Глава 21 КАКОЙ ПЛАН БЫЛ У КОНТР-АДМИРАЛА БЕЯ?
Глава 21
КАКОЙ ПЛАН БЫЛ У КОНТР-АДМИРАЛА БЕЯ?
БАРЕНЦЕВО МОРЕ, 08.40–12.40, ВОСКРЕСЕНЬЕ, 26 ДЕКАБРЯ 1943 ГОДА.
В это время три крейсера Соединения-1 быстро шли к юго-западу, в сторону Нордкапа. Утром рождественского дня они отвернули на север, взяв курс прямо на конвой.
В 8.40 на борту «Белфаста» — флагмана вице-адмирала Роберта Барнетта — прозвучал сигнал тревоги. Один из операторов радарной установки типа 273, предназначенной для дальнего обнаружения надводных целей по курсу, засек четкий сигнал, отраженный от объекта на дистанции 32 километра — иначе говоря, между крейсерами и конвоем. По кораблю словно пробежал электрический разряд. Ситуация сразу становилась критической, если мигающая метка на экране радара действительно засвидетельствовала присутствие «Шарнхорста». Наклонившись над картой с прокладкой курса, Барнетт сразу определил, что линкор, если это и в самом деле он, находится всего в часе хода до конвоя. Если все так, то у Бея просто идеальная позиция для проведения успешной атаки. Прошло несколько довольно нервных минут, и Барнетт облегченно вздохнул. К счастью, метка на экране двигалась на юг, удаляясь от конвоя. Бей, очевидно, даже не подозревал, насколько близок он был к успеху. В интервью, данном уже после войны, Барнетт говорил:
«Считаю, что роль крейсеров в этом бою была сравнительно проста. Осмелюсь сказать, что имею определенный опыт ведения боевых действий в этих широтах. Я точно знал, что собирается предпринимать командующий соединением. Кроме того, я был полностью уверен в подчиненных мне капитанах боевых кораблей — они понимают смысл моих действий и будут четко выполнять приказы… Мы обнаружили „Шарнхорст“ и заставили его уйти в сторону от конвоя».
Три крейсера Барнетта со скоростью 24 узла продолжали движение на северо-запад, «Белфаст» впереди, а за ним, последовательно, «Шеффилд» и «Норфолк». Теперь Барнетт должен был изменить первоначальный план: ему нужно идти на выручку торговым судам. Согласно этому плану, крейсера должны были занимать позицию между «Шарнхорстом» и конвоем, хотя недавно все было наоборот. Была сильная бортовая качка. Один из молодых матросов находился ночью в артиллерийском погребе башни «A»; он описывал, что происходило после того, как прозвучала команда «По местам стоять!»:
«Все вскакивают, выпускают воздух из спасательных жилетов, обычно используемых в качестве подушек, мы удаляем походное крепление снарядов на стеллажах. Прислуга подъемника и системы подачи боезапаса занимает свои места, закрывает люки. Все напряженно ждут команды открыть огонь…»
Подписался матрос под псевдонимом — «Бандерильеро».
Уже сорок минут три крейсера на высокой скорости шли на северо-запад. Вглядываясь в экраны радарной установки, операторы видели, что Бей сам облегчает задачу эскадры, по непостижимой причине держа курс на юг. Он все дальше и дальше уходил в сторону от конвоя, в то время как они подходили к нему все ближе В 9.21 впередсмотрящий на борту «Шеффилда» в бинокль увидел на юго-западе серый силуэт «Шарнхорста», который шел противоположным курсом:
«ВИЖУ ВРАЖЕСКИЙ КОРАБЛЬ. ПЕЛЕНГ 222. ДИСТАНЦИЯ 12 000 МЕТРОВ».
Когда крейсера оказались позади линкора, Барнетт приказал открыть огонь. Теперь он находился в нужной позиции. Он перекрыл путь к конвою и изменил курс — сначала на запад, затем — на юг. «Шарнхорст» окончательно лишился своего шанса: теперь, чтобы атаковать конвой, нужно было предварительно уничтожить целых три крейсера.
Высоко в небе разорвался первый осветительный снаряд, выпущенный «Белфастом»;[29] факел горел, образуя яркое зеленовато-желтое пламя и озаряя бушующий океан. Вскоре открыл огонь «Норфолк» из своих 8-дюймовых орудий. На корабле применяли заряды из кордитного пороха без пламегасяшей добавки, и поэтому выстрелы на некоторое время ослепляли артиллеристов, тем не менее темп стрельбы и ее эффективность были достаточно высокими. За девять минут «Норфолк» произвел шесть полных бортовых залпов. Однако ни «Белфаст», ни «Шеффилд» не могли точно наводить орудия, потому что «Норфолк» занимал позицию между ними и целью. Капитан «Норфолка» Дональд Бейн потом сказал:
«Мы первыми обнаружили врага, первыми открыли по нему огонь, и первое точное попадание тоже наше».
«Бандерильеро», находившийся на «Белфасте», слышал грохот залпов с правого борта.
«Мы поняли, что 4-дюймовые орудия стреляют осветительными снарядами. Переглядываясь, спрашиваем друг друга, почему не слышно 6-дюймовых орудий?.. Обстрел продолжается несколько минут, и нам не терпится узнать, что же происходит. Затем мы слышим голос командира по внутренней связи: „После нескольких залпов „Норфолка“ вражеский корабль, кто бы он ни был, развернулся, и мы его преследуем“».
