция. Она все более наглела. I Бессарабии, молодой республике, далекой от центра, не было достаточно сильной большевистской организации, которая, опираясь на рабочий класс, могла бы дать решительный отпор вратам революции. Этим спешили воспользоваться реакционеры всех мастей. Перед угрозой перехода всей власти в Бессарабии в руки Советов, объединились помещики, капиталисты, эсеры, кулаки, молдавские националисты, агенты и шпионы боярской Румынии.
Молдавские буржуазные националисты, объединенные «молдавским блоком», объявили «автономию» Бессарабии, учредив орган своей верховной власти — «Сфатул Цэрий» (Совет Края), который образовал нечто вроде временного правительства — «Совет генеральных директоров».
«Совет генеральных директоров» издавал приказы и постановления. «Генеральный штаб» формировал молдавские национальные воинские части, вступал в переговоры с империалистическими государствами, устраивал парады и молебствия.
Уже тогда «Сфатул Цэрий» начал вести свою подлую предательскую игру, расчищая дорогу империалистическим захватчикам. На словах они якобы признавали вхождение Бессарабии в Советскую Россию, на деле же — стремились сохранить в Бессарабии власть помещиков и капиталистов.
«Сфатул Цэрий» был в сговоре со всеми империалистическими хищниками, которые коварно и разбойнически подготовляли захват Бессарабии, стремясь воспользоваться временной военной слабостью молодого советского государства.
Буржуазным националистам, этим предателям и лицемерам, помогали меньшевики и эсеры, засевшие в Румчероде (исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесской области). В Румчероде орудовали соглашатели и контрреволюционеры всех мастей. Они отказались признать Совет Народных Комиссаров и всячески старались подавить революционные настроения солдатских масс.
Меньшевики и эсеры поддерживали царского генерала Щербачева, который продался империалистам и хотел повернуть Румынский фронт против большевиков.
12 декабря 1917 года в Одессе был созван второй съезд Румчерода. На съезд прибыл товарищ В. Володарский, посланный в Одессу Центральным Комитетом большевистской партии. Он выступил перед делегатами с пламенной речью:
«Я говорю прямо и определенно, идет борьба не на жизнь, а на смерть. С одной стороны стоят трудовые массы, а с другой стороны — паразиты этих масс — эксплоататоры, и быть между нами мира не может, быть между нами согласия не может, и вместо того, чтобы сидели тысячи крестьян по тюрьмам, пусть сидят тысячи помещиков, вместо того, чтобы сажать в тюрьмы солдат и матросов, мы будем сажать туда генералов, контрреволюционеров»[11].
Солдатские депутаты поддержали В. Володарского. Меньшевики и эсеры были изгнаны из Румчерода. Румчерод стал большевистским. Он должен был возглавить борьбу за быстрейшее установление советской власти в Одессе и Одесской области. В разные места области были направлены комиссары Румчерода. Положение было тревожным, так как в дни, когда заседал съезд, главнокомандующий Румынским фронтом генерал Щербачев, продавшийся буржуазной Украинской Центральной Раде, разоружал на Румынском фронте воинские части, преданные Советам, и арестовывал большевиков.
На съезде был сформирован Фронтотдел нового Румчерода, который должен был руководить всей военной работой в частях Румынского фронта, оттягивать войска, подготовлять их на случай борьбы с гайдамаками и контрреволюционной Украинской Центральной Радой и охранять порядок в Бессарабии. Местом пребывания Фронтотдела был установлен город Кишинев.
В конце декабря 1917 года Фронтотдел начал свою работу а Кишиневе, разместив свой штаб в здании гимназии имени Дадиани, по Киевской улице.
Котовский был в курсе всех событий, происходивших в Румчероде. Он не выступал на съезде, но речи большевистских ораторов воспринимал, как свои собственные.
«Вместо того, чтобы сидели тысячи крестьян по тюрьмам, пусть сидят тысячи помещиков», — об этом всегда думал и сам Котовский с того дня, как вступил на путь революционной борьбы. Его работа в Кишиневском Совете Рабочих и Солдатских Депутатов также была борьбой с теми же помещиками, которые, используя «Сфатул Цэрий», пытались уничтожить и свести на нет советскую власть, провозглашенную в Бессарабии. Именно такой сплоченной боевой организации, как Фронтотдел, здесь не хватало, чтобы полнота всей власти в Бессарабии перешла к Советам, руководимым большевиками.
