Глава 24 ЗАГАДКИ РАЗВЕДКИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 24

ЗАГАДКИ РАЗВЕДКИ

ЗАПАДНЫЙ ФИНМАРК, РОЖДЕСТВО 1943 ГОДА.

Как известно, «Шарнхорст» вышел из Ланг-фьорда в день Рождества 1943 года. А о том, что соответствующая радиограмма была передана в Лондон норвежской агентурой, впервые сообщил Эгил Линдберг из Тромсё. В отчете, написанном Линдбергом в июне 1944 года, по свежим следам этих событий, говорилось:

«Я собирал информацию, казавшуюся мне полезной, и передавал ее „Николаю“. 20 декабря 1943 года мне дали знать, что готовится атака „Шарнхорста“ на конвой, который идет в Россию. Я отправил Торбьёрна к „Николаю“, чтобы срочно предупредить его».

«Николай» — это была кличка Эйнара Иохансена, одного из норвежских агентов SIS, высаженного с подводной лодки летом 1943 года (см. главу 9). В это время он работал на передатчике «Венера», установленном в подвале молочной фермы в Финнснесе. Торнбьёрн был младшим братом Эйнара. Именно Торнбьёрн в августе того года собирал разведывательные данные, совершая поездки на велосипеде из Альтейдета в Каа-фьорд и обратно. А сейчас Торнбьёрн плыл на пароходе экспрессной береговой линии в Финнснес, откуда Эйнар передал сообщение в Лондон.

В нашумевшей серии интервью, опубликованной в еженедельнике Aktuell в сентябре 1958 года, Рааби описывал эти события иначе:

«Мы следили за „Шарнхорстом“ лишь четыре месяца. За все это время он только один раз снимался с якоря. Это был тот случай, когда корабль вышел из фьорда, затем через пролив прошел в Бур-фьорд, после чего вернулся обратно. Не обнаружив его на обычном месте, мы его тут же разыскали, а о всех передвижениях линкора сообщили в Лондон. Однако перед Рождеством 1943 года в Ланг-фьорде началась бурная деятельность. Пришел немецкий корабль снабжения — насколько я помню, это было в сочельник, все отпуска морякам были отменены. Мы сразу поняли, что затевается какая-то крупная операция. Мы настроили радиопередатчик и сообщили в Лондон, что есть признаки подготовки „Шарнхорста“ к выходу в море. И когда он фактически вышел, мы тут же дали знать об этом — британские станции ждали наших сообщений круглые сутки. Два других агента, Лассе Линдберг и Трюгве Дуклат в Порсе, также узнали, что „Шарнхорст“ ушел со своей якорной стоянки, и тоже сообщили об этом. Так что англичане в общей сложности получили три сообщения. Потом просочились сведения, что они собираются перехватить линкор. Через два дня после выхода из Ланг-фьорда „Шарнхорст“ был потоплен у Нордкапа».

В 1962 году английский автор Майкл Огден (Michael Ogden) описал эти события в книге «Сражение у Нордкапа» (The Battle of North Cape). Эту книгу контр-адмирал Скуле Сторхейл, командовавший во время сражения эсминцем «Сторд», назвал «правдивым с военной точки зрения описанием тех событий» и добавил:

«Вызывает особое удовлетворение тот факт, что официально подтвержден слух, который дошел до нас в Англии во время войны, что Адмиралтейство было предупреждено о выходе „Шарнхорста“ в море [норвежским] Фронтом сопротивления».

Однако Огден не был официальным историком. Он был просто автором, который в свое время служил в Королевских ВМС. Официальная оценка была дана лишь через двадцать два года, когда вышел третий том пятитомного издания «Британская разведка во Второй мировой войне» (British Intelligence in the Second World War). Этот труд, написанный профессором Кембриджского университета Хинсли (F. H. Hinsley), был опубликован британским правительством в 1984 году.