«Шарнхорст» и его пять эсминцев эскорта вышли при крайне неблагоприятном стечении обстоятельств. Задача была достаточно сложна изначально, а из-за поднявшегося сильного ветра успешно выполнить ее было почти невозможно. Кроме того, контр-адмирал Бей вел себя крайне нерешительно перед выходом эскадры — а внезапная атака, которой он только что подвергся, могла только еще больше пошатнуть уверенность в себе. Он отправил эсминцы на запад, и они должны были, обнаружив конвой, тут же сообщить об этом. Вместо этого радар корабля засек несколько отраженных сигналов с почти противоположной стороны — с юго-востока. Бей не стал медлить. Находясь в 10 милях позади Z-29, он отвернул на юг, чтобы выяснить, откуда идут сигналы, улавливаемые радаром, и таким образом упустил верный шанс уничтожить конвой JW-55B, до встречи с которым было меньше часа хода. Теперь же, не подозревая об этом, Бей все дальше уходил в сторону от своей добычи. По совершенно непостижимой причине он почему-то не предупредил командующего флотилией эсминцев о внезапном изменении своего курса, а это означало, что он лишается защиты от возможной торпедной атаки. В конечном итоге задержка с выходом в море обошлась ему дорого. Если бы Бей вышел из Ланг-фьорда точно в заданное время, Соединение-1 его никогда бы не обнаружило. А теперь обстоятельства сложились так, что Барнетт появился в самое время, чтобы отвлечь «Шарнхорст» от выполнения его задачи. Можно сказать, что легендарная удача, выручавшая «Шарнхорст» ранее, отвернулась от него.
Главный старшина Вильгельм Гёдде, степенный, верующий человек, стоял на прожекторной площадке, на уровне мостика; впоследствии он оказался старшим по возрасту среди спасшихся членов экипажа «Шарнхорста». Через наушники он слышал доклады всех служб, поступающие в командный центр. Британская атака оказалась для него совершенно неожиданной.
«Я вдруг увидел три высоких столба воды в нескольких сотнях метров от корабля. Было ясно, что это разорвались снаряды тяжелых орудий. Сам корабль, с которого велась стрельба, я не видел, были заметны только оранжевые вспышки при очередных залпах».
Еще один из оставшихся в живых — Гюнтер Стрётер, заряжающий 15-см батареи левого борта, говорил примерно то же самое:
«Три 20,3-см (8-дюймовых) снаряда разорвались слева по борту. Тревога! По пеленгу 245 градусов можно было видеть только вспышки пламени, вырывавшегося из стволов орудий вражеского корабля».
В течение ряда лет проводились интенсивные учения, и поэтому офицеры командного центра действовали автоматически. Они четко знали, что им делать. Многие из них служили на корабле с 1939 года, т. е. сразу после ввода «Шарнхорста» в строй. Его экипаж чаще, чем любой другой, участвовал в различных боевых действиях, так что уже через несколько секунд с помощью 10-метрового оптического дальномера была определена дистанция до «Норфолка», а башня «С» приготовилась вести ответный огонь. Затем была увеличена скорость — до 30 узлов, изменен курс и выставлена дымовая завеса. В 09.40 бой закончился. Он продолжался менее десяти минут, но за это короткое время два снаряда, выпущенных «Норфолком», все же попали в цель. Один из снарядов пробил палубу и оказался в столовой машинного отделения, но не взорвался; возникший пожар был вскоре потушен. Второй снаряд нанес более серьезный ущерб.
«Мне повезло. Я находился высоко на смотровой площадке и почувствовал удар струи воздуха, когда снаряд просвистел прямо надо мной. Один матрос был убит, лейтенанту оторвало ногу, несколько человек были легко ранены. Когда я поднялся, то увидел всю картину. Снаряд снес всю решетчатую („матрасную“) антенну. Носовая радарная установка была полностью уничтожена»,
— так рассказывал Гельмут Бакхаус, который находился на высоте в 38 метров над палубой и поэтому видел все, что произошло после разрыва снаряда.
Лишившись своей новой радарной станции Seetakt, «Шарнхорст», по существу, ослеп. Британские радары были способны обнаруживать корабли на дальностях от 40 до 50 километров. Правда, линкор имел резервный радар, но он был установлен на кормовом дальномере и имел дальность действия всего 8–10 километров. Таким образом, один удачный выстрел существенно снизил боеспособность «Шарнхорста».
На борту немецких эсминцев возникло большое недоумение, когда сигнальщики в 9.30 увидели на фоне штормовых туч вспышки осветительных снарядов и услышали грохот артиллерийских выстрелов в 15–20 километрах к востоку. И опять произошло нечто странное: Бей не запросил помощи, а Рольф Иоханесон, в свою очередь, не рискнул принять самостоятельное решение. Вместо того чтобы пойти на выручку «Шарнхорсту», Иоханесон продолжал вести поиск в юго-западном направлении, хотя это направление было ошибочным.
По всей вероятности, Бей вообще не использовал радар «Шарнхорста» в тот момент, когда он был уничтожен. Поэтому в первой радиограмме, отправленной в 9.55, речь шла только об одном крейсере:
«НАХОЖУСЬ В КВАДРАТЕ АС4133. ПОДВЕРГАЮСЬ ОБСТРЕЛУ, ВЕРОЯТНО, КРЕЙСЕРОМ [С НАВЕДЕНИЕМ] ПО РАДАРУ».
Таким образом, «Шеффилд» и «Белфаст», которые огонь не открывали, остались незамеченными.
Координаты, указанные Беем, т. е. квадрат АС4133, находились гораздо дальше к северо-востоку, что вызвало еще большую путаницу.
«Указанная позиция неправдоподобна. Что делает „Шарнхорст“ на удалении более 50 миль к северо-востоку от зоны поиска?»
— раздраженно писал Рольф Иоханесон в дневнике. Он, естественно, не знал, что при шифровке радиограммы была допущена ошибка. Вместо АС4133 следовало указать АС4199, и тогда вся ситуация выглядела бы совершенно иначе.
