«Детектор лжи» от майора Брякова
«Детектор лжи» от майора Брякова
Программой обучения в ВКШ на четвертом курсе предусматривалась оперативная практика в действующих армейских подразделениях. Все слушатели направлялись в конкретные Особые отделы. С учетом моей специализации меня направили в отдел военной контрразведки, оперативно обеспечивавший одну из мощных авиадивизий. Добираться до места нужно было подмосковной электричкой, но дорога занимала около четырех часов. Раньше, когда я служил срочную и летал в составе экипажей Ту-16, мы совершали посадки на аэродроме этого соединения. Так что я неплохо знал место.
В отделе меня встретили хорошо и прикрепили на время практики к опытному оперативному майору Брякову...
Поскольку в этот период шли серьезные учения, а я был человек в гарнизоне новый, мне сразу же поставили особую задачу. Она была по сути диверсионной — но не всерьез, а понарошку. Нужно было подобрать людей и, возглавив эту группу, проверить бдительность в различных подразделениях. Мне были выданы «липовые» документы с явными признаками подделок, специально привлекающими внимание. Проверять нужно было соседнюю воинскую часть.
Я быстро выстроил план действий, составленный с учетом моих знаний, приобретенных во время срочной службы. Получив все санкции и подобрав нужных людей, организовал работу. Конечно, по-человечески мне было жаль тех, кого нужно было проверять на бдительность, но они ведь военные и не имеют права расслабляться. К сожалению, чаще всего это бывает только теоретически...
Так что, как ожидалось, так и оказалось — везде срабатывали человеческий фактор и величайшая беспечность. Уже в первой половине дня мы проникли на объекты, и меня не только взялись оформлять на работу, но даже и выделили мне место в офицерском общежитии!
Побывав в расположении штаба, я уже точно знал, что и как нужно будет делать вечером или ночью. Впрочем, нам удалось завершить все мероприятия уже к тому времени, когда гарнизон готовился ко сну. Я и «мои люди» побывали во всех намеченных местах и все, что нужно, сфотографировали либо условно «заминировали». Интересный эпизод произошел, когда мы «работали» с документами в штабе. На одном из важных приказов стояла подпись со знакомой мне фамилией. Я посмотрел на инициалы — так это же один из моих бывших командиров, с которыми я часто летал еще в Бобруйске! Тогда он был заместителем командира полка, а сейчас его должность значилась как заместитель командира дивизии.
Я сделал нужные снимки, но «изымать» документ не стал. Ну не смог я так жестко поступить со своим старым командиром ! Хотя, конечно, будь на моем месте подлинный неприятель, ему было бы все равно. Пользуясь правами старшего группы, я отложил этот документ, а затем и вовсе вернул его на место. Потом, естественно, я доложил об этом руководству, и оно согласилось с моими аргументами...
Итак, «задание» было выполнено в полном объеме, и настал «час расплаты». В большом клубном помещении высшее руководство принимало рапорта о готовности авиационных частей к выполнению основных задач, предстоящих на втором этапе. Дошла очередь и до командиров авиаподразделений, где до этого поработали мы. Они четко стали докладывать о том, какими силами и где они начнут наносить удары...
И тут их резко оборвали инспектор Главного штаба и командующий. Оба они, буквально в унисон, с нарастающим административным напором и срывающимися на матерные нотки голосами, говорили о том, что все боевые единицы докладчиков уничтожены — естественно, условно, — как и склады боеприпасов, питания, и вообще у них не осталось ничего! На попытки возразить, им бросили на стол фотодокументы, напрочь отбивающие желание спорить.
Мы скромно и тихонько сидели в задних рядах, и мне искренне жаль было этих людей, которым мы своими действиями принесли столько неприятностей. Но, с другой стороны, сейчас они, получив нокаутирующий удар за свою и своих подчиненных беспечность, были живы и здоровы. Произойди подобное в боевых условиях — потери бы оказались очень большие... Зато теперь появлялась надежда, что этот «урок» подготовит их к реальному бою.
