ЭДИСОН У СЕБЯ ДОМА

ЭДИСОН У СЕБЯ ДОМА

В послевоенные годы электричество стало особенно широко внедряться во все области промышленного производства. Вспомним, что шестидесятые годы отдали электричеству телеграф, в семидесятые годы появились электрическое освещение и телефон, в восьмидесятые годы появился электрический трамвай и началось внедрение электричества в силовой аппарат промышленности.

Девяностые и девятисотые годы были периодом коренной реконструкции промышленного силового аппарата, произведенной электричеством. Паровой и гидравлический двигатели сохранили и даже усилили (за счет концентрации мощностей) свои позиции как приводы электрических генераторов, но как приводы рабочих машин уступили свое место электромоторам. Вначале это был групповой привод, когда мотор заменил паровую машину, как двигатель трансмиссии. Следующим этапом явилось создание индивидуального электропривода. Появились станки с индивидуальными моторами, электронасосы, электропрядильные машины, электрический инструмент и многое другое.

Сращение электропривода с рабочим механизмом привело к коренной реконструкции производственного оборудования. Открылась дорога конвейеру, механизации и автоматизации. Круг замкнулся — электрическая энергия, возникавшая в генераторе из механической, вновь превращалась в механическую в исполнительном механизме.

Второй стороной этой новой технической революции явилась концентрация электрической мощности. Центральные электрические станции раньше служили преимущественно целям электрического освещения. Вспомним, что первая электрическая станция на Перл-Стрит в 1882 году питала 13 тысяч ламп и только 617 подъемных кранов и 55 элеваторов. Электрификация заводского оборудования и инструмента резко увеличила долю промышленного потребления электрической энергии. Этому процессу открыла путь созданная в девяностых годах техника трехфазного переменного тока с генераторами высокого напряжения, трансформаторами, выпрямителями и распределительными устройствами. Пришло время крупных электростанций и разветвленных линий и сетей электропередачи.

Во время первой мировой войны и в послевоенные годы электричество не только становится энергетической основой промышленности, но и внедряется в технологическую сферу производства. Электролитические методы получения цветных металлов в огромной степени увеличили их производство и привели к особенно широкому распространению алюминия. Электрохимия развилась в самостоятельную отрасль, в которой разнообразные продукты химической промышленности создавались при помощи электролиза, возникла технология гальванических покрытий и электрохимической обработки поверхности металлов. Появилась электрометаллургия с высокопрочными электросталями. Не следует забывать, что паро— и гидротурбостроение развилось как крупная отрасль только в связи с развитием электроэнергетических установок.

Естественно, что в эти же десятилетия в огромной степени увеличилась электротехническая промышленность — производство генераторов, моторов, выпрямителей, трансформаторов, пуско-регулирующей аппаратуры, электроизмерительных приборов, электроосветительной арматуры, кабельных изделий, электроизоляционных материалов, аккумуляторов, телеграфных и телефонных аппаратов, бытовых электроприборов и многих других изделий, которые составляли продукцию эдисоновских предприятий.

После войны экономика Соединенных Штатов переживала подъем, сменившийся впоследствии жесточайшим кризисом 1929—1930 годов. Если еще в 1913 году мощность, установленная на электрических станциях общественного пользования, составляла 5,76 миллиона киловатт, то в 1926 году эта мощность достигла 24,12 миллиона киловатт, и Соединенные Штаты произвели около 70 миллиардов киловатт-часов электрической энергии. 70 процентов промышленности было электрифицировано. Свыше 55 процентов домов снабжалось электрическим освещением. Крупнейшие электрические станции Америки отличались от своего родоначальника, эдисоновской станции «а Перл-Стрит, еще более резко, чем современный мощный локомотив или даже тепловоз от первого паровоза Стеффенсона.

В США — в Северной и Южной Каролине, Джорджии, Алабаме и Теннесси, на пространстве в 500 тысяч квадратных километров, слились в одну сеть семь электрических компаний, располагающих центральными станциями общей мощностью свыше миллиона лошадиных сил. Однако дальнейший процесс обобществления уперся в рамки капиталистической собственности.

