Глава четвертая ОСВОБОЖДЕНИЕ ОДЕССЫ
Глава четвертая
ОСВОБОЖДЕНИЕ ОДЕССЫ
Это было время, когда Красная Армия выполняла гениальный сталинский план разгрома Деникина. Под непосредственным руководством товарища Сталина, посланного Центральным Комитетом партии на Южный фронт, советские войска перешли в решительное наступление и одерживали одну победу за другой.
«Во второй половине октября 1919 года, после ожесточенного сопротивления, Деникин был разбит Красной Армией в решающих боях под Орлом и у Воронежа. Деникин начал быстро отступать, а затем покатился к югу, преследуемый нашими войсками»[22].
Первая конная армия расколола вражескую армию на две части, одна из которых отходила на Кубань, другая — стремительно катилась к Черному морю.
На станции Глухов котовцы выгружались из вагонов. Деникинцы оставили здесь ужасный след своего пребывания — на телеграфных столбах качались тела повешенных глуховских рабочих. В душах бойцов горела ненависть, жажда поскорей уничтожить палачей революции.
28 декабря 1919 года Ленин в своем «Письме к рабочим и крестьянам Украины по поводу победы над Деникиным» писал:
«Красные войска взяли Киев, Полтаву, Харьков и победоносно двигаются на Ростов. В Украине кипит восстание против Деникина. Необходимо собрать все силы, чтобы разбить до конца деникинские войска, пытавшиеся восстановить власть помещиков и капиталистов. Необходимо уничтожить Деникина, чтобы обеспечить себя от малейшей возможности нового нашествия»[23].
С Глухова начался путь котовцев по следам белых. Стрелковые части проходили десятки километров в день, с трудом поспевая за удиравшим противником, который оставлял после себя разрушенные станции и взорванные мосты.
Вторая стрелковая бригада вместе с другими частями 45 дивизии прошла путь от Глухова, через район Конотопа, через Сумы, Ахтырку. Под Полтавой котовцы столкнулись с золотопогонниками деникинского генерала Слащева. После освобождения Полтавы дивизия получила задание нанести удар врагу в Екатеринославском направлении. Белая армия стремительно откатывалась к Днепру.
31 декабря 1919 года Котовский нагнал свои части в городе Ново-Московске. Командиры радостно обнимали комбрига. Котовский, слегка похудевший, крепко жал руки командирам, ординарцам, посыльным и телеграфистам; расспрашивал, где сейчас находится его старый друг Нягу.
Ольга Петровна стояла в стороне и смотрела, как горячо встречали Котовского его боевые друзья. Григорий Иванович представил товарищам молодого врача: — Я калечу, а она лечит.
В тот же день Котовский выехал в только что освобожденный Екатеринослав, где уже размещался штаб 45 дивизии.
Отступая, деникинцы взорвали мост через Днепр. По остаткам моста, где ползком, рискуя свалиться в воду, а где делая прыжки, красноармейцы пробирались в город. Рядом уже сооружался временный мост.
Казалось, что по Днепру началось половодье. От недавней артиллерийской стрельбы тронулся лед. Повсюду на реке зияли огромные проруби.
Котовский перебрался в город. День выдался погожий, теплый, залитый солнцем. Григорий Иванович долго ходил по улицам, разыскивая всевозможные отделы штаба. Всюду его радостно встречали, обступали, расспрашивали о Петрограде.
В Екатеринославе в этот день все кино и театры были открыты для красноармейцев. Вместе с Ольгой Петровной, которая также приехала в Екатеринослав за назначением, Котовский решил пойти в кино.
Они сидели в ложе бельэтажа. Котовский так увлекся фильмом, что даже привстал и облокотился на барьер. По ходу действия показывалось, как вешали осужденных. Когда сеанс окончился, Котовский был необычайно бледен.
— Не удивляйтесь, я сам был смертником, — объяснил он своей будущей жене. — Эта картина напомнила мне то, что я пережил, ожидая виселицы. Ведь каждый раз, когда раздавался лязг отодвигаемого засова, я думал, что это конец, что это за мной.
…1920 год Котовский встретил за оперативными картами. Новый год начался с нового боевого задания. Осуществляя гениальный замысел Сталина, республика создавала мощные кавалерийские соединения.
13 января товарищем И. В. Сталиным была подписана директива Реввоенсовета Юго-Западного фронта армиям фронта о преследовании деникинских армий, отходивших к портам Черного моря.
Котовскому было приказано сформировать кавалерийскую бригаду, которая должна нагнать и разбить деникинцев, удиравших к Одессе.
Котовский с жадностью взялся за выполнение нового задания. В те дни он имел в своем распоряжении только папку с приказами, донесениями и картами. Части, из которых он должен был сколотить бригаду, были распылены от Кичкаса до Екатеринослава, они преследовали у Днепра махновцев. Но Котовский мысленно уже назначал командиров, видел перед собой боевые эскадроны, оценивал обстановку и вел свою кавбригаду в атаки. Кавалерия давно привлекала Котовского. Когда он командовал стрелковой пехотной бригадой, он много внимания уделял своему кавалерийскому дивизиону, чувствуя себя подлинным кавалерийским начальником. Дерзость и отвагу Котовский умел соединять со строгой и тщательной продуманностью своих планов, Этот бесстрашный боец был одновременно умным и расчетливым хозяином. Он заботился об обмундировании, о седлах, о стременах; в свободные минуты читал о том, как содержать кавалерийскую лошадь.
Котовский не переставал думать о женщине, которая всегда так внимательно слушала и таким спокойным, понимающим взглядом одобряла его пламенные речи. С первой же встречи почувствовал он к ней какую-то особую, незнакомую ему до сих пор нежность и теплоту.
Рядом с ним оказался человек, который стал неожиданно близок и дорог ему. Теперь, когда он будет в бою, о нем будет думать женщина, близкий друг. И она так же, как и он, готова отдать свою жизнь революции.