Однако Хинсли не подтвердил, что Адмиралтейство было предупреждено Норвежским фронтом сопротивления. Наоборот, создалось впечатление, что он умышленно умолчал о вкладе норвежской агентуры, считая это просто слухом, потому что он писал так:

«Оценивая роль, которую сыграла разведка в уничтожении [„Шарнхорста“], не следует преувеличивать роль ошибок, допущенных немецкой стороной. Эти ошибки могли и не оказать решающего влияния, если бы британские соединения не смогли ими воспользоваться; а то, что эти соединения заняли нужную позицию, свидетельствует о высоком качестве британской разведки. Наиболее ценен вклад средств радиоразведки, явившихся единственным источником информации…»

А в сноске добавил:

«Агент SIS в Альтен-фьорде не сообщил о выходе „Шарнхорста“; его пост наблюдения находился в Каа-фьорде, т. е. на большом удалении от Ланг-фьорда».

Официальный норвежский историк, Рагнар Ульстейн, согласился с мнением Хинсли. Во втором томе книги «Служба разведки Норвегии в 1940–1945 гг.» (Etleretninggstjenesten p? Norge 1940–1945) он также писал:

«„Шарнхорст“ вышел в море, но посты наблюдения SIS об этом не сообщили».

Поэтому неудивительно, что те агенты, которые еще были живы, вполне справедливо возмущались тем, что Хинсли и Ульстейн в такой категоричной форме отрицают вклад норвежской агентуры. Особенно был оскорблен полковник Бьёрн Рёрхольт, бывший руководитель Единой службы радионаблюдения Вооруженных сил (Frsvarets Eellesamband). В свое время Рёрхольт, рискуя жизнью, внимательно следил за перемещениями немецкого линкора «Тирпиц», в течение первых трех лет войны базировавшегося в Тронхейм-фьорде; за проявленную смелость получил высокую британскую награду.[34] Он был также близким другом Торстейна Петтерсена Рааби, которого в конце 50-х годов назначил начальником радиостанции на острове Ян-Майен. Рааби участвовал в экспедиции Тура Хейердала на «Кон-Тики», но к этому времени уже начало сказываться нелегкое прошлое, к тому же он излишне пристрастился к спиртному.

«Я думаю, что англичане ошибаются, и намерен это доказать», — сказал мне Рёрхольт, когда мы впервые встретились с ним в 1987 году в Осло, в буфете газеты «VG». Он уже начал обрабатывать материал, который называл достоверным отчетом о деятельности двухсот норвежских агентов и их вкладе в победу союзников. Работа была опубликована в 1994 году под названием «Солдаты невидимого фронта» (Usinglige soldater).

К этому времени Хинсли стал почетным профессором истории международных отношений и возглавил престижный Колледж Св. Джона Кембриджского университета. Во время войны он был одним из ведущих преподавателей в совершенно секретной Правительственной криптографической школе в Блетчли-Парк; здесь он непосредственно занимался анализом перехваченных радиограмм немецких Кригсмарине. Он также обеспечивал связь с Центром оперативной разведки (OIC — Operational Intelligence Centre), расположенным в Лондоне, под зданием Адмиралтейства. Именно Хинсли позвонил лейтенанту-коммандеру Деннингу в рождественский день 1943 года и сообщил ему о содержании расшифрованных радиограмм, которыми обменивались корабли Боевой группы, стоявшие в Каа- и Ланг-фьордах, и немецкие адмиралы в Нарвике и Киле. Согласно Хинсли, именно благодаря этим расшифровкам англичане знали о местонахождении Боевой группы, подводных лодок группы «Железная борода», а также о полетах разведывательных самолетов Люфтваффе над Баренцевым морем; норвежские же агенты были ни при чем.

Рёрхольта совершенно не смутило высокое положение Хинсли, он поехал в Кембридж и вступил с профессором в ожесточенный спор. Хинсли своих позиций не сдавал, однако Рёрхольт узнал нечто очень важное. Осенью 1987 года он написал мне:

«Я провел утро вторника 27 октября в кабинете Хинсли, в Кембридже… Он признался, что SIS не допустила его к своим архивам, которые до сих пор засекречены».