В период американского «процветания» («просперити») США были царством электрической энергии. И здесь в апреле 1926 года состоялся в Нью-Йорке очередной конгресс Международной электротехнической комиссии. Автор этой книги принимал участие в этом конгрессе в качестве делегата Советского Союза. Совместно с представителями восемнадцати других крупнейших стран Европы мы отправились в Америку. В то время США приковывали к себе внимание всего мира. Чтобы на месте разгадать тайны их быстрого хозяйственного роста, сюда приезжали крупнейшие представители европейской техники. Конгресс открылся оглашением приветственной телеграммы Эдисона, который задержался во Флориде и не мог прибыть в Нью-Йорк. После этого конгресс приветствовал по телефону из Вашингтона Герберт Гувер, в то время министр торговли.

В своей речи Гувер, между прочим, сказал: «…Я имею еще привилегию, которую мне дает электричество, а именно: возможность приветствовать вас через свой микрофон из моей квартиры в Вашингтоне».

В эти годы кульминационного периода американского «процветания», на конгрессе, где крупнейшие представители науки и техники Европы и Америки собрались для обсуждения ряда важнейших научных проблем, Эдисон мог с особенной яркостью подвести итоги тому, во что развились и выросли те области техники, в которых он работал, какую роль сыграли его открытия и изобретения.

По окончании официальных заседаний конгресса в Нью-Йорке американцы устроили для делегатов специальную поездку по Америке и Канаде. Во время этой поездки по Америке делегаты конгресса посетили фабрики Всеобщей компании электричества в Скенектади. Компания эта образовалась в апреле 1892 года в результате слияния Эдисоновской всеобщей компании электричества и компании «Томсон-Хаустон». Обе эти компании существовали до того независимо около двенадцати лет с самого зарождения электротехнической промышленности. Во время этого слияния самым крупным был электрический генератор в 275 лошадиных сил. В 1926 году в Скенектади строились генераторы мощностью в 80 тысяч лошадиных сил.

40 тысяч долларов — сумма, полученная Томасом Эдисоном за изобретенный им биржевой телеграф, сделала возможным создание в 1870 году первой эдисоновской фабрики. К 1926 году почти 200 миллионов долларов были вложены Всеобщей компанией электричества в заводы и их оборудование. Эти заводы расположены в сорока пяти городах США. Самый крупный из них, Скенектади, удачно назван «самою большою мастерской случайных заказов в мире». Он назван так за то огромное разнообразие изделий и работ, которые мы находим в 311 зданиях завода, расположенных на участке земли в 523 акра. Здесь разрабатывается и осуществляется практически большинство новых открытий и изобретений, сделанных исследовательским институтом компании. Мы видели здесь в производстве и огромные турбогенераторы и крохотный катод рентгеновской трубки, такой маленький и хрупкий, что для заделки его в оправу требовались очень искусная рука и увеличительное стекло ювелира.

В момент нашего посещения завода на нем работало свыше 20 тысяч человек. Если пройтись по всем этажам 311 зданий завода, то это составит прогулку в 65 километров. Какой огромный рост по отношению к первой лаборатории Эдисона в Менло-Парке, тому маленькому домику, который мы видим на фотографии и который сейчас стоит в Дирборне у Форда, окруженный стеклянным колпаком!

На месте первой ламповой фабрики Эдисона, которая производила в день около 1,5 тысячи ламп, сейчас мы видели Эдисоновский институт электрического освещения, в котором на целом ряде установок показывалась роль света в хозяйстве, жизни и быту и его огромные возможности. Из интересных экспонатов укажем лишь воспроизведенную там в одну сороковую натуральной величины целую улицу города Чикаго с его зданиями, магазинами, витринами, средствами уличного движения— трамваями, автомобилями, омнибусами. Действуя целой клавиатурой кнопок, вы можете получать различное освещение этой улицы. Здесь же можно воспроизвести искусственным светом, но с поразительной картинной точностью восход солнца, яркий солнечный день, появление туч, грозу и вслед за этим новое прояснение погоды.

Делегаты конгресса посетили Ниагарский водопад, который является редким в мире центром электрической энергии.

Мы наблюдали Ниагарский водопад днем и ночью при специальном электрическом освещении. Несколько десятков прожекторов, установленных на канадской стороне, бросали на водопад свет силою в один миллиард триста двадцать миллионов свечей. Снопы света всех цветов радуги быстро перебегали по небу, обгоняя друг друга, смешиваясь, и ударяли всей своей силой в водяные стены водопада.