Боевая группа находилась в зоне операции почти три часа, и почти все потенциально возможные ошибки были совершены. Ветер усиливался, а эсминцы сопровождения «Шарнхорста» были отправлены в никуда. Два из них неправильно истолковали приказ Бея и сильно сбились с курса; остальные боролись с встречным ветром и сильными волнами, зачерпывая огромное количество воды.
«Видимость уменьшилась до 300 метров. Ситуацию усугубляет большой вес носовых артиллерийских башен. Скорость снижена до 15 узлов, но волны все равно сильно заливают. Глубинные заряды смыло, а расчетам зенитных орудий пришлось уйти с поста, потому что они вполне могли захлебнуться»,
— так рассказывал Ганс-Дитрих Лау, один из опытных моряков Z-38. «Шарнхорст» вел артиллерийскую перестрелку с неизвестными крейсерами и лишился своего носового радара. Контакт с эсминцами был утерян. Возникла опасность того, что взаимное доверие Бея и Иоханесона, а также и связь между ними будут утеряны. Командующий эсминцами больше не знал, где находится Бей; он вообще никакого представления не имел о намерениях Бея. Самому же ему не хватало находчивости и смелости действовать по собственному усмотрению. Позже Иоханесон писал так:
«Примерно в 9.30 мы заметили за кормой вспышки осветительных снарядов, дистанция была около 12 миль. Бей сообщил, что его обстреливает какой-то крейсер. Я не считал себя вправе прекратить поиск конвоя, на имея прямого приказа. Бей имел в своем распоряжении лучшие на то время средства радиосвязи и радарные установки, и поэтому у него должна была быть полная информация. Но я, конечно, был обеспокоен тем, как начинают разворачиваться события».
Именно в этот критический момент, в 10.02, на «Шарнхорсте», наконец, впервые было получено сообщение об обнаружении конвоя. Корветен-капитан Роберт Любсен, капитан U-277, совершая четвертое патрульное плавание, в это утро взял курс на остров Медвежий, чтобы счислением уточнить свое местоположение. В 9.25 он заметил скопление судов, которые из-за шторма и опасности столкновения шли с включенными ходовыми огнями.
«Неожиданно обнаружил конвой, не менее 30 судов, дистанция 3000 метров. Видны ходовые огни. Курс около 90 градусов»,
— такова его запись в дневнике.
И вновь была допущена фатальная ошибка. Любсен знал, что он сбился с курса на 40–50 миль, однако, несмотря на это, тут же указал свои координаты, не отметив, что нужно внести поправку:
«КОНВОЙ В КВАДРАТЕ АВ6365».
Он вполне резонно решил, что наткнулся на конвой, но скорее всего были замечены четыре корабля из 36-го дивизиона эсминцев коммандера Фишера, находившегося на борту «Маскетира», который присоединился к конвою накануне.
«У нас была трудная ночь в штормовом море, мы старались не потерять конвой, шедший со скоростью всего в 6 узлов. Я заметил за кормой, на дистанции 5 миль, преследующую меня подводную лодку и хотел с ней расправиться, но дивизиону было приказано присоединиться к крейсерам Боба (Роберта) Барнетта после первого боя с „Шарнхорстом“, и поэтому мы на большой скорости пошли курсом на север. Погода была ужасная, шторм продолжался».
Любсен заметил, что ходовые огни на судах союзников выключили, а потом вдруг понял, что его обстреливают. Однако 27-летний капитан, родом из Ольденбурга, не растерялся и не пошел на погружение. Вместо этого он отвернул в сторону и выпустил два шара, заполненных водородом (типа «Афродита»); к шарам была прикреплена алюминиевая фольга, чтобы создать ложные отраженные сигналы для радара противника. Когда спустя несколько минут он вновь развернулся к северо-востоку, четыре неясных силуэта, замеченных ранее, исчезли. Как на борту кораблей Боевой группы, так и в командном центре в Нарвике сигнал Любсена был истолкован как достоверный. Однако сам Любсен понимал, что указанные им координаты не могли быть правильными. Он, по-видимому, захотел уточнить свои данные, и поэтому в следующей радиограмме, отправленной в 10.25, подстраховывая себя, сообщал:
«ВСТРЕТИЛ КОНВОЙ. ВИЖУ ХОДОВЫЕ ОГНИ. ПОЗИЦИЯ УКАЗАНА ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО».
В 11.45 он выдал дополнительную информацию:
«ВИЖУ ЧЕТЫРЕ СИЛУЭТА, ЧЕТЫРЕ ЭСМИНЦА, ПОЛАГАЮ В СОСТАВЕ КОНВОЯ, КУРС ВОСТОК, ПОПАЛ ПОД ОБСТРЕЛ, ВЕДУ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ».
У получателей всех трех радиограмм Любсена сложилось впечатление, что он имел контакт с конвоем в течение нескольких часов — с момента первого сообщения о том, что в 9.25 замечены судовые ходовые огни. Все утро капитан цур зее Петерс неоднократно просил передать сигнал, по которому Боевая группа и подводные лодки «Железной бороды» могли бы запеленговать его, однако Любсен решил этого не делать. В 13.00 он записал:
«Контакт утерян, и поэтому сигналов о своих координатах передавать больше не буду».
Только в девять вечера Любсен передал дополнительную информацию в виде новой радиограммы:
«СИГНАЛ В 9.45 ЧИТАТЬ КАК АС4421».
Он совершенно недвусмысленно уведомлял о том, что первая позиция была указана с ошибкой порядка 50 миль. Однако эта информация запоздала; уже ничего нельзя было изменить.