Рёрхольт считал, что из-за прошлой работы Хинсли в службе радиоразведки он просто недооценил работу агентуры в этой сфере. У британского правительства всегда была мания засекречивать все, что можно, — сейчас происходит то же самое. Поэтому более скромные союзники англичан никогда не знали ни их шифров, ни системы организации связи. Никто не подозревал о существовании школы в Блетчли-Парк, тем более о характере ее деятельности. Даже на борту «Сторда» Сторхейлу приходилось мириться с присутствием английского офицера связи. Молодые норвежцы, высаженные в тылу врага на территории своей родины, были тщательно отобраны британской разведкой и норвежским отделом «E» (Etterretning — разведка). Отдел «E» узнавал о получении сообщений Центром лишь спустя какое-то время. Копии этих сообщений зачастую доходили с большой задержкой, и поэтому нельзя было судить ни о степени полноты информации, ни об отсутствии тех или иных данных. О том, что происходит, знала только сама разведка (MI6). Однако MI6 была и остается закрытой организацией. Даже профессор Хинсли не был допущен к архивам MI6, несмотря на большое уважение, которым он пользовался, и поэтому ему пришлось опираться на информацию, полученную из других источников. Таким образом, у Рёрхольта были все основания считать, что в своих выводах профессор не всегда прав.

Если проанализировать сноску, сделанную профессором (см. выше), то из нее следует, что Рёрхольт прав. Из этой сноски видно, что Хинсли рассуждал так: агент SIS, о котором идет речь, не сообщил о выходе «Шарнхорста» только потому, что он не находился в Ланг-фьорде, т. е. лично не наблюдал за выходом линкора. Хинсли, очевидно, считал, что на передатчике «Ида» работает лишь один человек — Рааби, который наблюдает за тем, что происходит на протяжении всего 100-километрового водного пространства между Каа- и Ланг-фьордами. Такое предположение сразу вызывает недоверие к оценке ситуации, сделанной профессором. Прежде всего в состав группы «Ида» входило два человека — Рааби и Карл Расмуссен. Кроме того, им помогали многие сотрудники дорожного управления — от Лаксельва на востоке до Альтейдера на юге; было также много добровольных помощников, от которых непрерывно поступала различная информация.

В отчете, который Рааби писал 31 июля 1944 года, всего через десять недель после побега из Альты в Швецию, были такие строки:

«Больше всего мы нуждались в том, чтобы у нас один агент находился в Каа-фьорде, а другой в Ланг-фьорде. Раз в неделю нам нужно было выдавать зарплату рабочим как раз в районе этих фьордов, и в эти дни мы имели возможность лично наблюдать за обстановкой. Если происходило что-то важное, Калле мог попросить машину и съездить на место. В Ланг-фьорде мы знали бывшего заместителя начальника полиции, который был уволен и теперь работал в конторе дорожного управления в Сторсанднесе [недалеко от устья Ланг-фьорда]. Нам казалось, что он будет очень полезен, поскольку у него тоже была машина. Калле поговорил с ним (его звали Ионас Кумменейе), и тот сразу согласился помогать нам. Во время одной из поездок в Хаммерфест, связанной с его работой в качестве кассира, Калле познакомился с неким Гарри Петтерсеном из Каа-фьорда. Он работал шофером дорожного управления в Лаксельве и был хорошим другом Эрлинга Плейма [начальник местной конторы дорожного управления]. Гарри находился в отпуске и собирался возвращаться домой — он жил в деревушке на берегу Каа-фьорда. Калле спросил его, не хочет ли он поступить на „Службу“, как он называл агентуру. Гарри Петтерсен дал согласие».

У Гарри Петтерсена, в свою очередь, тоже были знакомые, в том числе Иене Дигре, владелец небольшого магазина в Сторсанднесе. Так что доводы Хинсли были неправильными изначально. Рааби и Расмуссену незачем было жить поблизости от Ланг-фьорда, чтобы следить за передвижениями «Шарнхорста»: у них была сеть надежных информаторов, на которых вполне можно было положиться.

Единственным бесспорным доказательством того, что сообщения отправлялись из Норвегии и принимались в Лондоне, могла бы быть полная запись текстов радиограмм, однако соответствующие файлы по-прежнему засекречены. Их копии, полученные отделом «E», очень неполны, и поэтому, если провести их анализ, то его результаты наверняка окажутся весьма сомнительными и ничего не прояснят.