Американская часть водопада представляла собой огромную низвергающуюся с большой высоты лавину расплавленного серебра. Вдруг вся стена воды застывала и казалась сотканной из гигантских полотнищ самоцветных камней: красные рубины и гранаты, медово-желтый янтарь, сочный розовый орлец, красивый травяно-зеленый нефрит, голубовато-зеленый хризоберилл, густо окрашенный васильковый сапфир, бледно-фиолетовый аметист.

У подошвы водопада покрытые снегом камни принимали вид огромных чудовищ, охраняющих извергаемые из тьмы ночи богатства.

Канадский берег водопада временами казался уходящим в мрак ночи чудесным фантастическим городом. Часть разделяющего водопад «Козьего острова» приняла вид феерического замка, отлитого из старого серебра. От замка вниз по реке сбегала темно-зеленая с оранжевыми каймами дорожка к притаившейся у набережной гидроэлектрической станции.

Река внизу меняла цвет и очертания. Брызги воды образовывали густой туман, то седой, то кроваво-красный, то фиолетовый. Находившийся посредине реки, покрытый уже потемневшим снегом ледяной островок вдруг осветился и казался огромным темно-зеленым ковром, по которому извивались белые змеи.

Перед нами была разыграна интереснейшая симфония света.

По возвращении из поездки по Америке, 6 мая 1926 года, группа делегатов Международной конференции посетила Томаса Эдисона.

Лаборатория Эдисона в Вест-Орандже находится в шестидесяти километрах от Нью-Йорка. Подъезжая к имению Эдисона, мы прежде всего услышали гудки фабрик и заводов, расположенных в Вест-Орандже и занятых массовым производством разнообразных предметов — изобретений Эдисона,

Справа от ворот — большой трехэтажный дом. Нас провели в большую, высокую библиотеку Эдисона, где сосредоточено около 60 тысяч книг и журналов, которые Эдисон собирал в течение всей своей долгой жизни. Книги не только на английском, но и на французском, итальянском и немецком языках. Эдисон на этих языках не говорит, но читает, особенно в интересующих его областях техники.

Его любимыми предметами, не говоря о физике (особенно электричестве) и химии, были астрономия, биология, механика, политическая экономия. Он обладал способностью читать и усваивать исключительно быстро.

На стенах библиотеки — фотографии, рисунки, плакаты, говорящие о различных этапах творчества и достижениях ее хозяина. У одной из стен — белая мраморная статуя юноши. Он держит электрическую лампочку, символизирующую победу над газом, арматура которого лежит у ног юноши. В другом конце комнаты — бронзовая фигура юноши, поднимающего диск фонографа.

Налево от входной двери простая деревянная кровать, покрытая недорогим одеялом. Эта кровать, как и простой диванчик, который стоит в личной лаборатории Эдисона, служит для его кратковременного отдыха в те периоды, когда он, увлеченный какой-нибудь близкой к разрешению задачей, работает непрерывно дни и ночи, не выходя из лаборатории или библиотеки.

В библиотеке Эдисона — длинные ряды фолиантов его дневников, о которых мы говорили выше, куда с величайшей тщательностью и большой подробностью заносились ежедневно в течение полустолетия результаты проделанных работ, произведенных опытов. При виде этих тетрадей невольно вспоминаются тетради Леонардо да Винчи. Эти дневники Эдисона, между прочим, играли известную роль при судебных спорах по патентным заявкам Эдисона.

Томас Альва Эдисон за рабочим столом.

Томас Альва Эдисон.

Томас Альва Эдисон и Чарльз Штейнмец.

Не успели мы ознакомиться с библиотекой, как быстрыми шагами, в сопровождении Джона Либа (председатель комитета по приему делегатов, бывший рабочий ньюаркских мастерских Эдисона) вошел Эдисон.

Ему восьмидесятый год. Живой, бодрый, он выглядит значительно моложе своих лет. Он выше среднего роста, Из-под очень длинных, густых, нависших, темных еще бровей лучатся молодостью, блестят темно-серые пытливые глаза. Хорошая улыбка, в которой что-то подкупающее, делает лицо приятным и привлекательным, обнаруживая полный здорового юмора характер. Довольно длинные, гладкие, совершенно белые волосы. На лице мало старческих морщин. Длинноватый нос. Твердый подбородок. Одет Эдисон в темно-серый костюм, высокий стоячий старого фасона воротник и черный галстук. Брюки на левой ноге в самом низу он чем-то, видимо, проходя по мастерским, прорезал и зашил. Мы друг за другом подходим к Эдисону, пожимая ему руку. Руки Эдисона очень выразительные. Пальцы — тонкие щупальца.