Тогда нас не стали «раскрывать» перед присутствующими, но руководитель отдела контрразведки довел до всех командиров и начальников информацию об «узких местах» в системе безопасности и боеготовности.
Среди присутствующих на разборе командиров я заметил и своего бывшего однополчанина. Он, как и все, сидел, опустив голову, и думал о чем-то своем. Когда все большие начальники выговорились и выматерились, собравшихся отпустили для работы по устранению недостатков. Я подошел к своему бывшему командиру с желанием рассказать и «покаяться». Мы увидели друг друга, обнялись, и он удивленно спросил: «А ты здесь откуда?» Но не успел я ему ответить, как его срочно позвали, и он, буквально убегая, крикнул: «Вечером можешь зайти в штаб? Потом поболтаем!»
Я так и сделал. И хотя мы были в разных «весовых категориях», но встретились как хорошие приятели. Я не стал начинать издалека и сразу рассказал о том, какую миссию мне пришлось выполнить буквально пару дней назад. Рассказал в деталях и о том, что читал документы с его подписями. Вначале он удивился, потом рассмеялся и поставил точку в этом вопросе словами: «Так нам разгильдяям и надо! Спасибо за науку!» Дальше мы вспоминали Бобруйск, боевых товарищей и просто общались. Завершилась наша беседа уже у него дома, где супруга приготовила нам классный ужин...
Скажу, что в последующем эта замечательная семейная пара еще долго «путешествовала» по различным авиагородкам. Он стал командиром дивизии, генералом и, как хороший стратег, был приглашен на работу в Академию ВВС им. Ю. А. Гагарина, что расположена в Монино. Там он возглавил факультет, и его имя осталось в доброй памяти многих авиаторов, закончивших академию.
Моя практика проходила довольно успешно. Павел Иванович Бряков оказался мудрым учителем и большим выдумщиком.
Его главным принципом было — «не навреди». Его «психологические опыты» при установлении истины поражали простотой, но были эффективны, хотя и вызывали улыбку у знатоков из оперативной среды.
Ну, например, чего стоил эксперимент со «взятием проб воздуха» у промасленных и пропитанных бензином солдат, среди которых затесался негодяй, насыпавший соли, сахара и песка в бензобак командирской машины?! Дабы другим неповадно было, в таких случаях необходимо срочно разыскать вредителя и наказать. И вот командование подразделения, предприняв безуспешные попытки «расколоть» солдат, зовет на помощь Павла Ивановича.
До сих пор помню эту « картинку», достойную пера сатирика-юмориста... Стоят два солдатских строя — автомобильная и инженерная роты. Рядом, возле длинной солдатской скамейки, стоит Павел Иванович, вокруг которого вертится беспородная собачка и все время норовит поднять лапку на ножку скамейки. Стоящий рядом хозяин собаки держит в руках поводок и постоянно одергивает «зверя», а майор Бряков ведет неспешный разговор.
— Товарищи солдаты, — проникновенно говорит он и смотрит на переглядывающихся в замызганном строю бойцов. — Вы наверняка слышали, что есть такая наука — одорология...
Вижу, что Павел Иванович чуть ухмыляется, понимая, что вряд ли кто из этих простых сельских парней, в большинстве своем — с дальних южных окраин страны, может знать такие слова. Об этой науке вряд ли знают и стоящие рядом офицеры.
— Так вот, — уверенно продолжает военный контрразведчик, — мы взяли пробы воздуха изо всех возможных мест пострадавшей машины. Вот они!
Взору растерянных солдат представляют несколько накачанных воздухом целлофановых пакетов, лежащих на той самой лавке, на которую покушается собачка.
— Если мы дадим их понюхать вот это собаке, — говорит майор, в то время как хозяин оттаскивает ее за поводок от ножки лавки, — то она, пройдя вдоль строя, опознает преступника, и тогда ему грозит срок в дисбате! У вас есть шанс добровольно признаться, и в таком случае, думаю, командиры ограничатся минимальным взысканием в рамках своей компетенции. Даю на размышление пять минут, время пошло!