Котовский, как представитель военной секции Кишиневского Совета, входил во Фронтотдел. Он становится одним из руководителей и душой этой молодой боевой организации.
Фронтотдел должен был бороться за осуществление на Румынском фронте и в Кишиневе решений советской власти, проводить в жизнь директивы Совета Народных Комиссаров. Фронтотдел сразу же разослал своих людей по всем частям сформированного кишиневского гарнизона.
В эти дни Котовский работал без устали. Он должен был непосредственно следить за порядком в Кишиневе. Через город проходили сотни и тысячи демобилизованных солдат, спешивших добраться до родных домов. Среди этой массы надо было находить преданных революции людей, которые могли бы в любой момент направить оружие против помещиков и контрреволюционных офицеров.
Котовский взял на учет все военное имущество, находившееся в Кишиневе, чтобы при первой же надобности раздать оружие защитникам советской власти.
Особенно часто он посещал казармы, в которых были размещены молдавские части, собирал вокруг себя солдат и говорил с ними на их родном языке.
Фронтотдел принял на себя также функции военной комендатуры. По городу патрулировали команды Фронтотдела.
Деятельность Фронтотдела встревожила заправил «Сфатул Цэрий», и они поспешили обратиться за помощью к своим империалистическим вдохновителям. Из Киева были спешно отправлены несколько батальонов румынских военнопленных, уроженцев Трансильвании, которые якобы возвращались через Кишинев и Яссы к себе на родину.
Трансильванцы должны были под видом остановки в Кишиневе захватить с помощью «Сфатул Цэрий» власть в городе, разгромив части гарнизона, преданные большевикам.
6 января утром эшелон с трансильванцами прибыл в Кишинев. «Бывшие военнопленные» были в полном боевом порядке. Они начали окапываться на привокзальной площади. Все было рассчитано на неожиданность и быстроту. Трансильванцы должны были своими штыками помочь «молдавскому блоку» задушить социалистическую революцию в Бессарабии.
Бессарабские помещики и капиталисты призвали через «Сфатул Цэрий» королевские румынские войска в Бессарабию для того, чтобы сохранить свои земли и капитал.
Прибытие карателей не застало врасплох Фронтотдел, так как он держал в своих руках телеграф и большинство железнодорожных станций.
Трансильванцам не удалось проникнуть в город. По приказу Фронтотдела, как по тревоге, были подняты солдаты, преданные Советам. На привокзальную площадь вышли также и молдавские полки «Сфатул Цэрий» — пехотные и кавалерийские. Трансильванцы открыли беспорядочную ружейную стрельбу. Ответные залпы заставили их прекратить сопротивление. Молдавские военные соединения «Сфатул Цэрий» не только отказались выполнить приказы своего «генерального штаба», но пошли за большевиками.
Трансильванцы были разоружены и арестованы. «Военнопленные» снова попали в плен. Контрреволюционеры были в панике. Они не ожидали, что их затея закончится таким провалом.
Дружное выступление большевистски настроенных войск против трансильванцев показало, что хозяевами в городе являются большевики. Бой на привокзальной кишиневской площади был боем за победу Октября в Бессарабии.
В эти дни кишиневцы часто видели Котовского — и у военных, казарм, и на привокзальной площади. Это он руководил разоружением трансильванцев, это его так боялись депутаты «Сфатул Цэрий», это к его слову прислушивались революционные солдаты.
Разоружив трансильванцев, Фронтотдел расставил воинские части вокруг Кишинева, усилил охрану железных дорог. В Кишиневе, Бендерах и Бельцах было введено осадное положение.
Фронтотделом были перехвачены телеграммы румынского командования с планами захвата Бессарабии. Изменник Щербачев открыл границу румынским войскам. Румынские бояре перешли Прут и продвигались в глубь Бессарабии. Они заняли Кагул, Асово, Унгены.
Фронтотдел от имени большевистского Румчерода объявил о состоянии войны с боярской Румынией, протянувшей при помощи всех врагов советской власти свои хищные руки к Бессарабии, над которой уже развевалось советское знамя, водруженное рабочими и крестьянами.