Приобретенная в юности глухота Эдисона к старости усилилась, и приходится говорить ему громко, собственно говоря, кричать в правое ухо,

— Эти люди хотят ввести в Америке метрическую систему мер и весов, — сказал шутливо Либ, указывая Эдисону на нашу группу.

— Что же, они правы: я люблю метрическую систему, — ответил Эдисон.

Здесь необходимо иметь в виду, что промышленная Америка, да и торговая, тогда оказывала сильное противодействие введению в Америке метрической системы мер и весов.

После беседы мы вышли во двор, и нам было предложено познакомиться с лабораторией Эдисона. Открывая дверь личной лаборатории изобретателя, посетитель не только переходил в прошлое, но и видел самые его корни. Материалы и эскизы, отражающие пройденный путь, заполняли стены. Против стола Эдисона — рисунок Менло-Парка.

Большие люстры старомодного рисунка давали свет постоянным током. Верхняя галерея, которую они освещали, была заполнена ящиками с образцами руды из эдисоновских изысканий. Здесь помещались и коллекция редких минералов, бутылки с кристаллами из времен опытов с рентгеновыми лучами, книги, корреспонденции, ящики, рукописи Менло-Парка.

Лаборатория по внешнему виду простая; перегородки — дощатые.

— Над чем в данное время работает Эдисон? — спросил один из присутствовавших сопровождавшего нас секретаря.

— Над вопросом об аккумуляторах и аккумуляторных батареях и над вопросом о каучуке, — последовал ответ.

Из лаборатории нас провели в зал, где установлен ряд граммофонов. На стенах много портретов выдающихся мировых артистов. Здесь Эдисон и его ближайшие сотрудники слушают выпускаемые вновь пластинки.

Эдисон стремится достичь совершенной точности передачи голоса и музыки. Мы прослушали несколько пластинок. Передача музыки и пения безукоризненная.

Выехав за ворота, пересекаем дорогу и въезжаем в большой парк. Здесь на живописном холме в центре участка размерами четырнадцать акров, покрытого прекрасным парком и садами с цветущими растениями, редкими кустарниками и живописными скамейками, расположена вилла Эдисона «Глэнмонт» — массивное трехэтажное кирпичное здание цвета ржавчины, перегруженное архитектурными деталями, с остроконечными крышами, высеченными из камня балконами и с окнами, в которые вставлены разноцветные стекла.

На лугу перед виллою паслись коровы. Среди них нам показали красно-бурую корову из Парципанни. В последние годы жизни Эдисон пил молоко только от этой коровы. Здесь же на лугу куртины с его любимыми цветами — гелиотропами и георгинами.

Неподалеку расположена плантация каучуконосов, устройство которой стоило много тысяч долларов.

Пройдя через главный вход «Глэнмонта», посетитель оказывается в «большом зале», с винтовой лестницей из красного дерева, с огромным старомодным камином, в котором зимой пылают дрова. Этот дом своим комфортом напоминает дома «старой Англии» с их дубовыми столами и мягкой мебелью. Повсюду в японских вазах стоят цветы из сада, из теплиц, на-наполняющие дом тонким ароматом.

Из зала дверь ведет в гостиную, в которой Эдисон принимал своих гостей. В центре этой обширной комнаты — арка, поддерживаемая по бокам большими колоннами из оникса. Вокруг большого концертного рояля собиралась обычно вся семья Эдисона, и жена его исполняла избранные произведения любимого Эдисоном Бетховена.

Жена Эдисона рассказывает, что он особенно любил скрипку. Одно время даже сам играл на скрипке, обнаружив большие способности. Однако он оставил игру, когда изобретения отняли у него все время. Часы отдыха он часто проводил, сидя у рояля рядом с женой, которая пела ему его любимые песни. Он наклонялся вперед и прикладывал руку к своему туго слышавшему уху для того, чтобы не пропустить ни одного слова, ни одной ноты.

Другая дверь большого зала ведет в библиотеку. Эдисон приходил сюда к своим любимым книгам. Дрова, горящие в огромном камине, занимавшем чуть ли не половину комнаты, отбрасывали мягкий полусвет. Здесь в слабых лучах света, проникающего через цветные оконные стекла, Эдисон наедине со своими книгами путешествовал по улицам древней Греции вместе с Гомером и Платоном, по дорогам Рима вместе с Вергилием и Марком Аврелием, по широким бульварам Парижа с Бальзаком, Виктором Гюго и Дюма. Он спорил с Вольтером, Ренаном и Руссо. Эдисон переносился в Шотландию, на родину своих предков по матери, вместе с Вальтером Скоттом и Робертом Бернсом. Он сидел в гостиницах «Веселой Англии» с Диккенсом и Теккереем. Он оживлял в своем воображении драмы Шекспира.

