9 сентября

9 сентября

В Дагестан приехала депутат Государственной Думы Элла Памфилова. Тоже говорит, что это коммерческая война, поддержку которой оказывают московские олигархические группировки.

Уже на окраинах Хасавъюрта видны искры войны. Здесь толпятся люди, ожидающие беженцев из захваченных исламистами сел. Мы двинулись к селу Верхний Лачурдах. Над горами летают вертолеты, совсем рядом, в нескольких километрах — взрывы. Видно, как горят дома в селах Новолакского района.

У дороги в низине собрались местные ополченцы, готовые вместе с российскими войсками противостоять моджахедам. Неожиданно на дороге открывается отчаянная автоматная стрельба. Ополченцы бегут в заросли, не понимая, что происходит. Местные жители тоже не знают, кто стреляет. Говорят, что такое случается по нескольку раз в день.

Сегодня в четыре утра выстрелом из орудия российской БМП разрушен дом черкеса Джабирова. Трое ранены, у одного оторвана рука. Всюду ощущение абсолютной бестолковости, несогласованности действий военных.

Говорили с солдатами на передовой у села Ново-Кули.

— Нам нужны танки. Нужны танки, — монотонно повторяет мальчик в солдатской форме. От бэтээров никакого толку, они горят, как свечки.

У подразделений внутренних войск, воюющих у Новолакского, до начала боевых действий было два танка. Один подбили в первый же день, второй вскоре почти полностью вышел из строя. А три бронетранспортера сгорели.

— Из сорока человек разведроты, — спокойно, но заторможенно говорит паренек с темной косынкой на голове, — осталось десять. Остальные убиты или ранены.

— Дай бог, если в экипажах бронетранспортеров осталось три-четыре человека, — добавляет другой солдат.

Пятый день солдаты на сухом пайке. Денежное довольствие — 22 рубля 50 копеек в сутки.

Мимо нас проезжает БТР. Сверху на броне сидит офицер.

— Его же снайпер снимет, — говорит один из солдат.

— Обязательно снимет, — меланхолично замечает другой.

На окраине села Ново-Кули — передвижной госпиталь. Военнослужащие, у которых мы пытаемся узнать, что происходит, вступают в разговор неохотно.

— Раненых много?

— Много, — хмуро отвечает мальчик — срочник первого года службы.

— Сколько? Десять, двадцать, тридцать?

— Гораздо больше, — без всякого выражения говорит он.

И здесь срывается на хрип начальник санчасти:

— С начала боев не было столько раненых, сколько за последние два дня.

Пятеро военнослужащих ранены ударом с российского же вертолета, по ошибке обстрелявшего федеральные позиции.

— Мы вчера здесь говорили с ребятами… — подобострастно вступает в беседу корреспондентка столичной газеты.

— С кем вчера говорили — их, может, и в живых уже нет, — обрывает ее солдат.

В дагестанских боях проявилась одна из самых тяжелых болезней российской армии: неумение сконцентрировать силы и скоординировать действия подразделений. Всюду кошмарный хаос. Войска действовали несогласованно и из-за этого несли большие потери. Мы долгое время наблюдали за тем, как различные части, подчиняющиеся Министерству обороны и МВД, пытались взять сопку возле села Ново-Кули. Из-за несогласованности военных погибло много людей. Группа бойцов внутренних войск была обстреляна российскими вертолетами и потеряла больше половины личного состава. Люди гибли также из-за того, что в бой посылалась старая, постоянно отказывавшая техника.

В первые после вторжения дни в «Независимой газете», владельцем которой был близкий к Кремлю в то время Борис Березовский, появилась статья, в которой говорилось, что российские спецслужбы заманили Басаева в Дагестан в результате точно и прекрасно спланированной операции, дающей России законную возможность начать войну в Чечне. В российской прессе появилась и расшифровка телефонного разговора Басаева с Березовским. Свидетельствую, что этот разговор — подлинный: в те дни Березовский часто говорил по телефону, скажем, с Удуговым.

Невозможно предположить, что российское население одобрило бы военные действия в Чечне, если бы в сентябре 1999 года не произошла серия терактов. В Москве и Волгодонске террористы взрывали жилые дома, погибли сотни людей. Это было тяжелейшим шоком для всей России, изменившим сознание страны. Моя жена много ночей подряд подтыкала детей одеялами на двухъярусной кровати, полагая, что если дом обрушится, одеяла смогут хоть как-то уберечь детей от гибели. И подобный психоз охватил всю Россию.