«Милая Леля! Мне приказано сейчас же начать сводку всех кавалерийских частей нашей дивизии в кавалерийскую бригаду. Ты будешь самое короткое время во 2 бригаде, после чего будешь переведена в мою кавалерийскую, где, конечно, займешь свое место в перевязочном отряде бригады»[24], — так писал Котовский Ольге Петровне перед тем, как отправиться навстречу кавалерийским частям дивизии.
12 января 1920 года был подписан приказ о формировании кавалерийской бригады Котовского. Штаб бригады состоял из командира, ординарца и начальника штаба.
Котовский и ординарец двинулись в путь на верховых лошадях; за ними, по шоссе, в пароконном фургоне, отправился и начальник штаба. Но вот кончилось шоссе. Кони, запряженные в фургон, завязли в болоте. Комбриг, ординарец и начальник штаба вытащили фургон. Начальник штаба пересел на лошадь ординарца, которому было приказано доставить фургон обратно в Екатеринослав.
Котовский и начштаба продолжали путь. По дороге им встречались махновские отряды.
Долго плутали два всадника по грязным дорогам. Всю ночь ехали они по незнакомой местности, наконец натолкнулись на штаб советской части. Как обрадовались здесь «заблудившемуся» Котовскому!
Утром Котовский продолжал свой путь. В местечке Лозоватка он встретился с кавдивизионом Нягу.
Котовский подсчитывал прибывающие силы, знакомился с новыми командирами и бойцами, спорил с интендантами и сам ходил по военным складам, перебирая ворохи трофейного имущества. Он радовался каждой лишней уздечке. По вечерам штаб новой бригады превращался в мастерскую. Комбриг сам кроил кожу, мастерил седла, привлекая к этой работе красноармейцев и местных шорников.
Первый кавполк, командиром которого был назначен Михаил Нягу, объединил молдаван.
Командиром второго кавполка был назначен Макаренко — человек исполинского роста. Этот кавполк в большинстве своем состоял из украинцев.
В кавалерийскую бригаду передавались также все кавалерийские эскадроны стрелковых бригад 45 дивизии.
Бригада формировалась на ходу, в боевой обстановке. Все части 45 дивизии в те дни были заняты разоружением махновских банд. Махно отказался выполнять приказы советского командования, он не хотел оставлять Украину и выступил против советской армии. Многие же махновцы отказывались подчиняться своему атаману. Они сдавались и переходили на сторону Красной Армии.
В бригаду вступали повстанческие отряды, действовавшие в тылу у деникинских войск. Большинство бойцов в этих отрядах составляли потомственные шахтеры Криворожья, забойщики и рудокопы. Приходили к Котовскому и опытные подпольщики.
Обязанности комиссара бригады выполнял комиссар 2 полка Христофоров.
Христофоров еще до встречи с Котовским знал о нем. Он слышал о Котовском еще тогда, когда работал в одесском подполье и по заданию Одесского областного комитета партии собирал разрозненные партизанские отряды в сводный полк Красной Армии.
Прошло два года, и теперь они встретились для того, чтобы вместе в несколько дней сколотить кавалерийскую бригаду и повести ее в бой.
Когда Котовский в 1914 году сжигал имения бессарабских помещиков, Христофоров, народный учитель, уже был большевиком.
Котовский открыто восхищался своим новым комиссаром. — Если бы с таким человеком я встретился раньше! — говорил он о Христофорове.
Он полюбил Христофорова за его открытый, смелый взгляд, за его убедительные речи, произносимые спокойным, слегка певучим голосом. Этот приветливый человек был требователен, точен и непоколебим в своих решениях. Спокойствие комиссара особенно нравилось Котовскому. Христофорова же не смущала горячность комбрига.
…24 января в Лозоватке состоялся первый смотр кавалерийских полков бригады. Полки выстроились на площади.
Казалось, что здесь были собраны лошади со всего света — рыжие, пегие, серые и гнедые, но зато все они были отлично вычищены, с подрезанными хвостами, в новых уздечках. Бойцы были одеты кто как — в тулупы, кожаные куртки, шинели, фуфайки.
Стоял ясный, морозный день. Солнце играло на клинках.
Снег скрипел под копытами.
Котовский подъехал к Ольге Петровне. Она стояла в стороне и смотрела на кавалеристов, вооруженных пиками.
— Это отважные бойцы; вон тот маленький, черный — наш разведчик; видишь, какой маленький, а в бою богатырь, — весело говорил ей Котовский.
Командир бригады поднял руку, приветствуя полки, вытянувшиеся в колонну.
Загрохотали пулеметные тачанки. Закачались пики.
С особой гордостью смотрел Котовский на пулеметные тачанки, которыми командовал бессарабец, участник хотинского восстания, пулеметчик Слива. За пулеметными тачанками прогромыхали два орудия, проехало несколько походных кухонь и повозка, на которой восседал красноармеец с санитарной сумкой через плечо.
Осуществилась мечта Котовского — партия поставила его во главе кавбригады. Никогда еще под его командованием не было так много конников — пятьсот сабель!
Сразу после смотра полки пошли в поход. По пути в бригаду вступали новые бойцы-добровольцы. Под Бобринцем котовцев догнали несколько всадников. Это были комсомольцы, у которых уже был опыт боев с Петлюрой. Они не знали кавалерийских команд, но уверенно держались в седле. Среди них был комсомолец Николай Островский, будущий писатель, автор героического романа «Как закалялась сталь».
Кавбригада получила приказ разбить белых, укрепившихся в Вознесенске. Деникинское командование сосредоточило здесь большие силы. Это был важнейший стратегический пункт на подступах к Одессе.
Город охраняли части 2 деникинского пехотного корпуса.
В одной из деревень, по дороге к Вознесенску, котовцы встретились с деникинскими частями. На широких улицах деревни котовцы в несколько минут уничтожили перепуганного противника.
Комбриг был доволен исходом первого боя и особенно тем, как дрались молодые бойцы.
