32. В те времена

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

32. В те времена

Алоизия во многом подтвердила подозрения Джэсона, и все же в цепи доказательств по-прежнему недоставало многих важных звеньев. Он долго обдумывал рассказ Алоизии и взвешивал, чему можно верить, а чему нельзя. За обедом он сидел с отсутствующим видом, обмениваясь с Деборой малозначащими замечаниями. Вошел Ганс и объявил:

– Господин Рааб сказал, что, по всем признакам, погода ухудшается, вот-вот пойдет снег, а после метели дорога до Вены станет непроезжей. Когда вы собираетесь возвращаться в Вену, господин Отис? Через неделю-две?

Джэсон резко поднял голову:

– Какое тебе до этого дело?

– Но ведь срок наших бумаг кончается в декабре? Они могут начать преследовать и меня. Или даже арестовать.

– Не беспокойся, это моя забота.

– Но, господин Отис, путешествовать по таким дорогам зимой небезопасно. Мы и до Зальцбурга-то с трудом добрались.

– Тогда бери расчет, а мы найдем себе другого кучера, – отрезал Джэсон.

Такой оборот дела испугал Ганса больше, нежели перспектива опасного зимнего пути.

– Разве я могу вас оставить, господин Отис, – забеспокоился он. – Мое дело только предупредить вас о непогоде.

Наутро Джэсон сказал Деборе:

– Мне бы хотелось еще раз поговорить с Констанцей. Но Алоизия предупреждала, что Констанца не должна знать о ее визите.

– Неужели ты думаешь, она упустит возможность досадить сестре? – рассмеялась Дебора. – Алоизия сама позаботится, чтобы Констанце стало известно о встрече. А Констанца не потерпит, чтобы за Алоизией осталось последнее слово. Вот увидишь.

Джэсон записал имена людей, с которыми ему еще предстояло встретиться: Констанца, Софи, Фредюнг, сестра Моцарта и, если они еще живы, Дейнер и Сальери.

Джэсон с Деборой начали с визита к доктору Фредюнгу, который на этот раз пришел к выводу, что причиной нездоровья господина Отиса было нервное расстройство.

– Но прежде, доктор, вы подозревали отравление.

– Это вы подозревали, господин Отис. Меня просто несколько смутили ваши симптомы. Вам нечего опасаться.

– Кругом так много разговоров об «итальянской болезни», что невольно начинаешь опасаться, – признался Джэсон.

– Я стал доктором по настоянию отца, – сказал Фредюнг. – Мой отец, хоть и не был дворянином, сумел нажить себе состояние продажей съестных припасов архиепископу. Карьера торговца меня не привлекала, я предпочел бы карьеру музыканта, но мне не улыбалось кланяться всем и каждому. Поэтому я окончил Гейдельбергский университет и стал доктором медицины. И хотя мне предлагали практику в Вене, которая и тогда являлась музыкальным и медицинским центром Европы, я предпочел остаться в Зальцбурге. Здесь покойно, здоровый климат и можно наслаждаться музыкой и другими искусствами. Правда, практики здесь мало и мои обязанности не отнимают много времени. Но я читаю, и особенно все то, что касается ядов. Ведь нередко с их помощью менялся чуть ли не весь ход истории.

– В разговоре со мной вы упомянули о мышьяке, – заметила Дебора.

– Мышьяк самый распространенный из ядов. Отравление мышьяком не редкое явление. На вкус он почти неощутим. Мышьяк продают в аптеке, и его действие может быть замедленным, либо быстрым, в зависимости от дозы. Его можно растворить в вине или подсыпать в пищу.

– А можно ли распознать отравление мышьяком?

– Это не так-то просто. Чтобы его распознать, необходим большой опыт.

– А бывают случаи, когда можно с уверенностью сказать, что давали мышьяк?

– Только после осмотра мертвого тела. Но и тут случаются ошибки. А когда нет тела, причину смерти и вовсе не разгадать.

– Значит, при отравлении мышьяком преступнику следует прежде всего избавиться от тела?

– Само собой разумеется. С тех самых пор, как скончался Моцарт, а тело его исчезло, ходят слухи, будто его отравили, возможно, с помощью водного раствора мышьяка, – сказал Фредюнг.

– Вот как! А каково ваше мнение, доктор?

– Какое тут может быть мнение! Нет тела, нет и улик.

– Доктор, опишите, пожалуйста, симптомы отравления мышьяком.

– Колики, жажда, рвота, понос, головокружение, вздутие тела.

– Некоторые из этих симптомов были и у меня? – невольно вздрогнув, спросил Джэсон.

– Лишь некоторые, не столь сильные.

– Ну, а как выглядит тело отравленного мышьяком?

– Господин Отис, вы затрагиваете опасную тему.

– Вы можете мне доверять.

– Это меня не беспокоит, я всегда могу объяснить, что давал вам врачебный совет, как уберечься от отравления. Но если у вас обнаружат какие-либо записи, то, в свете некоторых обстоятельств, их могут поставить вам в вину.

– Я постараюсь запомнить все, что вы скажете. Уж до памяти моей они не доберутся.

Фредюнг смахнул пыль со старого фолианта, открыл его и прочитал:

«Отравление мышьяком трудно распознаваемо и, тем не менее, широко распространено. Упоминание о нем можно найти в Библии, древней и новой истории и нередко даже в наши времена. В 1659 году неаполитанка по имени Тоффана изобрела водный раствор на основе мышьяка; этот раствор в умеренном количестве жены давали своим мужьям, от которых желали избавиться, и он действовал так успешно, что мужское население Неаполя катастрофически сократилось, в результате чего Тоффана была взята под стражу. Но ее средство, известное под названием „аква тоффана“, получило столь широкое распространение благодаря невозможности распознать его действие, что в восемнадцатом веке оно считалось самым популярным ядом».

– Есть ли разница между тем, как выглядит человек, скончавшийся от «аква тоффана», и от отравления чистым мышьяком? – допытывался Джэсон.

– В основном, разницы нет. У умирающего вздутый живот, застывший взгляд, ноги сначала тяжелеют, потом холодеют, немеют, теряют чувствительность, тело распухает и нередко покрывается нарывами.

– Если у Моцарта были все эти симптомы, то почему никто этим не заинтересовался?

– Эти симптомы весьма схожи с болезнью почек.

– Но разница все-таки есть?

– Симптомы почти одинаковы. И тем не менее, между почечной болезнью и отравлением чистым мышьяком, или «аква тоффана», имеется одна существенная разница. Если бы Моцарт скончался от болезни почек, он не мог бы сочинять почти на смертном одре и задолго до конца потерял бы сознание. Если же причиной был яд, то смерть наступает без потери сознания, почти внезапно. Но все, что и вам рассказал, должно остаться между нами.

– Я не нарушу обещания.

– Даже если вы его и нарушите, ничто не изменится. Поверят мне, а не вам.

– Но если вы совершенно уверены…

– Я не могу даже с уверенностью сказать, чем были больны вы. У вас прекрасный вид. Может быть, вы просто съели несвежей пищи, только и всего. Яд – вещь относительная, действующая на всех по-разному.

– Но вы все-таки согласились ответить на наши вопросы, доктор, – сказала Дебора.

– Потому что я сам часто задумывался над тем, не был ли Моцарт отравлен. Это не лишено вероятности. Но доказательства отсутствуют. Поэтому никто не может ответить определенно на ваши вопросы.