Теракты дали властям, обвинившим в этих преступлениях чеченцев, возможность полностью сменить интонацию в отношении Чечни. В этой истории до сих пор почти все остается неясным. В первые дни ответственность за взрывы взял на себя полевой командир Хаттаб, но потом отказался от своих слов. Понятно, что чеченцам теракты были невыгодны. Но ведь и поход в Дагестан тоже был им невыгоден. Похожие взрывы люди Хаттаба проводили в дагестанском городе Буйнакске. По делу о взрыве жилых домов в России в качестве обвиняемых проходит группа карачаевцев, обучавшихся в лагерях Хаттаба.

Для Хаттаба, уроженца Иордании и гражданина Саудовской Аравии, никогда не выезжавшего за пределы Северного Кавказа и плохо представляющего человеческий и военный потенциал России, эта страна была врагом, вполне соотносимым по возможностям с чеченским сопротивлением. У Хаттаба или другого близкого ему по взглядам человека, ненавидящего Россию, вполне могла родиться идея о том, что на российской территории необходимо вести террористическую войну. Думаю, есть шанс на то, что взрывы были инициированы из Чечни, но шанс этот невелик: из этих терактов выросла новая российская власть, с их помощью Путин смог победить на выборах. Скорее всего, здесь была использована очень тонкая схема. Очевидные и прямые связи легко со временем обнаружить, и для таких масштабных бесчеловечных провокаций должны использоваться многослойные сценарии. Российские спецслужбы могли инфильтровать в лагеря Хаттаба некоторое количество людей, возможно, и не подозревавших о своей миссии. Трудно предположить, что ФСБ не ведала о готовящемся походе на Дагестан: о том, что рейд готовится, открыто говорили многие чеченские лидеры, знали об этом и в Дагестане и даже называли точную дату. Нет сомнения в том, что ФСБ сознательно дала отрядам Басаева возможность войти в Кадарскую зону. Чеченцы — не очень хорошие конспираторы, и если бы они разрабатывали планы террористической войны в России, то, уверен, об этом было бы известно российским спецслужбам. Инициатива действительно могла исходить из Чечни, но российские спецслужбы не поставили этой инициативе заслон, а, напротив, вполне осознанно дали ей развиться.

События в Рязани, где жители одного из домов обнаружили в подвале мешки с взрывчаткой и ФСБ потом объявила, что это якобы была учебная тренировка, проверка бдительности, — отчасти подтверждают мою версию. Журналистское расследование «Новой газеты» доказало, что сотрудники Рязанского УФСБ ничего не знали о готовящихся учениях. А в одной из соседних воинских частей открыто хранился гексаген.

Окончательного ответа пока нет ни у кого. Но я думаю, что даже если чеченцы и причастны к этим терактам, ответственность за них несет руководство ФСБ и руководство России: не знать о Дагестане и готовящихся взрывах оно не могло, да и не имело права.

Российские войска вошли в Чечню в конце сентября 1999 года. Перед вторжением авиация вновь наносила удары по Грозному, Аргуну и горным районам республики.

Первым делом российское командование намеревалось разделить республику по Тереку на северную и южную части, поставить «санитарный кордон» и, не вступая в масштабные боевые действия, взять под контроль казачьи Наурский и Шелковской районы, традиционно лояльные России.

В первую войну войска совершенно беспрепятственно прошли через север Чечни. Но на этот раз первые серьезные бои произошли уже у станицы Червленая.

Чеченский боец, участвовавший в этом сражении, рассказывал мне, как на их позицию внезапно выкатился российский танк с хорошей активной защитой (танк укрывают взрывными шашками, и, когда попадает граната, происходит мини-взрыв, и ее отталкивает). Чеченцы попытались подбить танк из гранатомета. Первый, второй выстрел… Но у них ничего не выходило.

Неподалеку были позиции Хаттаба. Они связались с ним по рации и пожаловались, что приехал танк, который невозможно подбить. Хаттаб прислал худенького корейца с каким-то странным прибором. Тот разложил аппаратуру, свинтил трубки, набрал что-то на компьютере — на экране появился танк. Кореец крикнул: «Аллаху акбар!», нажал кнопку — и от танка ничего не осталось. Потом на ломаном русском посланец Хаттаба спросил:

— Еще техника есть?

Выяснив, что больше танков нет, он раскрутил трубки, покидал аппаратуру в ранец и, посвистывая, ушел.

В этой же станице произошел страшный случай. Водитель автобуса, у которого во время авиаобстрела погибли сын и дочь, взял автомат и расстрелял двенадцать русских — своих соседей. После этого односельчане привязали его к столбу на площади и забили камнями.

Я был в станице Шелковской сразу после того, как ее заняли российские войска. Говорят, что как только станицу начали обстреливать, чеченские бойцы сразу ее оставили.

— Они так бежали, аж пятки сверкали! — сказал мне местный русский дед. — Нечего было хвост на Россию поднимать.