После боя он собрал командиров:
— Бойцы полков шли на врага, они не боялись встречи со смертью, — говорил Котовский. — Один полк опережал другой. Боец стремился сразиться с врагом раньше своего соседа. Цените и берегите жизнь каждого бойца. Он — наша сила, он — наша опора; с ними — мы командиры, без них — мы ничто.
Кавалерийская бригада стремительно шла вперед, в свой первый рейд, в тыл к белым.
29 января 1920 года ударил мороз и началась снежная буря. Снег слепил глаза бойцам и коням. В буран пробирались котовцы по сугробам. Морозные иглы кололи лица бойцов, ветер забирался под воротники, трепал гривы лошадей.
Ночь застала кавбригаду в степи. Вьюга не унималась. Противник перешел в наступление. Котовцы дрались с ожесточением.
Завывал ветер… Замки орудий застывали. Вода в кожухах пулеметов при малейшей задержке превращалась в лед. Пулеметчики отыскивали холмы; под их прикрытием разводили костры и отогревали воду.
Несколько раз противник принимался яростно наступать, но каждый раз, не выдержав отпора, откатывался назад.
Под ураганным ружейным и пулеметным огнем котовцы продвигались к Вознесенску. То спешиваясь, дрались они в цепи, то снова на конях неслись вперед, обгоняя ветер.
Вот уже Буг. Бойцы 2 полка спешились и залегли у берега, замаскировавшись снегом. Они подпустили белогвардейцев под пулеметный и ружейный огонь.
— Пусть погреются, — говорил Котовский. Раздался условный выстрел маузера. Бойцы 2 полка бросились в атаку… Буран не прекращался, бой ни на минуту не затихал.
402 стрелковый полк вел наступление рядом с котовцами. Пехотинцы двигались по степи. Ни буран, ни жгучий мороз — ничто не могло их остановить. Они упорно приближались к Вознесенску. Котовцы расчищали им подступы к городу.
…Темнота и снег надежной завесой прикрыли приближение красной конницы и пехоты.
Деникинцы оградили город сплошным артиллерийским огнем. Станцию Вознесенск охраняли бронепоезда. Рев орудий сотрясал воздух. Но бойцы неуклонно шли вперед. Ветер разносил во все стороны громкое красноармейское «ура!».
30 января в одиннадцать с половиной часов ночи котовцы вошли в Вознесенск.
Белогвардейцы отступили за Буг.
На станции Вознесенск был захвачен оркестр белогвардейского Севастопольского полка. Пленным музыкантам было приказано немедленно разучить похоронный марш и «Интернационал».
В боях под Вознесенском погибло много красноармейцев. Товарищи подбирали их трупы в степи и везли за собой на тачанках, чтобы после боя похоронить с воинскими почестями.
К утру, когда буран стих, красноармейцы взорвали замерзшую землю, вырыли могилу и под звуки похоронного марша опустили в нее погибших в бою.
У открытой братской могилы собрались товарищи погибших. Комиссар кавбригады Христофоров снял фуражку; ветер развевал его заиндевевшие волосы. Комиссар говорил о том, как путем ожесточенной борьбы и великих жертв идет трудящееся человечество к освобождению от власти эксплоататоров.
В этот же день на главной площади Вознесенска был устроен митинг, на котором перед жителями города выступил Котовский. Его жадно слушали. Но вдруг, во время своей речи, он услышал выстрелы со стороны реки. Комбриг вскочил на коня. Толпа расступилась. Котовский карьером помчался туда, откуда раздавались выстрелы. Христофоров и ординарцы едва поспевали за ним.
Отступивший противник за ночь собрал остатки своих сил и снова бросился на котовцев, пытаясь во что бы то ни стало выбить их из Вознесенска. На льду Буга разгорелась жестокая схватка. В разгаре боя на льду появился Котовский. Как вихрь прилетел он сюда, гневно сжимая в руках карабин.
Пулеметный эскадрон не прекращал стрельбы по белогвардейским цепям. Оказавшись под перекрестным огнем, белогвардейцы пытались отступить, но огонь настигал их всюду.
Тогда они залегли в снег и, замерзая, долго лежали, обстреливаемые со всех сторон.
У скованного льдом Буга почти целиком погиб деникинский полк, состоявший из офицеров… Все они были пьяны; у замерзших, убитых и раненых в вещевых мешках находили по нескольку бутылок водки со старой николаевской этикеткой.
…В боях под Вознесенском мчался вперед на заиндевевшем коне и Николай Островский. Это было первым боевым крещением кавалериста Островского. Под Вознесенском он был ранен. В избушке, на окраине города, был развернут приемный пункт, куда свозили раненых и метавшихся в тифу. И, может быть, оттуда, лежа на соломе, Николай Островский, как и герой его романа Павел Корчагин, писал своим близким:
«Дорогой браток… Стрельнуло меня пулей в бедро, но я поправляюсь… К матери я не попал, а получилось так, что теперь я есть красноармеец кавалерийской бригады имени товарища Котовского, известного вам, наверное, за свое геройство…».
Вознесенск в руках красных! Кавбригада получает новый приказ — преследовать противника дальше, овладеть станцией Березовка, разгромить последние силы «добровольческой армии», отрезать ей путь отступления через Днестр.
Скоро увидят бессарабцы свой родной берег! С каким воодушевлением двинулись полки! На многих бойцах были новые шинели — военные трофеи, захваченные в бою.
…Кавбригада вступила на широкий тракт немецкой колонии Воромс. Бойцы шли настороженно. Еще недавно кулаки немецких колоний поднимали мятежи и из окон больших опрятных домов не раз обстреливали красноармейские части.
На одной из улиц котовцы столкнулись с пехотой противника. Солдаты бросили оружие и подняли руки вверх. Их командиры удрали вперед на подводах. Котовский приказал отпустить пленных. К нему подбежали два солдата, одетые в английские шинели. Комбриг остановил коня. Солдаты передали ему письмо, в котором представители одного из белогвардейских полков писали красному командиру, «наступающему на Березовку», что он может смело продолжать свое наступление, так как солдаты их полка будут стрелять вверх. Сдавшиеся в плен солдаты рассказали Котовскому, как укреплена Березовка.
