21 декабря
21 декабря
Говорят о тяжелых потерях российского десанта, высадившегося неделю назад в пяти километрах от границы с Грузией. Убито до ста человек. На границе оставалось около трехсот чеченских беженцев, что с ними стало — неизвестно.
Интересно, что чеченцы ассоциируют себя с советскими солдатами времен Второй мировой войны, а российских военнослужащих — иногда в шутку, иногда всерьез — с немцами. Ночью мы пробирались мимо российских позиций, и чеченцы передавали: «Тихо, рядом фашисты».
Очень популярна фигура Путина. В подвале главного штаба сопротивления висит полупризывная-полувопросительная надпись: «Путин, где ты?». По Грозному ездит машина, сконструированная каким-то умельцем из бог знает каких деталей, на ветровом стекле — надпись: «Меняю на Путина». Чеченцы изобрели новое ругательство: посылают теперь к путиной матери.
Выходили из Грозного ночью, через большое поле между позициями противников. Слева были российские подразделения, справа — чеченские, и мы шли по тропке прямо посередине во время интенсивной перестрелки. Через каждые пять шагов мы падали и вжимались в землю, укрываясь от осколков.
К счастью, в Алхазурове нашли машину и вернулись в Ингушетию, давая взятки на блокпостах.
В те дни российская пропаганда утверждала, что в Грозном не ведутся боевые действия и все мирные жители покинули город. Сообщалось и о том, что большинство районов Грозного уже перешло под российский контроль. На самом деле они оставались в руках сопротивления.
Маша Эйсмонт сообщала в своих корреспонденциях для «Reuters» о боях в центре города, на площади Минутка, о тысячах мирных жителей. Путину на всех международных конференциях приходилось оправдываться и опровергать эти сообщения.
Я привез из Грозного десять часов видеозаписи. Я снимал убитых российских военных, обстрел города, чеченских ополченцев, мирных жителей… Провозить видеоматериалы открыто было рискованно. Я заплатил летчикам самолета, летевшего в Москву из Владикавказа, они согласились спрятать пакет в кабине и передать его мне в Москве, за пределами зоны контроля. Пленки я отдал телекомпании НТВ, и мой большой сюжет был показан в аналитической программе «Итоги». Шла предвыборная кампания, в передаче участвовали кандидаты в президенты России Сергей Кириенко, Геннадий Зюганов и Григорий Явлинский, которые обсуждали мои съемки.
Этот сюжет вызвал чудовищную реакцию. 27 декабря появилось заявление правительственного Росинформцентра, в котором говорилось, что ремесло репортера я готов сменить на ремесло палача в отрядах Хаттаба и Басаева, а радио «Свобода» вовлечено в войну против российских граждан на стороне бандитов и террористов. Все мои съемки были названы фальшивками.
28 декабря, на следующий день после заявления Росинформцентра, я вылетел в Ингушетию и 29-го с тем же проводником вновь поехал в Чечню. В машине мы спустились в водоканал, объезжая блокпост. Как-то в этот день к вечеру попали в Аргун. Там бросили машину и на следующий день на перекладных и пешком добрались до поселка Старая Сунжа на окраине Грозного.
Мы остановились у чеченского поэта Салмана — автора герба независимой Ичкерии: волк под луной. Нищий, больной и одинокий, Салман жил в маленьком сарайчике. В его «доме» я встретил 2000 год. А 2 января моему проводнику Хамиду удалось подкупить солдат, и я снова вернулся в Грозный.
Мы прошли километров пятнадцать до центра города, и здесь я впервые увидел неподалеку взрыв вакуумной бомбы. Зарево на полнеба, в воронку, казалось, стягивается все вокруг… Странным образом люди выживали даже в таких обстрелах.
Мой проводник, опасавшийся, что меня опознают ваххабиты, старался, чтобы я как можно более походил на чеченца.
Главного штаба уже не было на прежнем месте: чеченские полевые командиры постоянно перемещали его из одного места в другое. После того как они выбирали какой-то подвал, через некоторое время по нему наносились авиаудары. Очевидно, работали российские агенты. В руководстве сопротивления царила шпиономания — все думали, что в подвалы закидывают радиомаяки, по сигналу которых самолет определяет цель.
Как-то раз, ожидая Хамида, я зашел в крошечный почерневший от времени домик, где жила русская семья — пожилые супруги Вениамин и Таисия. Они были до смерти перепуганы: в городе резали русских. В многоквартирном доме, где я прожил два года, за месяц убили семь русских стариков. Всюду хозяйничали мародеры, которых называли индейцами. Были и ваххабитские группы, вырезавшие русских из ненависти.
Самой большой проблемой для стариков была вода. Водопровод уже давно не работал, и за ней нужно было ходить за многие километры. Во дворе у них стояло много ведер — на случай дождя.
Вениамин и Таисия плохо понимали, что происходит. Войну против чеченцев они еще как-то оправдывали, но их возмущало, что бомбы, убивающие чеченцев, точно так же убивали и русских. Они говорили, что русские солдаты хуже фашистов. Действительно, в XX веке мало городов разрушено так, как Грозный. Город часто сравнивали со Сталинградом. Разумеется, все разговоры российских военных о точечных ударах были вымыслом. Взрывалось все подряд, никакой логики в обстрелах не было.
И старики, которых я встретил, дошли уже до последней степени страха, превращающего человека в животное. Они боялись каждого шороха. Таких русских семей в Грозном оставалось очень много. Старики умирали от истощения. Они бродили по опустевшим домам и собирали все, чтобы не умереть от голода.