Самое интересное, что на основании сообщения Любсена можно было сделать правильный вывод о том, что конвой находится к северо-западу от Боевой группы. Обладай Бей необходимой решимостью, он еще смог бы изменить ход событий. В конце концов, он находился в зоне досягаемости конвоя, так что вполне мог развернуться, попытаться справиться с крейсерами и догнать конвой. Жестко критикуя действия контр-адмирала Бея, Дёниц впоследствии писал:
«Шарнхорст» значительно превосходил крейсера по вооружению, по мореходным качествам и, самое главное, по огневой мощи. По сравнению со сравнительно легким вооружением крейсеров, у него были тяжелые 28-см (11-дюймовые) орудия, а также и артиллерия среднего калибра. С учетом этого превосходства есть все основания полагать, что после установления контакта этим утром следовало принять и вести бой до конца. После того, как британские крейсера были бы уничтожены или, по крайней мере, приведены в небоеспособное состояние, конвой, как созревший плод, сам упал бы в руки «Шарнхорста».
В действительности же Бей применил совершенно иную тактику. Он отошел и совершил широкий разворот на северо-восток. Он, вероятно, вспомнил, как обсуждал с Петерсом и Шнивиндом вопросы применения тяжелых орудий в Арктике. Они тогда согласились, что в это время года в районе 73 градусов северной широты светлее всего в интервале от 11.22 до 12.07. Если бы Бей провел атаку с севера, то вражеские корабли оказались бы впереди, и их силуэты можно было без труда рассмотреть на фоне южного горизонта. В этом случае можно было точно навести тяжелые орудия «Шарнхорста» на цель — даже без применения радара. На бумаге все выглядело хорошо, но Бей опять не проинформировал Иоханесона о своих намерениях.
В 10.09, через семь минут после получения сообщения Любсена об обнаружении конвоя, Бей запросил 4-ю флотилию эсминцев:
«ДОЛОЖИТЕ ОБ ОБСТАНОВКЕ».
Иоханесон ответил:
«СОГЛАСНО ПЛАНУ НАПРАВЛЯЮСЬ В КВАДРАТ АС4413. КУРС 230 ГРАДУСОВ. СКОРОСТЬ 12 УЗЛОВ».
Через несколько минут Любсен опять запутал ситуацию, сообщив, что не уверен в правильности координат. Несмотря на это, как Бей, так и Иоханесон решили, что немецкие эсминцы слишком далеко уклонились к югу.
Командир эскадры писал:
«После получения сигнала от Любсена мне, как командующему флотилией, следовало бы тут же изменить курс. Я думал о возможности принятия самостоятельного решения. Но, поскольку Бей имел такое же представление [об обстановке], как и я, у меня не было оснований действовать по собственному усмотрению».
Только в 10.25, после трехчасовой борьбы со штормом, последовал приказ эсминцам об изменении курса:
«4-Й ФЛОТИЛИИ ЭСМИНЦЕВ. КУРС 70 ГРАДУСОВ. 25 УЗЛОВ».
Этот приказ выглядел странным. Считалось, что конвой находится на северо-западе, однако приказ отправлял эсминцы на северо-восток, в исходную точку.
«Невозможно понять, что имеет в виду главнокомандующий. Вероятно, он располагает какой-то информацией о фактическом положении конвоя, которая нам неизвестна»,
— записал Иоханесон.
Корветен-капитан, командир Z-30 Карл Лампе, рискнул высказать такое предположение:
«Намерения Бея, если судить по приказу, неясны. Возможно, он хочет, чтобы эсминцы подошли к нему поближе, а затем нанести по конвою комбинированный удар, что предусматривалось по оперативному приказу».
Время тратилось впустую. Вместе с Z-30 и Z-38 головной эсминец Z-29 развернулся и пошел по курсу, который должен был привести в исходную точку. Двух остальных эсминцев — Z-33 и Z-34 — нигде не было видно. 4-я флотилия эсминцев как боевое соединение распалась. Изменение курса вместе с тем дало некоторое преимущество: поскольку теперь эсминцы шли по ветру, их мореходные качества проявлялись лучше, хотя видимость оставалась плохой. Иоханесон писал:
«Сегодня необычно темно, даже для этих широт и этого времени года. [Мои] надежды на улучшение погоды не оправдались. Однако корабль идет более устойчиво. Молодые матросы опять почувствовали интерес к жизни».
Вице-адмирал Роберт Барнетт находился на некотором удалении от немецких эсминцев к северу, и у него тоже были неприятности. Когда «Шарнхорст» повернул сначала на восток, а потом на север, Барнетт был в недоумении. Что делать — то ли преследовать линкор, то ли прикрывать конвой. После некоторого раздумья он избрал последнее. Он прекратил преследование и приказал флотилии держать курс на северо-запад, и в 10.20 с радарных экранов крейсера метка «Шарнхорста» исчезла. То, что он сделал, с точки зрения Королевских ВМС было первостатейным грехом и нарушением приказов — он самовольно отказался от верной возможности вступить в контакт с противником. Отстаивая свою позицию, Барнетт говорил потом, что с учетом тогдашних погодных условий скорость «Шарнхорста» на 4–6 узлов превышала скорость крейсеров (30 узлов против 24).
«Я не сомневался, что он попробует обойти конвой с северо-запада и из-за снижения скорости, обусловленного тяжелыми погодными условиями, я решил вернуться на прежнюю позицию — между линкором и конвоем».
В 10.35 Барнетт сигнализировал флагману:
«ПОТЕРЯЛ КОНТАКТ С ВРАГОМ. ОН ИДЕТ КУРСОМ НА СЕВЕР. ПРИКРЫВАЮ КОНВОЙ».