Березовка была тем рубежом, где деникинцы намеревались оказать серьезное сопротивление частям Красной Армии.
Здесь было сосредоточено несколько тысяч хорошо вооруженных белогвардейцев.
Трудны подступы к Березовке. С горы противнику легко заметить приближение крайних частей. Котовский выслал вперед разведку. Нужно было двигаться особенно осторожно. Планы врага следовало расстроить неожиданным появлением.
Кавбригада приблизилась к Березовке.
Из десятков орудий, из бронепоездов белогвардейцы открыли ураганный огонь. Котовцы рассыпались по всей степи и, не обращая внимания на канонаду, в рассыпном строю наступали на Березовку.
Белогвардейцам казалось, что на них наступает целая армия. Никто из белых офицеров не мог понять, как это красные командиры двинули своих бойцов прямо навстречу огню.
Деникинские пехотинцы отказались выполнить приказ своего командования об отступлении. Они предпочли сдаться в плен красным, но кавалеристы-деникинцы, чтобы не допустить этого, начали рубить и расстреливать своих же.
В бою под Березовкой 3 февраля 1920 года котовцы навели ужас, панику и смятение на тысячные белогвардейские полки.
Белые удирали от котовцев на поездах и тачанках. Солдаты сотнями сдавались в плен. В Березовке были захвачены санпоезд, эшелоны с продовольствием и два вагона, до отказа набитые персидскими коврами.
Христофоров организовал в Березовке ревком, для работы в котором надо было выделить надежнейших бойцов в помощь местным работникам из беднейшего населения. Котовский дорожил каждым бойцом своей бригады, но для нового ревкома сам отобрал лучших людей.
Утром Котовский со станции Березовка связался по прямому проводу со штабом. Кавбригада ушла далеко от пехотных частей. Котовский просил немедленно перебросить к Березовке пехотные части, чтобы закрепить победу.
В то время, как кавалерийская бригада Котовского стремилась к Одессе, деникинские генералы успокаивали состоятельных одесситов, заверяя, что они удержат этот город — последний оплот Новороссии. Начальник укрепленного Одесского района генерал Стекхель и начальник гарнизона генерал Мамонтов в своих интервью утверждали, что красные встретят под Одессой серьезное сопротивление. На внешнем рейде Одесского порта стоял английский дредноут и другие военные корабли. Охрана порта находилась в руках английской военной миссия. Белое командование возлагало большие надежды на то, что англичане помогут им огнем.
25 января 1920 года «Одесские новости» торжественно сообщили о том, что «вчера, около шести часов вечера, один из союзных миноносцев дал три орудийных выстрела в Николаевскую сторону».
Но, несмотря на это, в городе уже шла негласная эвакуация. К причалам порта устремлялись экипажи, брички, тачки, груженные чемоданами, саквояжами и тюками. Белогвардейский сброд и оторопелые буржуа предчувствовали, что генеральская контрреволюция доживает на юге России свои последние бесславные дни.
В городе ни на минуту не прекращала свою работу одесская организация большевиков. Военно-революционный повстанческий штаб готовился протянуть руку наступающей Красной Армии. По улицам еще несли свою службу английские патрули, а подпольные райкомы уже распределяли на боевые посты коммунистов и рабочих, чтобы с тыла ударить по белогвардейцам.
Во время деникинщины одесские большевики прошли вторую, школу подполья; дружинники и боевики не давали возможности контрреволюционерам чувствовать себя хозяевами в городе. На всех заводах в городе существовали подпольные коммунистические ячейки. Рабочий класс оказывал сопротивление белогвардейскому террору. Многие вспоминали тогда в Одессе, как во время французской оккупации Котовский не давал покоя интервентам.
А Григорий Котовский во главе своих всадников спешил к городу, который он так любил и где его все знали, от мала до велика.
Красная конница мчалась вперед, стремясь нагнать противника, увозившего с собой награбленное добро. Деникинское командование решило в случае падения Одессы спасти остатки своей армии, отступив за Днестр, в Румынию.
На Одессу наступала 41 дивизия. Временно в эту дивизию была передана и кавбригада Котовского.
Котовский тщательно изучал обстановку, сложившуюся под Одессой. Он лично допрашивал пленных офицеров, определял численность и настроения в «добровольческой армии».
Кавбригада приближалась к главной железнодорожной магистрали. Котовский мечтал первым, во главе своей кавалерийской бригады, въехать на знакомые ему одесские улицы.
Начдив 41 всячески сдерживал порыв Котовского. Он преувеличивал силы противника и недооценивал боеспособность кавбригады, предупреждая ее командира, что, по его сведениям, под Одессой сосредоточилось до пятидесяти тысяч белогвардейцев.
Но Котовского не страшила численность врага. Он доказывал, что преступно терять даже один день, один час. Иначе будет нелегко взять Одессу, так как враг успеет передохнуть, опомниться, собраться с силами.
Котовский спорил с начдивом:
— Если бы их было даже вдвое больше, все равно это уже не армия. Они уже не могут оказать сопротивления. Я помчусь вперед со своей бригадой, пролечу через Одессу, вызову панику, не дам гадам очнуться и развернусь за городом. Рабочие Одессы нас ждут, они нам помогут.
Котовский спешил к Одессе…
В сорока верстах от Одессы, в местечке Потоцкое, бригада расположилась на кратковременный отдых.
Котовский пошел на телеграф и потребовал телеграфную ленту за сутки. Вдруг раздался стук ключа. Комбриг приказал принять вызов.
Это станция Раздельная вызывала Одессу. Котовский приказал выключить Одессу, а на вызов ответить: «Я — Одесса». И вот Котовский стал принимать сводку начальнику гарнизона Одессы.
