Приобретенные привычки

Приобретенные привычки

Как-то, еще в 1963 году, когда мне было 17 лет, я после утренней смены на шахте и сытного обеда, не пошел пешком в общежитие, а сел в полупустой автобус. Свободным оказалось переднее место, расположенное спиной к окну. Я присел и приготовился вздремнуть... На следующей остановке зашло еще несколько пассажиров постарше меня. Я как человек совестливый, но уставший, стал вести внутреннюю борьбу: уступить — не уступить. Но когда в автобус зашла женщина с ребенком, борьба мотивов прекратилась, и я уступил место женщине, на руках которой был ребенок.

Едва автобус успел отъехать от остановки, как с боковой дороги на полном ходу в него врезался самосвал с пьяным, как потом выяснилось, водителем. Автобус опрокинулся на левый бок, и все пассажиры крепко помялись. Я же не получил ни царапины, а вот женщина, которой я уступил место, сильно пострадала. Я в числе других помогал раненым пассажирам и, сожалея о женщине, вдруг понял: «А если бы я оказался некультурным?» Тем более что я сидел и дремал, мог и не среагировать на аварию...

С тех пор в любом общественном транспорте я присаживаюсь только тогда, когда есть в изобилии свободные места. На подкорку залегла программа: «Всегда уступай место!»

Жаркое лето 1973 года, пора выпускных экзаменов в Высшей школе. Сдав экзамен по уголовному праву, я решил пройти пешком по Ленинградскому проспекту — в сторону метро «Аэропорт», к своему другу Серафиму Вдовину, у которого временно квартировал. Держа китель в левой руке, а фуражку — в правой, я двигался по тротуару, предвкушая сытный обед с жареной картошечкой и бутылочкой по случаю сдачи экзамена...

И вдруг, недалеко от стадиона «Динамо», я боковым зрением увидел легковушку, мчащуюся почему-то по тротуару, услышал резкий визг тормозов, глухой удар и дикий женский крик. Под машиной быстро образовалась лужа крови. Все замерли, а лежащая женщина громко стонала... В военной — хотя и всего лишь курсантской — форме был я один, и все почему-то вдруг посмотрели в мою сторону. Я понял и, быстро соображая, что делать, стал отдавать команды в надежде, что люди подключатся, помогут. Странно, но люди действительно сразу стали выполнять мои команды.

Мужчины быстро подошли к машине, взяли ее за правый бок и по моей команде «раз-два» резко перевернули на левый... На асфальте, истекая кровью, лежала женщина, у которой могли быть сильные повреждения. Я закричал: «Звоните в скорую и милицию!» — и увидел, что какие-то женщины побежали к телефону-автомату. Так как машина могла снова перевернуться, то мы с другими мужчинами очень осторожно перенесли раненую. Тут же в толпе нашлись врачи, но уже подъехала «скорая» и забрала пострадавшую.

Врачи сказали всем «спасибо» и уехали. Я же увидел, что мои руки в крови и пошел к автомату с газированной водой; поочередно нажимая на подставку для мытья стаканов, попытался как-то обмыть руки.

Почти завершив « водную процедуру», я вдруг ощутил, как кто-то трогает меня за плечо. Обернувшись, я увидел молодую женщину, которая показала на меня милиционеру, говоря:

— Вот этот молодой человек все быстро и четко организовал! Как врач я еще добавлю, что он действовал очень грамотно.

Я почувствовал себя смущенной красной девицей, но не пытался говорить, что «на моем месте так бы поступил каждый».

— Сделал, как учили, — сказал я.

— Ну, значит, хорошо учили! — под общее одобрение заявил милиционер и записал мои данные.

Я же, вытирая руки и потихоньку приходя в себя, подумал о том, что хотел взять одну бутылочку винца, но теперь надо взять что-либо покрепче — да и почему только одну?

А на подкорку записалось: «Когда знаешь как, действуй быстро и четко, не знаешь — не трогай, чтобы не навредить!»

7 января 1977 года около полудня в Москве, на Измайловской ветке метро, в третьем вагоне поезда, следовавшего от станции «Измайловский парк» к станции «Первомайская», прогремел взрыв. Сработало устройство, заложенное в «утятницу» экстремистами из Армении, желавшими привлечь внимание к «армянскому вопросу». В результате — двенадцать погибших и много раненых...

В тот зимний день я находился на дежурстве в Чкаловском отделе, но в нарушение установленных правил, договорившись с коллегами, решил по-быстрому съездить на электричке на Курский вокзал и встретить посылку от мамы, переданную через знакомых. Что и сделал. Однако понимая, что я в общем-то «нарушитель», очень торопился возвратиться на дежурство. Сумка мешала передвигаться, но я рванул вперед, а дверь вагона метро закрылась перед моим носом. Вставив руку в щель, я попытался приоткрыть дверь, но она ни в какую. Я остался на этом же месте и спокойно сел в следующий поезд. На подъезде к станции метро «Измайловский парк» поезд остановился и в вагон, едва уловимо, просочился запах взрывчатки. Я, как бывший шахтер, это почувствовал сразу и подумал: «Наверняка где-то идет проходка новых линий и до окончания взрывных работ нас тормознули». Так мы простояли, в общем-то без особых роптаний среди немногочисленных пассажиров, около 25 минут.

Когда поезд тронулся, машинист по радио сообщил, что по техническим причинам на станции метро «Измайловский парк» остановки не будет. Медленно набирая скорость, мы проехали эту станцию, и все вдруг увидели, что на перроне лежат убитые и раненые люди. Тревога и ужас охватили всех, машинист продолжил по радио:

— Всем сотрудникам правоохранительных органов, находящимся в нашем поезде и лицам, наблюдавшим какие-либо подозрительные действия, явиться в комнату № 101 на станции «Щелковская»!

Когда я зашел туда и представился, добавив, что ехал в третьем вагоне следующего за пострадавшим поезда — все это я сообразил после объявления, — на меня обратили внимание все присутствующие. В деталях я описал свои действия и попытки открыть двери уходящего поезда. Один из присутствующих высоких милицейских чинов сказал:

— Слава богу, сынок, что ты не успел туда попасть!

Это был именно «взорванный» вагон. Раньше я никогда не испытывал таких ощущений, а тут волосы под моей щегольской фуражкой встали дыбом. Но, естественно, как я ни пытался вспомнить что-либо оперативно значимое, в мое поле зрения тогда ничего существенного не попало — кроме шипящей и захлопывающейся двери.

Конечно, говорить теперь о какой-либо «конспиративной» поездке в Москву не приходилось. Я доложил о случившемся начальнику, получил, естественно, «взбучку» и уже «профилактированный», но зато целый и невредимый вернулся после дежурства в гостиницу, где со товарищи отметил еще один день рождения. Вот где пригодились мамины гостинцы, которые были использованы по назначению и что называется «под чистую».

В конце того дня вместе с тостами за удачу вырисовался и залег на подкорку еще один постулат: «Не суетись и не торопись!»