Семья Эдисона в «Глэнмонте» состояла из четырех сыновей и двух дочерей. В детском возрасте они вместе со своим дедом Самуэлем, жившим тогда в «Глэнмонте», часто навещали своего отца в лаборатории во время работы.

Старший сын Эдисона, Томас, вспоминает свое детство в следующих словах: «Хотя мир и помнит моего отца неутомимым тружеником, совершенствующим и изобретающим чудеса своего века, но он был, кроме того, очень гуманным человеком. Временами, когда он не был совершенно загружен, он проводил некоторое время со своими детьми. Он придумывал игры и развлечения для нас и детей наших соседей. Возвращаясь из школы, мы с нетерпением ждали его прибытия. Он всегда готовил нам какой-нибудь сюрприз; обычно это были будильники, которые он нам приносил дюжинами. Для него всегда было большим удовольствием наблюдать, как мы разбирали их. Я уверен, что на земле не было других детей, которые бы торжествовали при таком полном разрушении. Но когда часовые пружины стали летать по комнате и разбивать предметы, лежавшие на маленьком столике, тогда нашей оргии разрушения был положен конец, и будильников больше не приносили в дом».

Представители прессы неоднократно обращались к жене Эдисона, Мине, с просьбой рассказать о семейном быте великого изобретателя. Ниже приводятся ее слова, сказанные представителям прессы во время последней болезни Эдисона:

«Дома мы всегда старались создать для него тишину и возможность отдохнуть после многих часов работы в лаборатории. Мы оберегали его от шума и беспокойства. Нередко он проводил в лаборатории без сна круглые сутки. Возвращаясь домой, он ложился и засыпал быстро, как ребенок. Он проводил все дни на ногах и очень редко совершал большие прогулки пешком. Он любил свой сад, а управление автомобилем было его излюбленным развлечением.

Мы ежедневно за два часа до обеда совершали с ним прогулку в моей машине, и он всегда с нетерпением дожидался этого времени…

Дома он всегда сидел перед лампой, что-нибудь читая, как будто он должен был прочесть все книги, которые когда-либо были напечатаны. Он способен был сразу читать две или три строчки. Большинство из нас читает слова. Он же читал целые фразы; иногда даже сразу по нескольку фраз, если они были короткими. Я никогда не видела ни одного человека, который умел бы так сосредоточиваться, как он. Это объясняется, конечно, до некоторой степени и его глухотой. Но я думаю, что, не будучи сильно тугим на ухо, он все равно поступал бы так же. Он твердо верил в пользу такого сосредоточения: по его мнению, сумев сосредоточиться, он мог все извлечь из интересующего его предмета.

Он мало интересовался спортом, иногда играл на бильярде (в доме была бильярдная комната). Эдисон так же не любил обращаться к докторам, как мальчик с зубной болью не любит идти к дантисту. Два года тому назад мы были в гостях у Форда. Жена Форда и я уговорили Эдисона увидеться с доктором и разрешить внимательно себя осмотреть. Доктор обнаружил непорядки с желудком и велел перейти на молочную диету: выпивать два стакана молока каждые два часа. Эдисон не любил воды и пил ее очень мало, обыкновенно только с пеппер-ментом.

Последние два года он интересовался исключительно резиной, каучуком. Все в нашей семье свелось к резине. Мы говорили о резине, думали о резине, мечтали о резине. Эдисон не позволял нам делать что-нибудь другое. Он, наверное, чувствовал, что эта работа останется неоконченной. Если вы представите себе человека, живущего в состоянии непрерывного возбуждения, не видящего, не слышащего ничего, не думающего ни о чем, не делающего ничего, что не связано непосредственно с разрешаемой задачей, то вы будете иметь точное представление об Эдисоне во время работы».

Сильный и крупный человек, Эдисон ел всегда очень немного, и тем, кто искал секрет его молодости, он говорил: «Сокращайте вашу пищу до одной трети или четверти того, что вы обыкновенно едите… Я ем три раза в день, это привычка и ничего больше, но я ем четверть того, что ест средний человек».