Фрейзер находился значительно западнее, он прекрасно понимал — наступает решающий момент! «Дюк оф Йорк» и Соединение-2 были слишком далеко, чтобы успеть вмешаться. Теперь могло случиться все что угодно. Не скрывая тревоги, в 10.58 Фрейзер дал радиограмму:
«ЕСЛИ КОНТАКТ НЕ БУДЕТ ВОССТАНОВЛЕН, Я ВРАЖЕСКИЙ КОРАБЛЬ НЕ НАЙДУ».
Для вице-адмирала Барнетта пути назад не было. Контакт с конвоем он установил, но тоже находился в кризисной ситуации. Уже был двенадцатый час пополудни. Крейсера шли зигзагообразным курсом на дистанции от 8 до 10 миль впереди торговых судов, следовавших под прикрытием из четырех эсминцев — «Маскетир», «Матчлесс», «Вираго» и «Оппорчун».
Капитан Фредерик Пархэм, командир флагманского корабля и друг Барнетта, находился в центре событий:
«Приняв решение держаться с конвоем, он пригласил меня к себе — в штурманскую рубку, находившуюся под капитанским мостиком. Он все время сам занимался прокладкой курса, и я не знаю, поднимался ли он вообще на мостик. Впрочем, с мостика все равно ничего не было видно из-за кромешной темноты… Я вошел в штурманскую рубку, и он велел всем выйти.
Он спросил: „Фредди, я правильно поступил?“ Я ответил: „Абсолютно уверен, что да“. Скоро мы получили сердитый сигнал от главнокомандующего; его смысл сводился примерно к следующему: „Если никто не следит за „Шарнхорстом“, то как, черт побери, вступить с ним в бой“.
Бедный старина Боб, он вообще был очень эмоционален, так что чуть не заплакал. Мне удалось кое-как успокоить его. Впоследствии принятое им решение оказалось совершенно правильным, потому что „Шарнхорст“ опять развернулся, чтобы искать конвой, и вышел прямо на нас».
Медленно текли минуты. На борту линкора «Дюк оф Йорк» царило уныние. Шахматная партия, призом за выигрыш в которой был конвой, переходила в эндшпиль. Конвой был обнаружен, и «Шарнхорст» вышел в море. Ловушка почти захлопнулась, но в последний момент линкор словно почувствовал опасность. И теперь его потеряли из вида! Опять Фрейзер был на грани нервного срыва. Он принял решение, которое вполне могло иметь катастрофические последствия: сбавил скорость до 18 узлов и развернул Соединение-2 в обратную сторону. Если «Шарнхорст» решит прорываться на запад, в северную Атлантику, то Фрейзер окажется южнее, на параллельном курсе. Однако с каждой минутой расстояние между ним и конвоем увеличивалось.
В это время тревожные новости дошли до немецких адмиралов в Северной Норвегии и в Киле. Еще до вынужденной отмены разведывательных полетов в день Рождества Люфтваффе сообщало, что никаких вражеских сил прикрытия в радиусе 80 миль вокруг конвоя обнаружено не было. Это было меньше 300 километров, на которых настаивал Петерс, но все равно лучше, чем ничего. Пеленгационные станции, расположенные в Киркенесе, в Немецкой бухте и в Хьёрринге (Дания), начали сообщать о том, что в Баренцевом море зафиксирован интенсивный радиообмен в высокочастотном диапазоне. Соединение, зашифрованное как JLP, поддерживало непрерывный контакт с другим неизвестным соединением, имеющим позывной сигнал DGO. Где-то между 11.00 и 12.00 генерал-адмирал Шнивинд записал:
«Зафиксирован обмен радиограммами между британскими соединениями — это может быть обмен между крейсером и конвоем или с собственным флагманом. С другой стороны, это может быть предупреждением, адресованным предполагаемому тяжелому прикрытию».
Он, в общем, был прав: JLP — был позывным Барнетта, а DGO — Фрейзера.
Несмотря на продолжавшийся шторм и опасность обледенения, три экипажа, состоявших из шести человек, добровольно вызвались совершить дополнительные разведывательные вылеты утром 26 декабря. В 9.11 три гидросамолета поднялись в воздух с главной базы разведывательной группы дальнего действия 130 (Seefernaufkl?rungsgruppe 130); база находилась в Скаттёре, под Тромсё. Один из самолетов пилотировал лейтенант Гельмут Маркс, который взял курс на север и летел под низким слоем туч. Время было дневное, но все равно это был как бы полет в ночное время, причем в чрезвычайной обстановке, так что летчикам нужно было проявить большое мастерство.
«В ослепляющую пургу и при видимости, близкой к нулевой, им нужно было лететь между горами и одновременно следить за секундной стрелкой, чтобы зафиксировать момент выхода в открытое море в условиях полярной ночи»,
— писал Франк де Гаан, дежуривший в составе 1-й эскадрильи (1. Staffel) в Тромсё.
Когда Маркс оказался в точке примерно в 60 милях к северо-западу от острова Сёрё, его радиолокационная станция Hoentwiel засекла несколько отраженных сигналов. В 10.12 Маркс отправил первую радиограмму:
«КООРДИНАТЫ 72 СЕВЕРА, 22.5 ВОСТОКА. ОБНАРУЖИЛ НЕСКОЛЬКО КОРАБЛЕЙ».
Благодаря удачно выбранному курсу Маркс вышел прямо на группировку, в которую входили «Дюк оф Йорк», «Ямайка» и четыре союзнических эсминца. В течение полутора часов он следил за ними.
«Я помню, как этот негодяй кружил над нами, чуть заметный в тумане, причем в пределах дальности зенитной стрельбы. Однако мы не открывали по нему огонь, какой смысл? Мы бы, вероятно, все равно в него не попали, к тому же „Шарнхорст“ могли насторожить вспышки выстрелов. Поэтому Брюс Фрейзер спокойно сидел, покуривая трубку, и говорил — пусть крутится»,
— так вспоминал лейтенант Ричард Кэредж, служивший на линкоре «Дюк оф Йорк».