В этом вопиющем нарушении международного права боярскую Румынию поддерживали союзные послы. Обширные земли многих бессарабских помещиков были заложены во французских банках. Французские империалисты, связанные с империалистами англо-американскими, принимали самое активное участие в международном заговоре против Бессарабии.
Румыны продвигались с боями. Небольшие отряды солдат и железнодорожников оказывали им организованное сопротивление. Но отряды эти были слишком слабы, чтобы дать настоящий отпор врагу. Их теснили с одной стороны румыны, с другой — немцы и петлюровцы. Советская Россия не могла тогда придти на помощь Бессарабии. Румчерод дал указание Фронтотделу эвакуироваться из Кишинева.
Депутаты Совета, бойцы и жители, покидая Кишинев, клялись отомстить предателям. Они уходили, чтобы набраться сил, чтобы снова при первой же возможности вернуться в Бессарабию.
Котовскому было приказано последним уйти из Кишинева, забрав с собой наиболее верных и преданных Советам людей.
Он известил сестру Елену о предстоящем отъезде. Их прощание продолжалось всего несколько минут.
— Что ж, Елена, опять приходится мне уезжать отсюда, — говорил он сестре. — Теперь я с народом. Ты верила мне всегда, верь и теперь. Мы вернемся обратно и даже устроим парад в Ганчештах.
Елена Ивановна на прощание поцеловала брата. Это была их последняя встреча.
…14 января 1918 года в Кишинев вступили королевские румынские войска. Бессарабия была предана и продана.
По поводу захвата империалистами Бессарабии товарищ Сталин в своем отчетном докладе на XVI съезде ВКП(б) 27 июня 1930 года заявил: «…На основании какого международного права отсекли господа „союзники“ от СССР Бессарабию и отдали ее в рабство румынским боярам?.. Если это называется международным правом и международным обязательством, то что же называется тогда грабежом?»[12].
Румынские бояре и капиталисты, с согласия и при поддержке англо-французских империалистов, при содействии бессарабских магнатов, белогвардейцев и петлюровских генералов, вырвали Бессарабию из семьи советских народов.
Котовский во главе небольшого отряда бойцов медленно ехал верхом по дороге к Днестру. Он проезжал мимо оголенных садов и лесов, в которых знал каждую тропу. Как хотелось ему повернуть коня и помчаться обратно, чтобы расправиться с захватчиками и белогвардейцами! Котовский чувствовал, как горит его кровь, как пламенеет обветренное лицо. Много лишений и невзгод пришлось ему перенести в жизни, но тяжелее и горше всего было ему терять свою освобожденную родину, оставлять ее на поругание врагам.
Если бы не иностранные штыки, никогда не удалось бы бессарабским помещикам вновь утвердить свое владычество над многострадальной землей Бессарабии. Котовский знал, как близка и дорога была бессарабским труженикам советская власть. С болью и гневом представлял он себе, как боярский сапог растопчет все первые завоевания свободы. Снова засвистят плети и нагайки… Скоповские с хлебом и солью встретят румынских захватчиков, полонивших его родную, любимую Бессарабию.
Те же чувства владели тысячами бессарабских крестьян. Они брали в руки вилы и топоры, уходили из деревень, собирались в партизанские отряды…
Под Кагулом, Бельцами и Бендерами, под Измаилом и Аккерманом рабочие и крестьяне, железнодорожники и солдаты, большевистски настроенные заамурские кавалерийские полки отбрасывали назад румынских захватчиков.
Особенно упорные бои шли под городом Бендеры. Несколько раз румыны подступали к нему и каждый раз обращались в бегство.
У стен старинной бендерской крепости отряды железнодорожников и заамурцев готовили наступление на Кишинев.
Вся угнетенная Бессарабия поднялась против оккупантов. Бессарабские партизаны проявляли исключительную отвагу, они готовы были умереть за Советскую родину, но более многочисленный и хорошо вооруженный противник оказался сильнее, и пришлось отступить перед ним.
Один за другим перебирались партизанские отряды на левый берег замерзшего Днестра. В одну из ночей перебрался сюда со своим отрядом и Григорий Котовский.
Котовский направлялся в Одессу, чтобы получить там директивы от Румчерода о дальнейших действиях.