В августе 1924 года Эдисон, путешествуя вместе с Генри Фордом и Гарвеем Файерстоном, остановился в Плимуте, чтобы посетить приехавшего сюда на отдых президента Кулиджа. Во время этого посещения Эдисон спросил как-то жену Кулиджа: «Сколько спит президент?» Жена его ответила, что много, — «он отдыхает после обеда и спит до четырех часов, а вечером рано ложится». На это Эдисон заметил: «Недостаток сна никогда не вредит».

Близкие к Эдисону люди рассказывают, что приходится постоянно поражаться его сдержанности и терпению в личных отношениях, за что он заслужил общее расположение. Строго справедливый и откровенный в своих высказываниях людям, Эдисон, однако, не всегда бывал добродушным. И даже будучи семидесятивосьмилетним стариком, он порой употреблял «выражения, ничего общего не имеющие со святостью».

Эдисон не любил людей медлительных. Бесконечно терпеливый в работе, Эдисон терял самообладание с людьми недогадливыми.

В более поздние периоды жизни прекрасное настроение Эдисона нередко сменялось подавленным состоянием. Он становился угрюмым и сердитым.

Как рассказывает Белей Миллард, если среди массы служащих разносился слух, что «старик сегодня не в духе», то каждый старался не попадаться ему на глаза. Его замечание провинившемуся — сплошной взрыв. Он гневно кричит. Собеседник тоже вынужден сильно повышать голос, чтобы быть услышанным тугим на ухо Эдисоном. И нередко то, что Эдисон считал нормальной беседой, наблюдавшему со стороны казалось скандалом.

У Эдисона была чисто американская слабость к хлестким выражениям. Он с удивлением смотрел на людей, лишенных юмора. Его отталкивал вид никогда не улыбавшихся людей.

Его отношение к религии было вообще довольно поверхностным. Многие из его близких, занимающие видное положение в официальном мире, стараются приписать ему «благоговейно-почтительный образ мыслей». Факты и материалы этого не подтверждают. Одно время он часто и регулярно посещал католическую церковь. Это происходило в его юношеские годы, но вызывалось не благочестием, а удобствами. Церковь находилась на полдороге между мастерской, где он производил опыты, и жилищем. Зимой он заходил туда, чтобы согреться, а летом, чтобы побыть в прохладе.

Однажды на вопрос, «ставить ли громоотвод на новое здание храма», Эдисон ответил: «Непременно. Провидение бывает иной раз очень рассеянным».

«Я верю в высший разум, управляющий вселенной», — он утверждал это сотни раз. «Наука может сделать только вывод, что существует великий разум, проявляющийся всюду», — говорил Эдисон. «Я думаю, что каждый человек должен делать лучшее, что он может, и верить в высший разум, управляющий вселенной». Он был членом Общества свободных мыслителей Америки. В письме на имя президента этого общества, Джозефа Льюиса, давая отзыв о книге последнего «Тирания бога», Эдисон пишет: «Я думаю так же, как вы, что со смертью все кончается, но я не вполне в этом уверен». Это было в 1921 году.

Поднялась целая буря среди клерикалов, когда на вопрос: «Что для вас значит бог?», он ответил: «Абсолютно ничего».

В одном своем интервью Эдисон заявил корреспонденту газеты: «Я не могу понять такую вещь, как дух. Представьте себе нечто, не имеющее веса, материальной формы, массы, одним словом, представьте себе ничто».

Судя по отдельным отрывочным высказываниям, можно предполагать, что Эдисон не обладал целостным, строго продуманным философским миросозерцанием. Его идеология — пестрая смесь отдельных здравых, чисто материалистических мыслей с наивными, антинаучными идеалистическими домыслами.

Эдисон одно время увлекался идеями научной утопии. Он предполагал даже в сотрудничестве с Джорджем Нарсонсом Латероем написать книгу. Книга эта никогда не была написана.

Своей книге или, во всяком случае, части ее он предполагал дать название «Томас в стране чудес». Ряд намечавшихся идей был таков:

Действующие вулканы, открытые при помощи авиации в антарктических областях, изливают большие потоки лавы в долины, где имеются большие озера. Воды этих озер нагреваются лавою, вследствие чего их берега и прилегающие земли на большие расстояния в окрестности покрыты роскошной растительностью и заселены «монголами», очень умными людьми, имеющими собственную литературу, но не знающими наук.