Hoentwiel была достаточно примитивной радиолокационной станцией, которая работала на длине волны 53 см. Самолет данного типа имел шутливое прозвище — «Летающая галоша»; под напором ветра его раскачивало и швыряло из стороны в сторону, так что разобраться с метками на экране было нелегко, однако Маркс не сдавался.
«Командир немецкой летающей лодки был, видимо, не удовлетворен результатами наблюдения. Несмотря на шторм и снежную пургу, он летал над кораблями и даже запросил опознавательный сигнал. Он доложил, что получил ответный сигнал от эсминца. Однако это было не так».
В 11.40 Маркс был уже более уверен в достоверности результатов наблюдения и поэтому отправил вторую, более подробную радиограмму:
«УСТАНОВИЛ КОНТАКТ В 10.12–11.35. СУДЯ ПО СИГНАЛАМ РАДАРА, ИМЕЕТСЯ ОДИН КРУПНЫЙ КОРАБЛЬ И НЕСКОЛЬКО БОЛЕЕ МЕЛКИХ. ПО ВСЕЙ ВИДИМОСТИ, ИДУТ НА ВЫСОКОЙ СКОРОСТИ, КУРСОМ НА ЮГ».
Затем совершенно непонятную ошибку совершил флигерфюрер Лофотенских островов генерал-майор Эрнст-Август Рот. Только в 13.06, т. е. спустя три часа, он передал первое сообщение Маркса дальше — адмиралам в Нарвике и в Киле. Вторая же, более подробная, радиограмма, в которой сообщалось «об одном крупном корабле и нескольких более мелких кораблях», вообще была задержана до следующего дня. Дело в том, что Рот не вполне доверял сообщениям Маркса; он хотел докладывать не о предположениях, а о твердо установленных фактах.
В Нарвике сигнал, вызвавший большую тревогу, был зафиксирован в журнале в 13.41. Капитан цур зее Петерс записал:
«Это сообщение крайне неприятно, поскольку, на мой взгляд, речь может идти только о вражеском соединении, намеревающемся отрезать пути отхода Боевой группе. Командующий Боевой группой должен иметь полную картину обстановки, получив данное сообщение по FVLM (система радиосвязи между Люфтваффе и Кригсмарине), к тому же он знает, где находятся его эсминцы».
Мысль о возможной вражеской группировке начала преследовать Петерса задолго до Рождества. Тем не менее он не стал объявлять тревогу, полагая, что Бей тоже получил это сообщение. Учитывая последующие события, такое пассивное поведение командующего группировкой подводных лодок кажется загадочным. На Z-38 текст радиограммы был передан корветен-капитану Брютцеру лишь в 14.45. Последний немедленно переадресовал ее капитану цур зее Иоханесону на Z-29; радисты этого эсминца не следили за радиообменом между Кригсмарине и Люфтваффе по каналу FVLM. Этот канал вообще не прослушивался, вместо этого засекались пеленгационные сигналы с подводных лодок группы «Железная борода». Мнение Брютцера было таково:
«Сигнал свидетельствует о присутствии вражеского соединения, целью которого является либо перехват Боевой группы, либо нападение на нее сзади. То, что радиограмма получена с большим опозданием (через 4,5 часа после обнаружения), может иметь серьезные последствия».
Иоханесон, в свою очередь, вообще не упомянул в своем дневнике о сигнале, полученном от Брютцера. Он также не попытался выйти на связь с «Шарнхорстом», хотя после сражения писал так:
«Мы с командиром флагмана пришли к единому мнению. Нас удивило, что пилот гидросамолета не подкрепил свое важнейшее сообщение результатами визуального наблюдения».
Находясь в точке далеко к северу, контр-адмирал Бей оставался в блаженном неведении, не подозревая, что постепенно складывается очень опасная обстановка. На борту у него были офицеры из службы B-Dienst, непрерывно следившие за сообщениями на частотах англичан. Согласно Рольфу Иоханесону, любимым коньком Бея был разговор о возможном присутствии американских линкоров и авианосцев. Из действий Бея не следовало, что он опасается быть отрезанным. Адмирал, которого против его воли отправили в Арктику, шел прямо в смертельную ловушку, даже не пытаясь избежать опасности.
Между 11.30 и 12.00 «Шарнхорст» находился недалеко от кромки полярных льдов; Бей развернул линкор и пошел на юго-запад, прямо навстречу штормовому ветру. В 11.58 он отправил Иоханесону радиограмму, смысл которой, наконец, был ясен:
«СЛЕДУЙТЕ В КВАДРАТ АВ6365».
Теперь намерения Бея стали понятны: он намеревался атаковать конвой с севера, предлагая эсминцам идти в атаку с юга.
Комментарий Иоханесона достаточно красноречив:
«Командующий, таким образом, предоставляет флотилии право действовать самостоятельно. Dank sei Gott!».
Квадрат АВ6365 соответствовал координатам точки, в которой Любсен впервые обнаружил конвой. Однако с тех пор прошло почти три часа, и данные устарели, а слова благодарности командующего флотилией эсминцев, обращенные к Всемогущему, не возымели нужного результата. Приказав остальным двум эсминцам следовать за ним, он избрал ошибочный курс — 280 градусов, в результате чего должен был оказаться в теперь уже неверной точке, указанной U-277. К этому времени конвой вновь быстро изменил курс и теперь направлялся на север. Это означало, что уже во второй раз за это злополучное утро Иоханесон должен был пройти к югу от торговых судов, за которыми охотился. Ситуация усугублялась тем, что ветер дул с левого крамбола,[30] так что эсминцам приходилось нелегко.