Эгил Линдберг, считавший, что он первым сообщил о выходе «Шарнхорста» в море, играл ключевую роль в деятельности разведки в Северной Норвегии во время войны. Это был опытный агент, который пять лет отправлял радиограммы из Тромсё в Лондон и не был раскрыт. На одной из вечеринок перед Рождеством он познакомился с человеком, работавшим на немцев в районе Каа-фьорда; из него удалось выудить весьма полезную информацию, не открывая, естественно, зачем она нужна.

«Этот человек показался мне умным и хладнокровным. Я от него получил достоверные сведения о расположении противоторпедных сетей, а также услышал подробный рассказ об атаке подводных лодок-малюток»

— так писал Линдберг в своем отчете.

Однако копия радиограммы, отправленной из Финнснеса в Лондон 23 декабря, попала в отдел «E» лишь через шесть дней, т. е. 29 декабря; в ней ничего не говорилось о планируемой атаке на конвой. В последнем абзаце было сказано:

«„Шарнхорст“ ходил в Бур-фьорд, в район Кванангена. После возвращения „Шарнхорста“ в Альту им занялись насосные суда. Звуки работающих насосов были слышны на расстоянии 1? километров».

Информация о том, что «Шарнхорст» ходил в Бур-фьорд, была правильная. Но сообщение о том, что линкором занимались насосные суда, могло ввести в заблуждение. Если Линдберг имел в виду, что в отсеки поступает вода, то англичане могли подумать, что корабль небоеспособен. Радиограмма имела такое продолжение:

«Были проведены артиллерийские учения, тяжелые орудия вели стрельбу в направлении острова Эной в Кванангене. Из средних орудий произведено одиннадцать выстрелов, затем вновь потребовалось насосное судно».

Опять информация была правильной по существу. 18 ноября «Шарнхорст» выпустил десять снарядов из Ланг-фьорда, снаряды пролетели над близлежащими горами и упали в Квананг-фьорде, в дальней части Альтейдета. Однако стреляли не орудия среднего калибра, а тяжелые орудия башни «A». И опять упомянуто насосное судно — можно подумать, что подобная помощь требовалась «Шарнхорсту» всякий раз, когда он снимался с якоря или стрелял из своих орудий. Наблюдатель в принципе не мог видеть никакого насосного судна. Скорее всего он заметил либо танкеры («Иеверленд» или «Харле»), либо вспомогательное судно, обеспечивавшее «Шарнхорст» электроэнергией и пресной водой.

В последнем абзаце также сказано:

«Корабли не проявляют никакой активности в связи с британскими маневрами в Ледовитом океане… Камуфляжная краска „Шарнхорста“ в основном одноцветная, темно-серая. С тех пор как корабль стоит на якоре в Альте, цвет краски не менялся».

Из этих формулировок следует, что агентам задавали определенные вопросы, кроме того, их снабжали тщательно просеянной информацией из Лондона. Слово «маневры» явно отображало тот факт, что начиналась проводка конвоя. Действительно, особой «активности» на борту «Шарнхорста» не наблюдалось в промежутке между двумя объявлениями состояния готовности: в конце ноября — начале декабря до момента обнаружения конвоя JW-55B и затем 22 декабря. Но где же сообщение Линдберга о том, что линкор и его эскорт готовятся к атаке на конвой? Каков бы ни был ответ на этот вопрос, в копии радиограммы, полученной отделом «E», упоминания об этом нет. Если судить по радиограмме, то все как раз было наоборот — никакой активности нет, линкор постоянно нуждается в помощи каких-то насосных судов. Из этого вряд ли можно было сделать вывод, что Боевая группа готовится выйти в море и разводит пары. Как могла подвести Линдберга память за такой короткий промежуток времени? Может быть, он приписал себе в заслугу то, чего на самом деле не сделал, или была еще какая-то радиограмма, копию которой норвежцы не получили? Не был ли текст копии радиограммы подделан? А может быть, англичане боялись, что проговорится кто-нибудь из агентуры? Наконец, может быть, они опасались, что немцы отменят операцию в случае утечки информации?

Так что текст радиограммы породил больше вопросов, чем ответов. Результат анализа копий радиограмм, переданных «Идой» и «Лирой», также оказался неутешительным.