«Принимайте точную оперативную сводку. Красная 41 дивизия южнее Березовки, 45 дивизия севернее Березовки и конная армия Котовского в самой Березовке. Прошу выставить сильную охрану со стороны станции Сортировочная, а также организовать оборону Пересыпи. Все, Генерал Шевченко. Кто принял сводку?».
Котовский приказал ответить:
«Сводку принял Котовский».
Тогда опять застучал телеграф:
«Что за безобразие в такое время заниматься шутками!».
Котовский улыбнулся и снова передал генералу Шевченко:
«Сводку принял Котовский».
Когда в Раздельной окончательно удостоверились, что сводка попала в руки противника, генерал Шевченко обратился к Котовскому:
«Союз спасения родины предлагает Вам опомниться и повести свою конницу против большевиков».
Котовский смял телеграфную ленту. Сжимая кулаки, он продиктовал телеграфисту ответ:
«С малых лет я веду борьбу с эксплоататорами рабочих и крестьян и буду вести до тех пор, пока вы окончательно не будете уничтожены. Часа через три ждите меня в Одессе».
На этом кончился разговор Котовского с генералом Шевченко.
Штаб-трубач заиграл наступление. Котовский в меховой куртке, в фуражке, низко надвинутой на бритую голову, вскочил на коня. Переменным аллюром бригада двинулась за командиром.
— На Одессу!
С пиками наперевес, навстречу наступающему утру, бодрые и радостные, мчались котовцы. Вот перед ними открылась панорама города…
Перед самой Одессой Котовский приказал свернуть боевые знамена, снять красноармейские звездочки с фуражек и красные ленточки.
Услышав конский топот, из сторожевой будки у заставы выскочил заспанный поручик. Увидя приближающегося Котовского, он вытянулся, приняв его за белого генерала.
Котовский знал пароль. Отстранив поручика, он приказал ему лучше нести службу и не спать на посту.
Вот конники уже за заставой.
Котовский первым влетел в Одессу со стороны Пересыпи. Котовцы миновали Пересыпский мост и понеслись по Московской улице, по Нарышкинскому спуску, Преображенской и Тираспольской…
Из подъездов домов на улицы выскакивали офицеры. Они бросались к стремительно мчавшимся кавалеристам.
— Что за конница?
— Мы — мамонтовцы, — отвечали котовцы.
Офицеры, придерживая сабли, доверчиво присоединялись к котовцам, вскакивая на их повозки. Походным маршем проходили котовцы по улицам Одессы.
Котовский смотрел на мелькавшие дома, на вывески магазинов. Он приветствовал город, который так любил за его морские дали, за шумный порт, за прямые улицы и кварталы, за белые акации и развесистые чинары.
Белогвардейцы продолжали вскакивать на тачанки и подводы; они взваливали на них мешки и походные сумки.
Котовцы спешили к полотну железной дороги, чтобы загородить путь белогвардейским эшелонам на станцию Застава. Котовский приказал снять орудия с передков, поставить их на позицию и открыть огонь по первому эшелону, как только он появится.
Белогвардейцы слезли с повозок. Они хотели предупредить «ошибку».
— Да ведь это же наши эшелоны! В кого вы хотите стрелять?!
— Эшелоны-то ваши, да мы не ваши; мы — котовцы, а вы — деникинцы.
Только сейчас деникинцы поняли, на чьи повозки и лафеты забрались они, спасая свою жизнь.
На полотне железной дороги показался эшелон, направлявшийся к Аккерману.
— Огонь!
Эшелон дал задний ход. Но путь назад ему был отрезан так же, как и путь вперед. Не удалось белогвардейцам удрать через Бессарабию в европейские столицы!
…Белогвардейское командование поняло, что настал критический момент. Военные суда англичан и белогвардейцев, оставлявшие Одессу, дали залп по городу. Котовцы открыли ответный огонь по уходившим кораблям и из пулеметов обстреляли гавань. Потом кавалеристы бросились догонять бригаду.
На улицы уже выбегали вооруженные рабочие. — Идем вместе с вами в бой за Советскую власть! — кричали они красным конникам.
Вслед за котовцами в Одессу вступили первые пехотинцы 41 дивизии.
Начался бой, длившийся несколько часов. Красноармейцы и вооруженные рабочие очищали город от офицерских банд. Обезумевшие деникинцы, застигнутые врасплох, выкатывали орудия и в упор стреляли по красным частям, вступавшим в город. Некоторые офицеры засели в офицерском собрании, откуда их пришлось выбивать из каждой комнаты.
7 февраля 1920 года Одесса снова стала советской. Взятие Одессы Красной Армией было сильным ударом для Антанты. Советская республика получила еще один выход к морю, отрезав империалистам путь, по которому они снабжали белогвардейцев. 7 и 8 февраля штаб кавалерийской бригады размещался в одном из домов под самой Одессой. Эскадроны уже действовали впереди, а комбриг сидел у телефона и телеграфа, устанавливая связь со стрелковыми частями, вступавшими в город.
Котовскому хотелось преследовать противника дальше, но он не мог оторваться от Одессы, так как не был убежден, что победа окончательно закреплена. Еще из Заставы 1 он требовал от командиров стрелковых дивизий, чтобы на смену кавалеристам его бригады, охранявшим Заставу 1, как можно скорее прибыли другие части. Котовский изо всех сил торопил пехотных начальников.
Одно из своих донесений начдиву 41 дивизии он начинал словами: «У вас, товарищ начдив, полнейший кавардак. Прошло пять часов с момента, когда вы обещали прислать смену на станцию Застава 1, а ее нет», и далее: «…Связь поставлена до невозможности плохо, даже на вокзале главном ни до кого не дозвонишься. С городом никакой телефонной связи, т. е. с штабдивом». «Прижмите вашего начальника связи, чтобы он установил связь с вокзалами и заставами, не забудьте, что Застава первая есть рубеж». «Оставляю взвод еще до девятнадцати часов. Если ему не прибудет смена, он уйдет на Маяки»[25].