Он приехал в Одессу, когда на улицах города шел бой за утверждение Советской власти.
Одесские большевики повели массы в бой с юнкерами и петлюровцами. Восстание началось рано утром 25 января по сигналу гудка, подхваченного гудками заводов, военных кораблей и пароходов. Гудки заводов и порта слились в общий гул. Три дня шли в Одессе бои за власть Советов.
Котовский сразу же включился в борьбу. Одесские красногвардейцы были разбиты на десятки и сотни. Так они и шли в бой. Вместе с рабочими Молдаванского района, как десятник Красной гвардии, дрался Котовский на улицах города с петлюровскими синежупанниками.
Он был в Одессе и в день победы, участвовал в похоронах жертв вооруженного восстания, когда красногвардейцы, рабочие и моряки несли к братским могилам на Куликовом поле гробы, украшенные алыми и черными лентами.
Как участник боев за установление власти Советов в Одессе, Котовский имел право пожизненного ношения значка Одесской Красной Гвардии. Этот значок № 1443, который он носил на красной шелковой розетке, был особенно дорог ему.
Власть Советов в Одессе восторжествовала. Но борьба не прекращалась. Обстановка была чрезвычайно тревожной. Центральная Рада, изгнанная из Киева и других крупных центров Украины, не хотела сдаваться. Рядом были и румыны, дошедшие до берега Днестра и угрожавшие Одессе. Советская республика не могла признать незаконного захвата Бессарабии. Одесские большевики готовились дать отпор румынским оккупантам.
В Одессе была объявлена запись добровольцев.
Из красногвардейцев и добровольцев в Одессе формировались боевые отряды и посылались к Тирасполю, на Румынский фронт. К Тирасполю были стянуты все наши силы, которые можно было тогда бросить против румын.
Котовскому было поручено организовать кавалерийский отряд. В документе, врученном ему, говорилось:
«Котовскому Григорию Ивановичу, как испытанному и боевому товарищу, поручается организация боевых частей для освобождения Бессарабии от гнета мирового империализма»[13].
Котовский подобрал в свой отряд отборных кавалеристов и опытных лазутчиков. Это была небольшая, но сильная боевая единица.
В темные ночи во главе своих конников Котовский переправлялся на правый берег Днестра и нападал на оккупантов. Он громил их заставы, разрушал мосты, уничтожал вражеские обозы, наводя ужас и страх на захватчиков. Из днестровских сел шли к Котовскому молдаване. Все они с нетерпением ждали того часа, когда он поведет их на Кишинев.
В те дни Советское правительство вступило в переговоры с Румынией, требуя, чтобы захватчики немедленно оставили Бессарабию. Начались переговоры о перемирии. Румынские бояре и капиталисты пошли на переговоры, так как советские войска усилили свой натиск и готовились к наступлению.
Но над молодой советской страной нависла в это время новая; страшная угроза.
18 февраля 1918 года германские империалисты перешли в наступление по всему фронту. Под видом помощи войскам Центральной Рады, они начали оккупацию Украины.
«..Они оторвали от Советской России, правда, по „договору“ с Украинской Радой, — Украину, ввели на Украину по просьбе белогвардейской Украинской Рады свои войска и стали бесчеловечно грабить и угнетать украинский народ, запрещая ему поддерживать какую бы то ни было связь с Советской Россией»[14].
В марте 1918 года немецко-австрийские войска заняли Одессу. Начавшаяся немецкая интервенция сорвала удар, который готовился молодой советской республикой по румынским боярам для освобождения Бессарабии. Румынские бояре договорились с немцами, которые помогли им утвердиться в Бессарабии.
Советские войска уходили на север. Бессарабские партизаны должны были временно оставить берег Днестра.
С первых же дней вступления немецких захватчиков на Украину украинские рабочие и крестьяне, по зову партии Ленина — Сталина, поднялись на народную освободительную войну против иноземных захватчиков и предателей. Большевики, уходя в подполье, продолжали руководить вооруженной борьбой украинского народа.
«Против иноземного ига, идущего с Запада, Советская Украина подымает освободительную отечественную войну — таков смысл событий, разыгрывающихся на Украине», — писал в эти дни товарищ Сталин[15].