«Ида» впервые вышла в эфир 11 ноября 1943 года. Однако в папке «Иды» обнаружились копии всего трех радиограмм, отправленных с момента установления первого контакта до нового 1943-го года. Как такое могло быть? Неужели Торстейн Петтерсен Рааби, говоривший о ежедневном контакте, на самом деле отправил всего три радиограммы за три месяца? Две радиограммы были помечены одной и той же датой — 13 ноября, а третья — концом декабря. Если копии правильно отражали ситуацию, то получалось, что «Ида» выходила в эфир всего три раза после установления контакта, т. е. после 11 ноября; а затем в течение шести месяцев молчала. Могло ли такое быть правдой?

Более того, если учесть, что в действительности происходило на немецкой базе, содержание трех радиограмм было, мягко говоря, весьма прозаическим. В одной из них просто говорилось, что «Шарнхорст» стоит на якоре в Лангфьордботне, т. е. в голове Ланг-фьорда. Во второй содержалось описание схемы расположения противоторпедных сетей в Каа-фьорде — это результат визуального наблюдения. В обоих случаях сообщаемая информация уже была известна англичанам; кроме того, она была дополнена сведениями регулярной авиаразведки.

В этот же период «Шарнхорст» и эсминцы сопровождения проводили интенсивные учения в Варгсунне и Стьернсунне. Хинтце организовал еженедельные учебные артиллерийские стрельбы с использованием радаров, а 25 ноября проверил, как линкор держит скорость. Если за все это время в Лондон были отправлены лишь те три радиограммы, то получалось, что Рааби все это прозевал.

Трюгве Дуклат и Рольф Сторвик в Порсе были как будто более активны в это время, но папка «Лиры» тоже неполная. Нет ни одной копии радиограмм, отправленных с момента установления первого контакта в начале июля 1943 года и в течение четырех следующих месяцев. Первая зарегистрированная радиограмма помечена 5 ноября. Она содержит «ценнейшую» тактическую информацию о том, что «на базу подводных лодок в Хаммерфесте пришел плавучий госпиталь „Посен“, доставивший торпеды». Копия этой радиограммы попала в отдел «E» 18 ноября. С этого дня и до Рождества было отправлено еще около двадцати сообщений разного рода — от просьбы не атаковать пароход каботажного экспресса до слуха о том, что в Каа-фьорд прибыло ремонтное судно «Монте-Роза».

В середине декабря Лондон, судя по всему, обеспокоился работой «Иды». В радиограмме, отправленной «Лирой» 13 декабря, явно содержится ответ на соответствующий запрос:

«Мы обязательно свяжемся с „Идой“. Последние 14 дней были очень неблагоприятны для радиосвязи».

Это означает, что Лондон ничего не получал от Рааби и просил, чтобы Дуклат и Сторвик выяснили, в чем дело.

Как ни странно, но среди сохранившихся копий нет ни одной, в которой «Лира» сообщала бы о передвижениях «Шарнхорста» и выходе в море. Непосредственно перед Рождеством до Лондона дошли четыре радиограммы из Порсы. Одна, от «Лиры», предупреждала, что через Варгсунн проследовал конвой из четырех грузовых судов. Во второй было сказано, что немецкие войска отправляются из Финмарка в Германию. Третья сообщала, что в гавани Хаммерфеста отшвартовалась плавучая база «Блэк Уотч», а рядом с ней встало транспортное судно «Адмирал Карл Херинг», доставившее торпеды. Последняя из радиограмм, переданная 22 декабря, информировала Лондон о том, что, по слухам, в Каа-фьорд пришло судно «Монте-Роза». Концовка радиограммы Дуклата была такая:

«Наилучшие пожелания и счастливого Рождества».

15 ноября возобновилась проводка конвоев в Мурманск. Курс, проложенный для них от Шотландии до Кольского полуострова, проходил вблизи от берегов Норвегии. Их должны были обнаружить, чтобы затем заманить последний боеспособный линкор Гитлера в засаду. Подвергая большому риску жизни агентов на месте событий, английской разведке удалось разместить два радиопередатчика около немецкой базы, причем их главной задачей было предупредить о выходе Боевой группы в море. Несмотря на присутствие этих передатчиков, в копиях радиограмм, попавших в отдел «E», нет ни слова о «Шарнхорсте». Ни сообщений, ни результатов наблюдения, ни, наконец, вопросов. Все это представляется весьма загадочным. Может быть, все объясняется тем, что копии радиограмм, упоминавших «Шарнхорст», в Норвегию не отправляли? И, возможно, поэтому их нет в норвежских архивах? Или дело в том, что англичане вообще не были заинтересованы в получении сообщений от агентов на месте? Возможно, они получали более полную и точную информацию из других источников? Или для англичан было важно, чтобы немецкая контрразведка контролировала радиограммы, отправляемые из Кронстада и Порсы, и думала, что основным источником является именно норвежская агентура?