Вот как оперативная сводка штаба 45 дивизии 7 февраля 1920 года сообщала о действиях кавалерийской бригады Котовского:
«Кавчасти 7 февраля на рассвете выступили из села Кубанка и пошли к городу Одесса со стороны Пересыпи. Неприятель, засевший в центре, упорно сопротивлялся. Кавбригада, окружив город со стороны заставы, первой выбила оттуда противника, парализовала бронепоезда и тем самым способствовала занятию города. Продвигаясь дальше во исполнение приказа по 41 дивизии, 8 февраля в 20 часов настигла в Дальнике противника, разбив его наголову»[26].
В приднестровских степях и плавнях бригада Котовского преследовала остатки разгромленной под Одессой белой армии.
Молодой бригаде пришлось иметь дело почти со всеми частями, недавно составлявшими одесский гарнизон белогвардейцев. Деникинские генералы все еще надеялись переправить свою армию через Днестр и там снова собрать свои силы. Котовский понимал, что от действий его конницы зависит успех всей операции по ликвидации остатков белогвардейщины. С того момента, как бригада выступила на Вознесенск, конники не знали передышки. Это были дни беспрерывных боев. Конница ежедневно проходила десятки верст. У самого комбрига глаза были воспалены от усталости, но он не давал покоя ни себе, ни людям. Когда же напряжение достигало предела, один из полков отдыхал, другой же продолжал с боями продвигаться вперед.
Лучше всего об этих днях говорят донесения самого Котовского, которые он по нескольку раз в день посылал в штаб дивизии.
«8-го февраля, 12 часов 20 минут. Доношу, что доблестная, вверенная мне кавбригада и батарея, исполняя данную ей задачу, в своем направлении на Маяки настигла неприятеля в селении Николаевское, оно же Фронталь. Противник состоял из следующих частей: Уланский полк, 75-й Севастопольский, 42-й Навагинский, запасный батальон, инженерные части и четырехорудийная батарея. Кавбригада повела наступление и после часового боя и отчаянного сопротивления противника разбила его наголову. Остатки неприятеля в панике бежали в направлении Маяки — Овидиополь. Захвачены четыре орудия, восемь пулеметов, громадный обоз и более двухсот пленных. Офицерство частью перебито в бою, частью застрелилось само. По последним сведениям, полученным от крестьян, противник в большом количестве движется по берегу Днестра от Тирасполя к Маяки, где он решил во что бы то ни стало удержать переправы».
«11-го февраля, 17 часов. Вчера, 10-го, выступив с кавбригадой в Маяки, в течение целого дня выбивал и обезоруживал противника, засевшего в плавнях, так как румыны их в этом районе не пропускают. Ночевал в Греденице. Сегодня утром выступил из Греденицы через колонии Кандель и Зельц, где встретил конную разведку противника. Противник оказался более 1500 сабель и 500–600 — пехоты, при двух батареях и пяти бронепоездах на станции Кучурганы. Стремительной кавалерийской атакой противник был выбит из колоний Баден и Страсбург, из которых в полнейшей панике бежал в направлении Ново-Савицкая — Тирасполь, бросив орудия, пулеметы и много обоза.
Бронепоезда противника все время обстреливали нас ураганным огнем из всех орудий. Завтра двигаюсь на Тирасполь». 12 февраля кавалерийская бригада освободила Тирасполь. В лица котовцам дул ветер с замерзшего Днестра. За рекой начиналась их земля — неотъемлемая часть Советской страны.
Командование поручило конникам охранять берег Днестра. Жители города узнали Котовского. Здесь формировал он свой первый кавалерийский отряд, отсюда угрожал румынским боярам. Теперь же он вернулся в Приднестровье во главе кавалерийских полков. Котовцы захватили на железнодорожных путях двенадцать бронепоездов, двести пятьдесят два орудия, эшелоны. Перед отступлением деникинцы подожгли свои эшелоны, но красноармейцы подоспели вовремя и потушили огонь. Из центра была вызвана (специальная комиссия для приемки трофеев.
В Тирасполе Котовский и Христофоров проехались верхом вдоль Днестра. Котовский смотрел в бинокль на тот берег. Он показывал комиссару свою родную Бессарабию.
— Вот там Кицканский монастырь, а там, за деревьями, дорога на Бендеры…
Христофоров как бы угадал мысль Котовского:
— Ну, как, Григорий Иванович, если бы сейчас дать команду, — и на тот берег, и вместе с Нягу — на Кишинев?! Ничего, Григорий Иванович, не грусти, придет время — погостим и у тебя в Ганчештах.
Котовский молча смотрел на тот берег, на голые верхушки деревьев, на дымок над далекими хатками… Он не ответил Христофорову. Он видел зимнее серое небо над своей родиной, но в этот февральский день ему казалось, что вот-вот выглянут из-за тяжелых туч солнечные лучи, и чернеющие сады покроются зеленой, пышной листвой…
Приближение Красной Армии к Днестру вызвало тревогу у румынских захватчиков. Они усилили охрану границ, стянули войска к берегу реки.
Котовский знал, что стоило ему дать команду, и его кавалеристы, как вихрь, бросились бы через Днестр сметать заставы румынских бояр. Но командование приказало преследовать противника только до Днестра, и Котовский требовал от бойцов, чтобы в сторону Румынии не было дано ни одного выстрела; это могло тогда осложнить международную обстановку.
Румынские оккупанты следили за каждым шагом Котовского. Агенты сигуранцы доносили в Бухарест о Котовском, когда он еще был на подступах к Вознесенеку.
С того же момента, как Тирасполь был освобожден от белогвардейцев, румынские бояре потеряли покой. Всевозможные агенты, шпионы и осведомители то и дело доносили о том, что Котовский уж переправился через Днестр.
Оккупанты чувствовали себя так непрочно на украденной земле, что стоило только взводу красных бойцов появиться на левом берегу Днестра, как в Кишиневе этот взвод принимали уже за полк, а в Бухаресте — за армию…
Несколько дней в районе Тирасполя кавбригада гонялась за мчавшимися отрядами белых, которыми командовали генералы Стесеель, Мамонтов и Бредов. С ожесточением пробивались белогвардейцы к Кучурганскому лиману. Они хотели уйти за границу, чтобы там снова собрать силы для борьбы с Советской страной.