Солдаты быстро и испуганно перешептываются между собой, и их взгляды все больше останавливаются на двух бойцах. Затем на них начинают «поддавливать» шепотом, перерастающим в гул.
Через три минуты из строя выходят два «проказника» и, опустив головы, плачущими голосами заявляют:
— Мы не хотели, но он нас довел до белого каления, и мы решили ему отомстить! — оба показывают в сторону нагловатого «старика» — водителя командирской машины.
Процедура закончена, и Павел Иванович, теперь уже наедине, выговаривает командирам за слабую воспитательную работу и плохой контроль, приведшие к таким проявлениям «дедовщины».
Затем мы направляемся в отдел, и Бряков, не давая возможности мне задавать вопросы, поясняет:
— Господи, какая одорология, какая собачка? Среди этой промасленной ребятни любая собака потеряет нюх на всю оставшуюся жизнь!
С этими словами он гладит собачонку, благодарит хозяина за участие в «спектакле» и с гордым видом, как известный персонаж Анискин, вышагивает по военному городку. Встречные военные и гражданские уважительно здороваются с ним и, провожая его взглядом, говорят между собой: «Хороший мужик, хоть и особист-контрик!» Здесь можно перефразировать и сказать: «Человек красит профессию, а не она его».
Был у Павла Ивановича еще один способ заставить — нет, не совсем правильно, скорее, побудить человека говорить правду и ничего, кроме правды. В те далекие годы, вначале 1970-х, на Западе и в Штатах появилась новая форма проверок на правдивость — детектор лжи или «лайдетектор», так называли его на американский лад. Эти приборы мало кто видел — даже и нам, слушателям ВКШ КГБ, его показывали нечасто.
А у Павла Ивановича он был. В его служебном кабинете, на подоконнике, рядом с письменным столом стоял дивный прибор, на котором была аккуратно привинчена латунная пластинка, и на ней выгравирована надпись «Детектор лжи». Красивая надпись, да и буквы заметные. Их хорошо можно было прочесть со стула, стоящего напротив кресла Иваныча. Так что любой, присевший на стул человек обязательно боковым зрением замечал прибор. Он был упакован в красивый деревянный ящичек, чем-то напоминающий раритетную шкатулку.
Человек, хорошо знающий технику, в принципе мог догадаться, что в ящике находится один из каких-то самолетных блоков, на котором много тумблеров, разноцветных мигающих лампочек и разных штекеров. Рядом виднелись самописцы из осциллографа и малогабаритная антенна, которую этот мудрый опер как-то всегда демонстративно направлял на сидящего напротив себя. Затем он нежно включал прибор и под раздающиеся из ящика шумы и потрескивания начинал беседу. При этом о приборе не говорилось ни слова. Он просто работал и все, а желающий узнать, что это за прибор, мог это незамедлительно прочесть.
Если же посетитель начинал задавать вопросы, то Пал Иваныч преспокойно говорил: «Да не обращайте внимания, это так, для меня!»
И что вы думаете ? Как правило, беседы у этого прибора были откровенны, и хозяину не приходилось абсолютно никого «колоть». Он просто подходил иногда, смотрел на подобие осциллографа и произносил: « Вот в этом случае и в этом вы допустили неточность». Человек обычно либо уточнял, либо настаивал на своем, и тогда Иваныч говорил: «Вот теперь лучше, молодцом!»
Скажете, примитивно? Да, и не ошибетесь! Но на многих действовало. Вот такие уроки преподал мне этот умница опер, который выгодно отличался от иных своих коллег умением найти психологически грамотное решение. Главное, без грубостей и нарушения прав личности.
А еще он умел грамотно и четко излагать мысли как в устной, так и в письменной форме. Кое-что из его арсенала мне пригодилось в дальнейшей работе. Так что практика у Павла Ивановича удалась. Мне нравились неординарные личности и всегда хотелось, чтобы их в нашей системе было бы как можно больше.