«[Идти со скоростью в] более 15 узлов практически против ветра неразумно. Чувствуется сильная вибрация корпуса корабля»,
— заметил Карл Лампе на Z-30.
Прошло еще полтора часа. На борту обоих британских флагманов, «Дюк оф Йорк» и «Белфаста», сохранялась напряженная обстановка. «Дюк оф Йорк» и Соединение-2 шли на запад, удаляясь от конвоя. «Белфаст» и Соединение-1, построившись в линию, шли впереди конвоя на восток, на дистанции около 9 миль. И, наконец, оператор радара на борту «Белфаста» в 12.04 выдал сообщение, которое все ждали:
«РАДАРНЫЙ КОНТАКТ С НЕИЗВЕСТНОЙ ЦЕЛЬЮ, ПЕЛЕНГ 075, ДИСТАНЦИЯ 13 МИЛЬ».
Когда это сообщение спустя минуту оказалось на борту «Дюк оф Йорк», чувство облегчения ощущалось как нечто материальное:
«Нас будто пронзило электрическим током»,
— сказал старший офицер связи, лейтенант Кэредж. Сам адмирал Фрейзер записал:
«Я понял, что теперь у нас есть все возможности, чтобы поймать врага».
Операторы командного центра ясно видели, что «Шарнхорст» идет почти прямо в лоб крейсерам. Его скорость была 20 узлов, он подходил все ближе; судя по всему, даже не подозревая о том, что затаилось перед ним в темноте. В течение следующих семнадцати минут дистанция между кораблями сократилась с 26 500 до 10 000 метров. В сумерках очертания линкора, похожего на тень, казались большими, чем на самом деле; вдруг над ним разорвался осветительный снаряд. Это произошло в 12.21. С мостика «Белфаста» капитан Фредерик Пархэм, наконец, воочию увидел своего врага:
«[Он] казался просто гигантским и очень грозным».
Для вице-адмирала Барнетта это был радостный момент. Он недавно принял довольно спорное решение, но теперь чувствовал себя реабилитированным, поскольку обстоятельства сложились в его пользу. Уже вторично заняв позицию между конвоем и «Шарнхорстом», он тем самым отрезал путь немецкому линкору к своей жертве.
Воспоминаний оставшихся в живых свидетелей с «Шарнхорста» довольно мало, к тому же они противоречивы. Как экипаж корабля, так и сам Хинтце были, судя по всему, застигнуты врасплох — несмотря на многочисленные полученные радиограммы, несмотря на многонедельное ожидание и наличие сведений о вероятности присутствия крупных сил противника в море.
Матрос Гюнтер Стрётер был репатриирован уже летом 1944 года по схеме обмена военнопленными, осенью его допрашивали в абвере, и он восстановил последовательность событий, свидетелем которых оказался. Согласно его показаниям, матросы все время оставались на своих постах. Капитан цур зее Хинтце лично обратился к ним по системе внутренней связи: «Бой на некоторое время прекратился. Мы вновь попытаемся прорваться к конвою».
В 1948 году Вильгельм Гёдде рассказывал об этом же эпизоде более подробно:
«От капитана — всем постам. Сообщаю об обстановке. Как мы и ожидали, сегодня утром произошло столкновение с силами прикрытия конвоя — тремя крейсерами типа „Town“. Мы изменили курс и попытаемся атаковать конвой с противоположной стороны, с севера. От крейсеров мы оторвались».
Незадолго до того, как «Белфаст» открыл огонь, с мостика «Шарнхорста» прозвучала первая предупреждающая команда: «Внимательно смотреть!» Вскоре после этого стали видны смутные очертания британских кораблей.
«Тревога! Башни „A“ и „B“ открыли огонь по правому борту. После изменения курса в дело вступила и башня „C“. Во время боя всем постам было сообщено, что на кораблях врага замечены мощные разрывы снарядов. Через час бой опять прекратился. Раненых унесли на нижние палубы. Потом нам сказали, что броневая защита вновь выдержала обстрел».
Так реконструировал ход событий Стрётер.
Гёдде дал более подробное описание событий:
«Незадолго до 12.30 несколько впередсмотрящих, в том числе и я, заметили впереди три неясных силуэта, о чем сразу же доложили. Тревога уже была объявлена по сигналу от радара, установившего контакт с противником. Не успели артиллеристы приготовиться к стрельбе, как над нами разорвались осветительные снаряды. Снаряды врага начали падать довольно близко от корабля. Первые же залпы нашего корабля взяли цель в вилку. Я лично видел, как после трех или четырех залпов поблизости от задней дымовой трубы одного из крейсеров возник сильный пожар, на другом крейсере на носовой и кормовой палубах тоже было много пламени и дыма. После очередных залпов я заметил, что и третий крейсер получил попадание в носовую часть. Взметнулся огромный язык пламени, которое вскоре было потушено. Было много дыма, а это означало, что на кораблях начались пожары. Огонь противника стал беспорядочным. Пока мы меняли курс, крейсера отвернули и исчезли за стеной дождя и снежного заряда. Во время этого боя корабли противника были видны впереди по обоим бортам. Огонь вели башни „A“ и „B“, а также две носовые батареи 15-см орудий. О попаданиях в „Шарнхорст“ не сообщалось — ни по телефону, ни с помощью других средств. Во время первого столкновения корабли противника различались с большим трудом. [Теперь же], во время полуденных сумерек, их силуэты были видны четко. Кроме того, и дистанция была меньше, чем в утреннем бою».