Линии воздушных сообщений идут от Магелланова пролива, перевозя почту и пассажиров. Телеграфные линии работают под водой с большой скоростью, причем они без проводов. Фотографии районов снимаются в абсолютной темноте при помощи новых, невидимых тепловых лучей.

В Сахаре образовано море путем проведения канала из Средиземного моря.

Тропические страны обрабатываются нефтью, чтобы изменить периоды дождей и освободить плантации резиновых деревьев от зарослей джунглей.

На экспериментальной станции Международного дарвинского общества на реке Амазонке, где имеется большое количество человекообразных обезьян, выведены новые их виды, которые могут говорить по-английски, ходят на задних ногах, имеют только остатки хвостов.

На планете Марс видны города, и с этой планетой установлена с Земли телеграфная связь. Три года потребовалось на составление алфавита.

На Земле работают солнечные машины. Они используют непосредственно энергию солнечного света. Железо получается электролизом. Искусственный шелк — из целлюлозы. Ветровые двигатели служат для внедрения азота в почву. Золотые монеты — одинакового веса по всему земному шару. Вместо бумажных будут изготовляться деньги из кроличьих шкурок. Они в сто раз долговечнее ныне применяемых бумажных.

Люди читают газеты по фонографу и кинетоскопу, слушают оперу и смотрят ее исполнение по кинетофону.

Изучение физиономии станет точною наукою, так что преступные качества человека будут немедленно ясны каждому.

Будут созданы машины для гипноза. У человека разовьется шестое чувство.

Во всем этом над выдумкой преобладает здравое предвидение будущего техники.

Прошло не много лет с момента, когда Эдисон набрасывал эти свои технические мечтания. И мы видим, как современная наука реализует уже целый ряд «чудес» (и подводное телеграфирование без проводов, и фотографирование в абсолютной темноте, и газеты «без бумаги и расстояний», и телевидение, и телевещание опер и др.).

Мы знаем, что с самого раннего детства Эдисон проявил себя как неутомимый искатель, вооруженный большой силой, оригинальностью, богатой фантазией и дерзостью в путях и методах искания. Неудивительно, что он всю свою жизнь стремился учиться, всегда готовый истратить последние деньги на опыты, чтобы удовлетворить свою безграничную жажду к знанию.

Все опыты Эдисона выполнялись по определенному, хорошо продуманному плану. Он не шел методом — «попробовать все, в конце концов что-нибудь и получится». Все его инструкции сотрудникам были всегда ясны и точны, и необходимо было следовать им систематически, чтобы получить желательный результат, и в определенное время. Меньше всего можно приписывать удачу работы Эдисона слепому случаю или счастливому стечению обстоятельств. Всеми успехами он обязан своим познавательным способностям, богатой фантазии, смелости в решениях, так же как и точности и обширности опытов, которые он выполнял с терпением и настойчивостью. Когда Эдисон начинает работать в какой-нибудь области, он прежде всего стремится изучить все, что было написано по этому вопросу. Он хочет знать все, что было сделано до него, и не только потому, что не считает окончательными полученные уже результаты. Нередко, идя путями, уже ранее известными, но повторяя заново иным методом опыты других, он приходил к новым решениям. Эдисон мог идти проторенными дорогами и все же находить девственные тропы. Один из эдисоновских сотрудников рассказывает, как он старался получить определенный химический состав, но безуспешно. Эдисон попробовал после него тем же способом, но несколько изменяя процессы, и добился успеха.

Эдисон никогда не признавал, что большой успех зависит только от гениальности человека. Его знаменитое выражение: «Гений — это на один процент вдохновение, а на девяносто девять процентов потение». Как-то раз в беседе Джонсон намекнул Эдисону на его гений. Эдисон ответил: «Что за пустяки! Я вам говорю, что секрет гения — это работа, настойчивость и здравый смысл».

Из множества примеров, свидетельствующих о богатой творческой фантазии Эдисона, приведем один, относящийся к периоду его работы над электромагнитным извлечением железа из руды. Один из инженеров представил Эдисону три варианта машины, предназначенной для специальной работы. Чертежи не удовлетворили Эдисона, и молодой инженер с сожалением заметил, что не знает, что делать дальше. Эдисон спросил: «Вы хотите сказать, что данные чертежи являются единственно возможным решением поставленной задачи?» «Наверное», — ответил инженер. Эдисон ничего ему не сказал, но спустя два дня принес и положил этому инженеру на стол сорок восемь вариантов той же самой машины, составленных самим Эдисоном. Это был один из методов, которыми Эдисон обучал своих сотрудников.