Приднестровские плавни были переполнены белыми. Деникинцы скрывались в камышах. Они метались в плавнях вместе с огромным обозом; при многих находились семьи, но, несмотря на безнадежность положения, они не хотели сдаваться добровольно. Особенно тяжелые бои развернулись между 14 и 19 февраля, когда белогвардейцы пытались прорваться на север и выйти на соединение с бандами Петлюры.
Эскадроны Котовского пошли наперерез противнику. Белые собирались осуществить прорыв силою шести тысяч штыков и 300 сабель при четырех орудиях с броневым автомобилем.
Только с 14 на 15 февраля котовцы в конном строю ходили в атаку девять раз.
Котовский поставил перед бойцами задачу — не дать ни одному белогвардейцу переправиться через Днестр. На дорогах и в плавнях были выставлены заставы.
Ночью на одной из застав бойцы преградили путь автомобилю, из которого раздался сердитый голос:
— Что вы безобразничаете? Это я, начальник боевого участка.
Полковник-белогвардеец никак не мог предположить, что перед ним были котовцы. И только после того, как на него направили дула винтовок, он понял, с кем встретился.
Белогвардейцы, среди которых были и генералы, сдались.
Поздно ночью бойцы доставили пленников в штаб бригады.
Котовский пригласил деникинцев к столу.
Он выставил генералам свои требования — сдаться всем без исключения солдатам, офицерам и генералам, которые еще скрываются в плавнях.
Белогвардейцы, еще так недавно надеявшиеся уйти от погони, написали письмо в штаб белой группы с предложением сдаться. Это письмо на рассвете доставили в штаб белых бойцы-котовцы. Путь им указывал белогвардейский генерал.
Несколько часов размышляли штабисты над письмом своих пленных начальников. Многие из них еще ждали помощи от румын. Но более трезвые из белогвардейцев решили, что им нет другого выхода, как сдаться Котовскому.
Полковник Самсонов вышел вперед. Он снял с себя оружие и передал свой револьвер и бинокль красноармейцу.
— Предлагаю последовать моему примеру, не дожидаясь ответа от румын; сдаться без боя и условий коннице Котовского. Некоторые из офицеров отошли в сторону, приставили дула револьверов к вискам, и спустили курки…
За несколько дней котовцам сдались три генерала, 200 офицеров и около четырех тысяч солдат.
Трофеи были огромны. Специальная комиссия больше двух недель учитывала все то, что забрали котовцы у противника.
Белые оставили под Тирасполем больше ста исправных орудий разных калибров, шестнадцать бронепоездов, сто сорок тысяч трехдюймовых снарядов, миллионы русских патронов.
На протяжении нескольких верст на железнодорожных путях стояли эшелоны, груженные патронами, снарядами, сахаром.
…Во время разоружения белогвардейских отрядов один из пленных упал перед Котовским на колени. Он схватил его за сапоги и молил о пощаде. Котовский никак не мог понять, почему так дрожит и плачет этот уже пожилой мужчина.
— Теперь я в ваших руках!..
Котовский не сразу узнал человека, который лежал у его ног. Он велел ему встать. Это был Хаджи-Коли, который некогда преследовал его по пятам во главе стаи полицейских сыщиков.
Хаджи-Коли, живший последние годы в Одессе, пытался вместе с белогвардейцами пробраться в Румынию. А теперь он, жалкий, дрожащий, стоял перед Котовским.
— Вы служили царскому правительству и выполняли его волю. Мы боремся за власть Советов, за диктатуру пролетариата, за счастливое будущее, и в этой великой борьбе нет места для личной мести. Со всеми пленными вы направитесь в тыл, и, если вас помилуют, вы будете жить, — ответил перепуганному охраннику Котовский.
С белыми было покончено. Приднестровье было очищено от белобандитов. Повсюду восстанавливалась Советская власть.
Котовский, жизнь которого так неразрывно была связана с Одессой, вошел в историю гражданской войны, как освободитель этого города.
За освобождение Одессы Котовский получил орден Красного Знамени — свою первую боевую награду.
15 февраля в бою у селения Кандель, погиб комиссар Христофоров.
Вместе с Котовским, в метель и стужу, мчался он по заметенным дорогам к Вознесенску. В боях его видели всегда рядом с Котовским; а во время привалов и переходов он находился обычно среди бойцов, горячо любивших его.
Христофоров был убит пулей, попавшей прямо в сердце. Когда кончился бой, Котовский подошел к неподвижному телу Христофорова и закрыл глаза комиссару. Долго смотрел он на пожелтевшее лицо друга, на его лоб, на плотно сжатый рот, обрамленный черными, растрепавшимися усами. А потом медленными шагами побрел по дороге к Тирасполю.
Ординарец повернул коней и пошел вслед за комбригом. Он вел и лошадь комиссара, с которой еще не сняли окровавленного седла…
…Снег скрипел под копытами лошадей, сверкал и искрился Стоял солнечный день. Уходили вдаль днестровские берега, и по обе стороны реки простирался белый сияющий простор.
Могилу, вырытую в центре Тирасполя, в скверике над Днестром, окружили кавалеристы. Сюда же пришли местные жители, ребятишки…
Котовский подъехал к открытой могиле, приподнялся на стременах и, сильно волнуясь, начал говорить о Христофорове:
— Тогда мы уходили от Днестра, тогда мы отступали, а вот теперь мы вернулись и, жертвуя жизнями своих героев, утверждаем свободу…
Котовскому трудно было говорить. Он надвинул на лоб козырек красной фуражки, но все же бойцы видели, что из глаз его катятся слезы; в первый раз видели они, как плачет их командир. Блестели слезы на глазах и у бойцов.