В течение всего периода времени, пока «Шарнхорст» находился в Ланг-фьорде, т. е. с марта 1943 года до потопления 26 декабря, англичане контролировали и расшифровывали радиограммы, адресованные командующим флотом в Киле военно-морской базе в Норвегии. Они перехватывали сигналы авиабаз Люфтваффе в Бардуфоссе и Тромсё, а также радиообмен между командующим флотилией в Нарвике и капитанами подводных лодок, патрулировавших в районе острова Медвежий. Эти радиограммы были зашифрованы с помощью машин «Энигма», которым немцы слепо верили. Однако британские дешифровщики в Блетчли-Парк, а среди них был и Хинсли, разгадали тайну «Энигмы», так что в 1943 году читали сообщения, передаваемые по радиообмену, почти как открытую книгу. Эта операция, в результате которой были взломаны шифры «Энигмы», получила название «Ультра», и это был один из наиболее тщательно охраняемых секретов периода Второй мировой войны. Благодаря этому англичанам удалось получить достаточно полное представление о военной доктрине Германии и ее намерениях; в частности, узнали они и о плане Боевой группы атаковать русские конвои.

Поэтому в течение ноября — декабря 1943 года лейтенант-коммандер Норман Деннинг из OIC, находясь в Лондоне, постоянно получал копии приказов, докладов, результатов обмена мнениями между Беем и Хинтце (база в западном Финмарке), Петерсом (Нарвик) и Шнивиндом (Киль), причем задержка составляла всего несколько часов.

Например, 11 декабря Деннинг был проинформирован, что «Шарнхорст» доложил о подготовке к учениям в Альта-фьорде, намеченным на 14 декабря. 17 декабря из расшифровок узнали, что два дня назад линкор и Z-29 покинули Ланг-фьорд, видимо, с целью участия в запланированных учениях. Из дешифровки «Ультра» от 19 декабря следовало, что Люфтваффе планируют разведывательные вылеты для того, чтобы сообщать о движении конвоя, который должен был вскоре появиться у норвежских берегов. 20 декабря сообщения пошли просто потоком. Две подводные лодки заметили конвой в районе острова Медвежий. Благодаря дешифровкам «Ультра» удалось узнать, какие зоны атаки намечены для каждой подводной лодки, что авиаразведка была отменена из-за нелетной погоды, а также то, что экипажу «Шарнхорста» в 18.30 18 декабря была объявлена трехчасовая готовность.

Так все и шло, начиная с момента обнаружения конвоя JW-55B немецким метеосамолетом утром 22 декабря и до роковой радиограммы «ОСТФРОНТ 1700/25/12», перехваченной в 18.30 в день Рождества и переданной Деннингу через семь часов. На основании этой радиограммы и обобщения другой ценной информации в 2.17 26 декабря Деннинг уже смог радировать адмиралу Брюсу Фрейзеру на «Дюк оф Йорк»:

«СРОЧНО. „ШАРНХОРСТ“ ВЕРОЯТНО ВЫШЕЛ 18.00 25 ДЕКАБРЯ».

Однако означает ли это, как утверждал профессор Хинсли, что «Ида» и «Лира» не предупредили Лондон, что линкор вышел в море? А как быть с Торстейном Петтерсеном Рааби, утверждавшим, что радиограмма соответствующего содержания была отправлена? А Гарри Петтерсен, которому о выходе линкора сообщил Йенс Дигре, позаботившийся, чтобы об этом узнали оба агента в долине Тверрельв, присутствовавшие на рождественском обеде?

