Очень личное. Моя родословная

Очень личное. Моя родословная

Году в 1985-м, во время перелета на Байконур на полковом Ту-134, выполнив все традиционные и ритуальные мероприятия, в салоне все затихли. Образовалась пауза, которую каждый использовал по-своему. Кто спал, кто беседовал, кто читал. Мне в руки попался старый номер журнала «Вокруг света».

Я быстро полистал его и обратил внимание на статью о индейцах племени майя. Рассказ шел о том, как наша советская женщина-историк прибыла в Южную Америку и забралась высоко в горы, где обитало одно из интересующих ее племен. Гостью из далекого СССР тепло встретили, и целый вечер с ней общался вождь племени. Женщине, в общем-то уже не совсем молодой, выделили отдельное жилище, где она прекрасно отдохнула и рано по утру вышла полюбоваться горными красотами. Не успела она ступить за порог, как ее тут же ловко подхватили под руки две молодые индейские девушки и стали сопровождать. Она удивилась столь любезному обращению и поинтересовалась, чем вызвано такое почтение. Девушки ответили, что вождь прикрепил их к женщине, поскольку она плохо себя чувствует. Гостья удивленно отрицала факт плохого самочувствия, демонстрируя свою подвижность, элементы ловкости и устойчивости на земле. Но девушки настаивали, ссылаясь на указания вождя, который вынес свой вердикт о плохом состоянии здоровья.

Делать нечего, пошли к вождю. Тот, отвечая на вопрос о «диагнозе», убедительно доказал свою правоту и привел весомые аргументы. Он заявил, что во время вчерашнего вечернего разговора об истории рода, родственных корнях и предках им были названы прародители вплоть до пятнадцатого колена, а гостья смогла назвать предков только до четвертого. В их племени люди с такой памятью считаются тяжело больными. Вот весь и сказ! Естественно, мадам была посрамлена, но как историк выкрутилась, сославшись на множество войн в СССР, лагеря, репрессии и потери документов о родственных связях. Но потом, все-таки разоткровенничавшись, сказала: «Да, мы в большинстве своем Иваны, родства не помнящие». И по названным, и по разным другим причинам.

Прочитав эти строки, я отложил журнал и задумался. Заламывал пальцы, вспоминая отца, дедов и бабушек по отцовской и материнской линиям. С трудом вспомнил прабабушек, которых застал в живых, будучи совсем маленьким.

Никого из своих дедов я не видел. Они погибли во время Великой Отечественной войны. И мне стало грустно. Я сам себе тутжесказал: «Ой, Коля, ты, по-моему, серьезно болен...» Тут же набросал себе вопросник, нарисовал примерное генеалогическое древо и прикинул тексты писем еще живущим близким и дальним родственникам. Я попросил всех поделиться воспоминаниями и при наличии выслать фотографии предков. Через некоторое время получил первые ответы и фото. На старинных портретах и «карточках» красовались деды и прадеды. Все, как правило, в военной форме с друзьями или с женами и детьми.

Так я стал потихоньку «выздоравливать», дойдя до пятого колена. Но дальше — проблема. Родственники родословных не вели, а память не сохранила более точных данных. В родном городе Константиновка не удалось найти ни церковных книг с записями о рождении того или иного предка, ни старых книг ЗАГСов. Они тоже исчезли во время войны. Музей города располагал лишь данными о том, как в Константиновке строились первые промышленные предприятия в XIX веке, а рабочий люд набирали из близлежащих крупных сел Кондратьевки и Дружовки. Заезжали и крестьяне из Харьковской и Курской губерний.

Одной из неплохих зацепок была версия о происхождении фамилии. У Пикуля, описывавшего запорожское казачество времен Екатерины II, есть прозвища казаков Бульба, Ступка, Рыбка и другие. Эти имена во время переписей и паспортизаций населения передавались сыновьям простым способом. Задавался вопрос о том, чей ты сын? И ответ был прост: «Рыбкин сын», то есть сын казака по прозвищу Рыбка.