Котовский так и не докончил своей прощальной речи и слез с коня.
Дно могилы устлали сосновыми ветками. Бойцы медленно опустили в землю тело своего комиссара. Раздались звуки похоронного марша. Котовский бросил в могилу первую горсть земли. К Котовскому, начальнику гарнизона города Тирасполя, целыми группами приходили молдаване из окрестных сел. Они приходили поговорить с ним запросто, узнать, не собирается ли он переправиться на тот берег.
По молдавским селам только и шли разговоры о том, что вернулся Котовский и вместе с ним такие партизаны, как Михаил Нягу, — значит, скоро начнутся бои за освобождение Бессарабии.
Котовский никого не разубеждал и никому не отвечал утвердительно. Он пойдет туда, куда прикажут ему пойти партия и командование.
— Буржуи всюду одинаковы, — говорил он, а сам часами смотрел в бинокль на тот берег, на Кицканский монастырь…
В Тирасполе Котовского помнили как командира партизанского отряда, поэтому и теперь к нему приходили добровольцы с просьбой зачислить их в состав бригады.
Несколько дней отдыхала бригада в Тирасполе. Бойцы отсыпались за все бессонные ночи. Ведь бывали сутки, когда бригада проходила до 120 верст.
…В квартире, где остановился Котовский, были закрыты ставни. Ординарец Черныш ждал, когда же, наконец, проснется его командир. Встанет, потребует ведро воды и мохнатое полотенце, расставит ноги и начнет поворачиваться во все стороны, глубоко вдыхать и выдыхать воздух.
Комбриг еще вчера сказал, что хочет проехаться на Орлике, рыжем коне, которого передал ему, сдаваясь в плен, генерал Мамонтов.
Черныш с удовольствием обливал холодной водой своего командира. Черныш был единственным человеком в бригаде, который позволял себе делать выговоры Котовскому. Хриплым голосом, будто разговаривая сам с собой, ворчал он на комбрига. Особенно «доставалось» Котовскому, когда он, возвращаясь после боя, передавал ординарцу разгоряченного, взмыленного коня.
— Опять коня загнал! — строго говорил Черныш. Котовский никогда не сердился на ворчливого ординарца.
Между ними было как бы установлено: Котовский — командир бригады, ему подчиняются бойцы, он хозяин в бою, Черныш же — хозяин в конюшне, его дело — оберегать лошадей своего командира.
Черныш усердно выполнял свои обязанности, советовался с ветеринарами и «распекал» Котовского, когда тот нарушал установленные им, Чернышом, правила.
Наконец, ординарец дождался пробуждения комбрига. В одних трусиках появился Котовский на крыльце, выходившем в сад. Он спустился вниз и, вдыхая всей грудью свежий воздух, пошел босиком по снегу.
Растерев тело снегом и проделав утреннюю зарядку, Котовский выпил топленого молока.
Повар 2 кавполка побрил ему голову. Котовский редко брился сам, так как опасался силы своих рук.
Черныш подвел к крыльцу Орлика. Комбриг подтянул стремена и вскочил на коня. Вначале он поехал рысью, потом погнал Орлика галопом.
Комбриг сразу же почувствовал, что под ним крепкий надежный конь.
Котовский увлекся ездой. Он ехал берегом Днестра и смотрел на другой берег, на занесенные снегом бессарабские поля, которые еще принадлежали помещикам. Он думал о том, кому из врагов бригада нанесет сокрушительный удар в будущих боях. Через несколько дней был получен приказ направиться в город Ананьев на переформирование.
В последние дни февраля наступило потепление. Началась приднестровская весна. Бурно таяли снега… По талым дорогам двинулись пулеметные тачанки и обозные повозки. Кони с трудом вытаскивали ноги из липкой грязи.
В одной молдавской деревне старушка остановила кавалеристов, ехавших впереди:
— А кто из вас будет Котовский?
— Как подъедет огромный такой, в красных брюках и красной фуражке, так смотри лучше, это он.
Старуха остановилась на краю дороги, на нее летели брызги грязи, но она ждала, пока не поровняется с ней человек в красных брюках.
— Наконец-то увидела я нашего защитника, — произнесла она вслух и побежала за конем Котовского.
— Дай-ка как следует посмотрю на тебя, тогда и умирать можно.
Котовский обернулся. Конь загарцевал под ним. Григорий Иванович сдержал его и высоко поднятой рукой приветствовал старушку.
— Живи, бабуся!
А она смотрела на него с глубокой нежностью, как на родного сына.
Комбриг поскакал дальше — на помощь артиллеристам, которые вытаскивали из грязи застрявшее орудие. Старушка долго стояла на дороге и смотрела вслед.
Кавалерийская бригада прибыла в Ананьев. Котовский стал начальником гарнизона города. Он обратился с воззванием к населению:
«Могучим порывом Рабоче-Крестьянская Красная Армия смела с арены истории ряд белогвардейских правительств и мишурных золотопогонных армий, дав этим самым трудовому; народу возможность возврата к мирному труду и могучему творчеству на иных началах, началах полнейшей социальной справедливости, заставив сплотившихся против рабочего-крестьянской власти капиталистов всего мира признать себя побежденными. Они склонили перед рабоче-крестьянской властью белые знамена, сняв блокаду с Советской России и предложив товарообмен.
…Могучая Красная Армия, идущая сплошным фронтом с севера до юга, окончательно уничтожает противника, встречаемого на своем пути. Весь район Днестра, почти вплоть до Могилев-Подольска, уже очищен. Последние группы белых в районе немецких колоний Страсбург — Кандель разоружены и ликвидированы окончательно.
Могучая Рабоче-Крестьянская Красная Армия, уничтожившая Колчака, Юденича и добивающая Деникина, гарантирует вам вашу новую мирную творческую работу»[27].
Свое воззвание Котовский закончил призывом:
«Да здравствует мирный труд!».
Несколько недель бригада стояла в городе Ананьеве, Херсонской Губернии. В эскадронах начались строевые и политические занятия.