Существует один-единственный документ, проливающий некоторый свет на всю эту ситуацию. 29 декабря Эрик Уэлш из SIS направил следующую записку майору Кнуту Аасу, возглавлявшему норвежский отдел «E»:

«Вас может заинтересовать то, что наша станция „Ида“ в сообщении, датированном 23 декабря, но полученном 29 декабря, просит слушать ее каждый час».

А что говорил Рааби Йостейну Нихамару, редактору журнала «Aktuell» в 1958 году?

«Пришло немецкое судно снабжения — насколько я помню, это было в сочельник, все отпуска были отменены. Мы поняли, что-то затевается. Мы настроили радиопередатчик и сообщили в Лондон, что есть признаки подготовки „Шарнхорста“ к выходу в море. И когда это произошло, мы немедленно сообщили об этом — английские радисты слушали нас круглосуточно».

Судном снабжения был, конечно, «картофелевоз», который действительно перед самым Рождеством привез Боевой группе несколько сотен тонн картошки. 22 декабря экипажам «Шарнхорста» и эсминцам эскорта вновь была объявлена повышенная готовность и началась подготовка к немедленному выходу. На следующий день Рааби и Карл Расмуссен попросили Лондон слушать их каждый час, поскольку планируется какая-то крупная операция. Что же могли узнать агенты, кроме того, что «Шарнхорст» разводит пары и ждет приказа о выходе в море? Совершенно ясно, что англичане получили просьбу агентов о том, чтобы их слушали непрерывно, о чем свидетельствует записка Уэлша Аасу. Лондон, по всей видимости, отнесся к этой просьбе положительно; в конце концов, ситуация была критической. 23 декабря адмирал Фрейзер и Соединение-2 находились в Акурейри, они были готовы выйти в море сразу после получения сообщения о выходе «Шарнхорста».

К этому времени Хинсли и Деннинг, проанализировав дешифровки «Ультра», уже начали догадываться о намерении Шнивинда, Петерса и Бея атаковать конвой JW-55B. Теперь же они получали возможность каждый час получать информацию о том, как разворачиваются события, от людей, находившихся в самом сердце района, где расположена немецкая база. Так не было ли естественным всем радистам слушать их? И неужели они не поблагодарили бы Рааби и Расмуссена, особо отметив, как важно не выпускать «Шарнхорст» из вида?

В лаконичной записке Уэлша об этом не говорится. Для англичан это был поворотный момент в войне на море. Однако такое впечатление, что в течение шести дней никто вообще не реагировал на такую важную радиограмму — отсутствует как оценка, так и запрос на дополнительную информацию. Все это очень странно.

Много времени и сил я потратил на то, чтобы по возможности отделить факты от вымысла. Я лично считаю, что из записки следует, что 23 декабря Торстейн Петтерсен и Карл Расмуссен предупреждали о том, что собираются отправить в Лондон срочное сообщение. Но если это так, то, особенно учитывая просьбы англичан, могли ли они все бросить, забыть про «Шарнхорст» и продолжать отмечать Рождество? Неужели они не отправили никакой радиограммы, обратившись к Лондону с просьбой слушать их? Не думаю. Мне кажется, они сделали все, чтобы отправить предупреждение.

Но почему тогда нет никаких следов такого сообщения? Почему их друг Эрик Уолш, к тому же контролировавший их действия, никак не прокомментировал возникшую крайне странную ситуацию? А может быть, причина в том, что были плохие условия для радиосвязи и сигнал вообще не был принят?

И, наконец, может быть, Хинсли и остальные руководители британской разведки полагались только на дешифровки «Ультра», факт существования которых нужно было скрыть любой ценой? А если предполагалось, что Рааби и Расмуссен должны выходить в эфир для того, чтобы их слушал не только Лондон, но и немецкие службы радиоперехвата? В этом случае немцы могли подумать, что информация, относящаяся к выходу «Шарнхорста», передается только норвежской агентурой, хотя в действительности эта была информация «Ультра». Основной источник информации нужно было охранять любой ценой. И если это так, то все превращалось в довольно циничную хитрость, хотя норвежские агенты рисковали своей жизнью. Впрочем, цинизм всегда был главным фактором в разведке. Кроме того, шла война, а у войны своя жестокая логика. И чего стоили жизни горстки норвежских агентов по сравнению с важнейшей тайной войны? Ничего. Ими вполне можно было пренебречь.