Генри Форд рассказывает, как он однажды, рассказывая Эдисону об одном из своих усовершенствований в автомобилях, в пылу разговора вынул бумагу и стал набрасывать чертеж своего проекта. То же сделал Эдисон. В одно мгновение собеседники начали разговаривать чертежами вместо слов. Оба одновременно заметили это и начали смеяться. Эдисон сказал: «Мы оба работаем одним путем». Как истинный природный инженер, Эдисон мыслил конструкциями и объяснялся с собеседником чертежами.

В октябре 1929 года праздновался «золотой юбилей электрического света», или пятидесятая годовщина изобретения Эдисоном лампочки накаливания.

Юбилейные празднества происходили в Дирборне у Генри Форда, который поместил в своем историческом музее маленькую деревянную хижину Эдисона и перевез сюда даже ту землю, на которой хижина стояла. Здесь Эдисон воспроизвел свой опыт, впервые выполненный пятьдесят лет назад.

Во время этого празднования обнаружилась первая трещина в могучем организме Эдисона.

Президент США Гувер только что закончил свою речь, в которой он в весьма лестных для Эдисона выражениях характеризовал его роль в мировой истории. В ответ на бурные аплодисменты присутствующих старый изобретатель поднялся, сказал несколько слов благодарности и вдруг упал в кресло. Доктор Жоэль Бун, частный врач президента, и жена Эдисона помогли ему пройти в соседнюю комнату и там уложили его на диван. Начальник тайной полиции Белого дома уверял уже, что великий изобретатель скончался. Доктор Бун влил Эдисону в рот раствор адреналина, и через несколько минут он пришел в себя и даже присел.

Мы выше уже рассказывали, что 18 июня 1930 года состоялось объединенное заседание Второго мирового энергетического конгресса, происходившего в Берлине, и Американской национальной электрической осветительной ассоциации, заседавшей в Сан-Франциско (США). Это объединенное заседание было осуществлено путем телефона, по радио, проводам и кабелю. На этом объединенном заседании выступили в качестве ораторов президент Светотехнической ассоциации Слоэн, который в то время находился в Сан-Франциско; за ним — президент Второй мировой энергетической конференции Карл Кетген, говоривший с заседания конгресса во Дворце спорта в Берлине, После Кетгена выступил лорд Дерби, в то время находившийся примерно в 60 километрах от Лондона. Ему отвечал президент Мировой энергетической конференции Оскар Миллер. Затем в порядке дальнейшей последовательности выступили — Маркони, находившийся в то время в Лондоне, Оуэн Юнг, говоривший из Сан-Франциско, и закончилась программа выступлением Томаса Эдисона, который говорил из библиотеки своей лаборатории в Вест-Орандже.

Это заседание транслировалось по тысячам городов и селений Соединенных Штатов Америки, Европы, Великобританских островов, Японии, Филиппин, Южной Америки, Австралии и т. д. Как свидетельствуют полученные сообщения и поздравления, это историческое заседание было одновременно слышно во всем мире. Как участник Энергетической конференции, я слышал эту речь Эдисона, который сказал:

«Я радуюсь чудесным успехам, которые имеют место в области электросвязи. Вы и я в настоящее время разделены огромным пространством в тысячи миль; однако мы победили время и пространство, и наш обмен мыслей, наша речь слышится одновременно всеми. Я пользуюсь поэтому приятной возможностью приветствовать вас и каждому из вас послать дружеский и сердечный привет. Собрания, в которых вы сейчас находитесь, имеют огромное значение для мира, который все больше стремится к дальнейшему облегчению условий жизни и большим удобствам для человека, который может дать улучшение методов получения и распределения электричества для света, тепла и силы. Ваши проблемы многочисленны, однако я не сомневаюсь, что все они успешно будут разрешены».

А через два-три дня советская делегация на Второй энергетической конференции демонстрировала кинофильм о нашей электрификации. Фильм показал, как в сложнейшей и труднейшей обстановке борьбы за ликвидацию последствий войн — мировой и гражданской — пролетариат под руководством своей партии создал и успешно осуществляет грандиозный проект плановой электрификации. Фильм по просьбе ряда иностранных делегаций демонстрировался нами на конференции еще раз и имел огромный успех.