…Котовский, по заданию одесского ревкома, со своим отрядом остался в Приднестровье. Он поселился в селе Терновке, где жил на чердаке одной мазанки. Отсюда выезжал он в окрестные местечки и села.
В хате, при тусклом свете ночника, на прибрежных камнях у опрокинутой рыбацкой лодки Котовский с болью и гневом говорил своим товарищам-партизанам:
— Немецкие империалисты хотят задушить нашу республику, вернуть земли помещикам, а фабрики и заводы — банкирам. Надо облегчить красным войскам победу: собрать силы, помочь прогнать германцев. В России утвердилась и крепнет могучая рабоче-крестьянская власть. Скоро мы сметем врага с лица родной земли.
Со своими смельчаками-партизанами Котовский нападал на вооруженные посты немцев.
Его отряду было поручено активно оборонять участок железнодорожной станции Березовки, включительно до Вознесенека, при этом упорно защищать Колосонский узел.
Несколько дней Котовский сдерживал немцев под Березовкой, но вынужден был отступить. В его отряде было всего 50–60 всадников. Вооруженные до зубов немецкие регулярные войска занимали на Украине все новые и новые территории.
С группой партизан и красногвардейцев Котовский пробрался на Дон, где сражался с белоказаками.
Сведения об этих днях его жизни крайне скудны, они не отразились в документах. Известно только, что сложившаяся обстановка заставила его распустить своих людей. Прощаясь с ними, он приказал им пробраться на Украину и вести там подрывную работу против оккупантов. Сам же он настойчиво хотел установить связь с советским командованием, чтобы, не теряя ни дня, снова включиться в борьбу с врагами революции.
Вместе с пятью спутниками он пробрался в Екатеринослав (ныне Днепропетровск).
В Екатеринославе Котовский заболел брюшным тифом. Он лежал в номере «Европейской гостиницы» и бредил Москвой…
Как-то в его номер вошел невысокий, худощавый незнакомец, имевший манеру то и дело вскидывать голову во время разговора. Это был Нестор Махно, тогда еще выдававший себя за красного партизана. Узнав о Котовском, он решил во что бы то ни стало сделать его своим сторонником.
Котовский метался в жару. Махно присел на кровать и наклонился к нему:
— Давай объединимся.
Котовский тяжело ворочался на постели. Ему не хотелось разговаривать с этим человеком, и он попросил его уйти.
Ночью Котовский резким движением откинул одеяло, поднялся с постели и, собрав все силы, начал одеваться. Он должен ехать в Москву! Сейчас еще не поздно, можно отправиться с последними эшелонами.
Больной, ослабевший, поддерживаемый товарищами, Котовский сел в поезд…
Несколько недель, меняя теплушки и вагоны, ночуя на станциях, ожидая паровозов и починки путей, передвигался Котовский к Москве. Он видел страну, охваченную революцией.
Красноармейцы спешили на фронт; люди с мандатами и без мандатов переполняли теплушки, лезли на крыши вагонов, цеплялись за буфера.
Летом 1918 года Котовский впервые увидел Москву. Здесь он радостно встретился со своими друзьями, бывшими политическими заключенными. Котовского помнили и любили. Долгие часы беседовал он с ними о развертывающихся событиях, о революции, о будущем…
В Москве он прочитал огромное количество революционной литературы. И чем больше он читал, тем сильнее и сильнее хотелось ему непосредственно участвовать в борьбе за власть Советов. Он рвался на фронт, на юг!
Молодая республика боролась тогда с иностранными интервентами, с белыми полчищами генерала Краснова, Деникина; французские и английские империалисты готовились раздавить первое в мире государство рабочих и крестьян. В стране царил голод. Контрреволюция поднимала голову, стараясь использовать его в своих целях. Отряды московских и питерских рабочих, по призыву Ленина, поднялись в поход за хлебом, на борьбу против спекулянтов и кулаков, против всех сил контрреволюции.
Друзья Котовского недолго засиживались в Москве. Партия посылала их на фронт. Скоро выехал из Москвы и Котовский. Он возвращался на юг, в Одессу, занятую вильгельмовскими захватчиками; ему дали явку в большевистское подполье. Он вез с собой паспорт на имя ананьевского помещика Золотарева.