IX

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

IX

Генерал Комаров 9 апреля представил графу Лорис-Меликову обширное донесение:

<…> «По возвращении в Петербург Меркулов узнал от Желябова, что на Малой Садовой открыта лавка на имя Кобозевых и что ему, Меркулову, нужно туда поступить за молодца, но пробыл всего дня три, так как по росту не подходил к типу молодцов и притом не умел резать сыр. В те дни, когда прислуживал в лавке, ничего не знал о предполагавшемся взрыве, но видел там заходивших в лавку: Саблина, Кибальчича, Желябова, Котика и Михаила Николаевича или Николая Михайловича, фамилию коего не знает, но признает его в карточке Тригони.

Недели за две до своего ареста Меркулов, Желябов, Кибальчич, Котик, Рысаков и Тимофей Михайлов ездили в Парголово пробовать снаряды; их было два, из них один бросил Кибальчич, а другой Тимофей Михайлов, но взорвало только один снаряд, и то слабо. В эту-то поездку Меркулов узнал, что готовится покушение на жизнь Государя Императора, затем услышал подтверждение этого, зайдя по приглашению Желябова на квартиру Саблина и Гельфман, по Тележной улице, где застал Котика, Перовскую, Михайлова, Кибальчича, Желябова и Рысакова.

Накануне ареста своего Меркулов, по поручению того же Желябова, носил в лавку Кобозева пустые мешки, а в день ареста, 28 февраля, из квартиры Желябова снес Кобозеву большую бутыль, зашитую в мешок, весом фунтов десять. Кто был Кобозев, наверное не знает, но думает, что это был вот именно человек, который изображен на предъявленной карточке (Юрий Богданович). Женою Кобозева была женщина, которую Перовская называла Баскою (Анна Якимова). В разъяснение личности Кобозева Меркулов заявил, что он весьма хорошо рисует и по ремеслу чертежник, имеет брата, служащего в какой-то конторе на Почтамтск. ул., где занимает видное место».

13 апреля Комаров донес о новых разоблачениях Меркулова:

«Вновь допрошенный, в разъяснение некоторых частей предыдущего показания, Василий Апполлонов Меркулов (Яковенко) заявил, что в то время, когда он проживал в лавке Кобозевых, однажды ему случилось быть свидетелем разговора, происходившего между Кобозевым и его сожительницею, что Кобозевы до переезда в сырный магазин на Малой Садовой улице проживали здесь же, в С.-Петербурге, на квартире какого-то обер-кондуктора, служащего на Николаевской железной дороге и имеющего здесь свой дом или меблированные комнаты. С этим обер-кондуктором, по словам Кобозевых, они хорошо были знакомы; Меркулов же ни места жительства, ни фамилии обер-кондуктора не знает.

Слышал он также от Кобозевых, что они предполагали, по выезде из С.-Петербурга, жить или в Киеве, или в Одессе и что употребляемая некоторыми из лиц этой партии кличка „Юрка“ или „Юрий“ принадлежит Кобозеву.

Кобозевых кроме указанных уже лиц посещали и другие, но Меркулов, зная лишь одни клички, описывает весьма подробно приметы их.

От Саблина слышал, приблизительно в январе месяце, что он давал для чтения писателю Успенскому газету „Народную волю“ и спрашивал у Успенского его мнение о достоинстве той или другой статьи, помещенной, как думает, в № 4 „Народной воли“. На этом основании Меркулов заявляет, что Саблин был в близких отношениях с Успенским и, может быть, квартира Успенского служила и даже служит пристанищем для Кобозевых и других нелегальных лиц.

В изменение предшествующего показания Меркулов заявил, что отрекомендовал его в лавку Кобозевых не Желябов, а, как теперь припоминает, Григорий Исаев.

В квартире Геси Гельфман и Тетерки, по Троицкому переулку, где помещалась типография, кроме уже указанных лиц встречал Савелия Златопольского (разыскиваемого циркуляром), родного брата Льва Златопольского (арестованного), и знал его под кличкой „Савка“, а также видел там Грачевского, известного между революционерами под кличкой „Птица“, приносившего туда, неизвестно для какой цели, какие-то жестяные банки. Меркулов Грачевского знал еще несколько лет тому назад, в Одессе, когда последний служил кочегаром пли помощником машиниста на Одесской железной дороге и посещал одесский кружок рабочих.

„Савку“ Златопольского также знал по Одессе, встречая его обыкновенно вместе с Колодкевичем; по возвращении же из Кишинева в С.-Петербург здесь его не встречал, но знал, что он жил в Петербурге, и слыхал, что в середине зимы „Савка“ уезжал зачем-то в Киев. Грачевского видел в последний раз во время поездки на опыт пригодности снарядов в Парголово, причем лица, участвовавшие в этой поездке, собрались в будке конно-железной дороги, близ клиники Виллие, и туда-то Грачевский принес один из метательных снарядов и передал его Кибальчичу, сам же Грачевский участия в поездке не принимал.

Относительно Григория Исаева добавляет, что видел его приносившим в квартиру Гельфман и Тетерки набранные статьи или прокламации. Набор же, как полагает, Исаев брал из той типографии, где печаталась „Народная воля“.

Также передает, как слух, что где-то в конце Большой Садовой или близ Египетского моста, кажется, на Могилевской улице, есть конспиративная квартира, куда весьма часто, после общих собраний в трактирах, направлялся Грачевский.

При этом Меркулов предлагает свои услуги: ежели ему предоставят возможность, то он готов, под строгим надзором по отношении к нему полиции, указать всех известных ему лиц, проживающих в С.-Петербурге и принимавших участие в покушениях на жизнь в бозе почившего Государя Императора Александра Николаевича».

Генерал Комаров 22 апреля доносил в департамент полиции:

«По указанию привлеченного к делу террористов Василия Меркулова (Яковенко) задержан был сын псаломщика Иван Емельянов, известный, по показанию государственного преступника Рысакова, в кругу революционеров под кличкою „Михаила Иванович Сугубаго“.

По передаче секретным отделением канцелярии градоначальника 20 сего апреля Емельянова, во вверенном мне управлении он вчерашнего числа был допрошен, причем показал, что в деле покушения 1 марта сего года, жертвой которого пал в бозе почивший Государь Император Александр Николаевич, он, в числе других участников, имел также метательный снаряд, полученный им утром 1 марта в конспиративной квартире, с целью покушения на жизнь священной особы Государя Императора.

1 марта утром виделся с Рысаковым и затем, в ожидании проезда Государя Императора в Михайловский манеж, имея под рукой обвернутый в бумагу метательный снаряд, стоял на углу Невского и Малой Садовой улицы, но так как Е[го] В[еличество] избрал другой путь, то, по знаку Перовской, лица, имевшие метательные снаряды, перешли на набережную Екатерининского канала, причем Емельянов занял место на правом углу Инженерной улицы и Екатерининского канала, на левом, противоположном, углу стоял казненный Тимофей Михайлов, а далее, по Екатерининскому каналу, — Рысаков и Котик.

В момент первого взрыва, последовавшего от метательного снаряда, брошенного Рысаковым, Емельянов приблизился к месту совершения преступления, а затем, когда последовал второй взрыв и Емельянов увидел, что цель их достигнута, приблизился к Государю Императору и, по его словам, из человеколюбия — первый помог Его Величеству приподняться.

Затем, соединившись вместе с Тимофеем Михайловым, отправились в конспиративную квартиру, в Тележную улицу, и оставили там оба метательные снаряды, которые в действительности и были отобраны по обыску в этой квартире».