Потомки запорожских казаков расселялись по всей Малой и Большой Руси. Одни ушли под Харьков и Курск, другие — на Дон и Волгу. Но, поскольку в рассказах тетушек, по линии матери — Тоси (Антонины), по линии отца — Веры, фигурируют прапрабабушки и прапрадедушки, которые вышли с Дона, то я и рассматривал версию о казачьем происхождении. Но не только потому, что она мне больше всех понравилась. Просто рассматривать другие было бессмысленно, так как отсутствовали данные, указывающие на иные направления. Да и в памяти родственников один из прадедов остался под прозвищем не иначе как дед Рыбка. Правда, в женах у него была прабабушка с девичьей фамилией Песоцкая. Но это уже, как говорят, предмет отдельного исследования. Встречи с другими Рыбкиными тоже не дали каких-либо дополнительных данных, позволяющих вести детальные поиски.

Иван Петрович Рыбкин — бывший думский руководитель, поработавший и в Совете безопасности России, — не знал своих корней. Но на всякий случай мы с ним сфотографировались в фойе Госдумы.

С другим — Рыбкиным Ю. В., руководителем Балтийской таможни, судьба свела случайно. Он поведал, что его корни остались в одном из сел Харьковской области. По его словам, в этом селе половина жителей носит фамилию Рыбка, другая половина — Рыбкины. Проверить этот факт мне не представилось возможности. Однако надеюсь побывать там и внести некую ясность в вопрос о Рыбкиных.

Но тот факт, что в начале XIX века Рыбкины осели в степной части Донбасса, и именно вблизи Кондратьевки, что в полусотне километров от Донецка — бывшей Юзовки, неоспорим. Предки же по материнской линии, по всей вероятности, пришли в ту же Кондратьевку с Дона.

По многократно подтверждающимся сведениям, одна из моих прабабушек, красивая и своенравная казачка, решила выйти замуж вопреки воле родителей. Когда ей стало ясно, что родительский запрет преодолеть невозможно, она решилась на побег вместе с любимым. Вот так, по одной из версий-легенд, они и осели в Кондратьевке. Об их казачьем происхождении говорят фамилии — Кошевые и Морозовы. Семьи предков были, как правило, многодетными. Да и моя любимая бабушка Лена родилась в семье, где было 16 детей. Правда, до зрелого возраста дожили 8 человек — 7 сестер и брат. Их я уже лично видел в детстве.

Есть и еще одна загадка в родословной. Когда я из юнца превратился в юношу, все мои знакомые стали обращать внимание на мою внешность. Не в том плане, что я был очень красив ликом и телом, нет. Обычный парень, но нос горбинкой и курчавые смолистые волосы. Многие в шутку называли меня Спартаком. Такой же профиль и курчавые волосы были и у сестры моего отца — тетушки Веры. Она поведала мне, что один из наших предков, воевавших в Крымской баталии в середине XIX века, привез себе в жены крымскую гречанку. Вот гены периодически и дают о себе знать. Однако теперь можно строить одни догадки — до подлинных корней вряд ли возможно докопаться. Ясно одно, что дворян и князей в роду не было, а вот просто хороших, порядочных и трудолюбивых людей, умевших и Родину защитить, и за себя постоять, было, думается, большинство. Но главное достоинство моих и далеких, и близких предков и родственников — это умение хорошо трудиться и хозяйствовать, любовь к земле и желание ее возделывать.

Все мужчины моего рода участвовали в войнах по защите Отечества и освобождению порабощенных народов Европы, имели боевые награды, и, к сожалению, многие погибали еще достаточно молодыми. Женщины в роду были красивы и статны. Они были достойны своих мужей, умели вести хозяйство и воспитывать детей, которые также становились достойными гражданами Великой России, хотя большинство проживало в Донских степях и угольном Донбассе.

И пусть практически никто не стал заметной фигурой на государственном уровне, все были в передовиках на своих рабочих местах, отличались предприимчивостью, инициативой и хорошими организаторскими качествами.

Но жизнь продолжается, и я не исключаю, что кто-либо из Рыбкиных нашего рода будет участвовать в крупномасштабных проектах и программах, приумножающих богатства и имидж нашей славной Родины по имени Россия!