Гёдде был прав, утверждая, что дистанция была меньше. Кратчайшее расстояние между «Шарнхорстом» и крейсерами составило всего 8000 метров; линкор прошел мимо них со скоростью 30 узлов, и это было захватывающее зрелище. Эсминцы Фишера, намеревавшиеся провести торпедную атаку, были еще ближе, на дистанции каких-то 4000 метров. Однако Гёдде переоценил точность стрельбы линкора. Действительно, один из снарядов разорвался у самого борта «Шеффилда», и на палубу посыпался дождь из раскаленных осколков. Вес некоторых из них достигал 10 и даже 15 килограммов. Осколки пробили переборку, но как это ни невероятно, никто не пострадал.
Больше всего досталось «Норфолку». Один 28-см (11-дюймовый) снаряд сбил кормовую артиллерийскую башню «X», а другой, пробив борт, разорвался внутри корпуса, под главной палубой. Член аварийной команды, котельный машинист Мот, дал живое описание этой сцены:
«В течение двух-трех минут ничего нельзя было понять. Свет погас, а одного из моих товарищей, прислонившегося спиной к двери, ударной волной выбросило на палубу».
Семь матросов было убито сразу, пятеро получили ранения, двое из них потом умерли. Сильные разрушения внутри корпуса на боеспособность «Норфолка», однако, никак не повлияли. Осколки попали и в машинное отделение, но матросы еще в течение шести часов поддерживали максимальную скорость крейсера. Им даже удалось выжать из двигателей дополнительную скорость. Капитан Бейн сказал:
«Благодаря команде машинного отделения „Норфолк“ шел с такой скоростью, какой раньше никогда не достигал. Поэтому мы нисколько не отстали, а потом смогли принять участие в финальной фазе сражения».
Второй бой этого дня продолжался всего двадцать минут, после чего «Шарнхорст», развив максимальную скорость, пошел на юг. Не считая неразорвавшегося снаряда на юте, никаких повреждений корабль не получил. По рассказу Гёдде, экипаж линкора, по-видимому, переоценил тяжесть повреждений, полученных вражескими кораблями, по сравнению с фактическими. И все же Бей уклонился от боя на близкой дистанции. Он находился на расстоянии всего в 12–15 миль впереди конвоя, но не попытался прорваться к торговым судам.
Гросс-адмирал Дёниц не скрывал своей досады по поводу действий Бея:
«На этот раз „Шарнхорст“ с тактической точки зрения занимал более выгодную позицию. Силуэты вражеских кораблей четко вырисовывались на фоне более светлого юго-западного горизонта, в то время как „Шарнхорст“ скрывался в темноте северного сектора. Ему следовало продолжить бой и уничтожить более слабое британское соединение, особенно учитывая серьезные повреждения, полученные им. Если бы он действовал таким образом, то вновь возникла бы прекрасная возможность атаковать конвой».
Бею не удалось использовать свое тактическое преимущество. Вместо этого он быстро шел на юго-восток со скоростью 28 узлов — прямо к берегам Финмарка. Разгадка такого поведения, по-видимому, кроется в радиограмме, отправленной командующему флотом в 12.40:
«КВАДРАТ 4133. ВСТУПИЛ В БОЙ С НЕСКОЛЬКИМИ КОРАБЛЯМИ ПРОТИВНИКА. ПОДВЕРГАЮСЬ ОБСТРЕЛУ СОЕДИНЕНИЕМ ТЯЖЕЛЫХ КОРАБЛЕЙ [С УПРАВЛЕНИЕМ] ПО РАДАРУ (Курсив автора)».
Однако ведь сам Хинтце объявил по системе внутренней связи корабля, что ближний эскорт состоит из трех крейсеров, к тому же и впередсмотрящие хорошо видели очертания вражеских кораблей с дистанции всего 8000 метров. Но можно понять и командующего флотом, генерал-адмирала Шнивинда, который, получив радиограмму Бея, сделал такой вывод:
«Благодаря более совершенной технике, противник имеет возможность вести бой с помощью радара. У „Шарнхорста“ нет подобного оборудования. Если он находится под обстрелом тяжелых кораблей с управлением огнем по радару, то в соответствии с приказом командира Боевой группы должен выйти из боя».
Бей выжидал еще целый час, прежде чем приказал эсминцам идти в сторону норвежского берега. Радиограмма, отправленная им в 13.40, была краткой и четкой:
«ОТХОДИМ».
Иоханесон, командующий флотилией, еще в течение двух часов тщетно пытался самостоятельно обнаружить конвой. Приказ об отходе его разочаровал, однако он не торопился его выполнять. Желая потянуть время, он радировал Бею, что хочет получить подтверждение:
«ПРОШУ ДАТЬ ОПЕРАТИВНЫЙ ПРИКАЗ».
Ответ, полученный в 14.26, был так же лаконичен, как и первый сигнал:
«ВОЗВРАЩАЕМСЯ ДОМОЙ».
Операция «Остфронт» явно заканчивалась. Боевой группе было приказано возвращаться в Каа- и Ланг-фьорды. Атака завершилась унизительным провалом, но никто пока не думал о предстоящем разбирательстве.
Однако дальше к северу вице-адмирал Барнетт собирал новые силы после состоявшейся перестрелки. В погоне участвовали три крейсера — «Белфаст», «Шеффилд» и «Норфолк» в сопровождении эсминцев, это были — «Маскетир», «Матчлесс», «Оппорчун» и «Вираго». Скорость была увеличена до 28 узлов. Корабли шли за «Шарнхорстом» на дистанции от 13 до 20 километров — их не было видно, но радарный контакт был установлен. А с юго-запада спешили «Дюк оф Йорк» и Соединение-2, которое наводилось на цель по радиосигналам Барнетта.
Таким образом, план Бея из-за сочетания таких факторов, как неудачное стечение обстоятельств, неправильная подготовка операции и нерешительность, полностью провалился. И напротив, план, разработанный Фрейзером, сработал идеально. Развязка быстро приближалась.