12. Досмотр
12. Досмотр
У городских ворот Вены несло караул такое множество солдат, что у Джэсона создалось впечатление, будто они въезжают в строго охраняемую крепость. Всё вызывало у него удивление. Вот уже десять лет Вена не знала войны, а злейший враг Габсбургов Наполеон почти три года лежал в могиле. И тем не менее, куда бы он ни бросил взгляд, повсюду он видел солдат. По приказу караульного Ганс остановил карету, но солдат грубо потребовал, чтобы они съехали на обочину. А когда Ганс замешкался, караульный под уздцы стащил лошадей с дороги, чуть при этом не опрокинув экипаж. Через мгновение императорская карета бешеным галопом промчалась через ворота. Караульный облегченно вздохнул, а Джэсон подумал, что не стащи их караульный с императорского пути, им не миновать смерти.
Наконец им велели стать в очередь к таможенному чиновнику. Ожиданию, казалось, не будет конца, и Джэсон совсем отчаялся. До Вены они ехали без задержек, не встречая препятствий, а тут власти дотошно проверяли все бумаги и документы. Уж не делается ли это нарочно, чтобы их запугать? Двор был переполнен торговками, священнослужителями, крестьянами и каретами других приезжих. Дебору раздражала задержка и толпа людей, таращивших на них глаза. Ее страшили солдаты и чиновники, шныряющие вокруг, казалось, они следили за каждым их движением. Значит, Вена на самом деле не такой уж мирный город?
Джэсон увидел бродячих музыкантов и, прислушиваясь, высунулся из окна кареты, но они вразброд пиликали какой-то жалкий вальс, и он разочарованно отвернулся. С тех пор, как они въехали в Австрию, ему еще ни разу не довелось услышать музыку Моцарта.
– Таможенный чиновник досматривает дилижанс, – вывела его из задумчивости Дебора. – Теперь очередь за нами.
– Что он говорит? У него в руках какой-то длинный список.
– Это список запрещенных в Вене книг.
– Но ведь Габсбурги сейчас не воюют. Никто в Европе не воюет. Именно поэтому мы тронулись в путь.
– Чиновник говорит, что в Вене запрещены Мольер, Вольтер, Бомарше.
– Бомарше? – изумился Джэсон. Он читал «Женитьбу Фигаро», чтобы уяснить, каким изменениям подвергли ее да Понте и Моцарт. – Но ведь Бомарше не запрещен ни во Франции, ни в Англии.
– А это Вена. Наверное, власти опасаются французов, которые позволяют себе критиковать дворянство.
Суровый таможенный чиновник вдруг громко рассмеялся. Он разглядывал книжицу, обнаруженную у престарелого священнослужителя.
Люди вокруг притихли, с любопытством ожидая скандала. Старик-священник съежился от страха, но остальным пассажирам дилижанса эта сцена доставляла явное наслаждение.
Таможенный чиновник с издевкой прочел название: «Удивительная история изнасилования монахини или двадцать лет в венском публичном доме».
– Мне кажется, господин чиновник, вы ошиблись, – прошептал священник.
– Разве это не ваша книжонка? Я нашел ее у вас.
– Мне ее дали.
– Кто дал? Священник молчал.
В разговор вступил один из пассажиров:
– Я видел, как он ее покупал. У хозяина гостиницы в Линце. Меня удивило, что в ней могло его заинтересовать.
– Вы заметили, сколько он заплатил?
– Заметил. – Пассажир походил на сыщика. – Пять гульденов.
Таможенный чиновник обратился к священнику:
– Вас обманули. В Вене эту книжонку можно приобрести за три. – Чиновник отдал ему книгу со словами: – Это безобидное чтение. Не хотите ли купить более полезную книгу? К примеру, «Венские публичные дома». Всего за два гульдена.
Священник поспешно отказался, а Дебора увидела, как один из пассажиров сунул таможеннику два гульдена. Но улыбка Деборы заставила чиновника нахмуриться. Он махнул рукой, разрешая дилижансу проехать, и, разглядев на дверцах кареты герб, подозвал полицейского офицера.
– Взгляните на эту карету. Уж не краденая ли она?
– Как вы смеете! – вспылила Дебора.
– А, значит, вы англичане, – сказал таможенник.
– Мы американцы.
– Тем хуже. Откуда у американцев карета с дворянским гербом?
– Мы ее купили.
Таможенник повернулся к полицейскому офицеру:
– Теперь вы понимаете, что я имею в виду, господин Жакнель.
Жакнель был почти карлик, на редкость уродливый, с изрытым оспой лицом и без нескольких передних зубов.
– У нас есть купчая! – воскликнула Дебора. Джэсон не мог отыскать расписку. И офицер отобрал у них паспорта, даже не заглянув в них. Дебора, вспомнив привычку Джэсона прятать важные бумаги в книгах, торопливо развязала пачку книг, купленных в Лондоне и Париже, и обнаружила расписку в томе Бомарше. Но, повертев книгу в руках, таможенник объявил:
– Придется осмотреть весь ваш багаж. Полицейский офицер знаком показал, что уступает место другому чину, господину Швейну; солдаты молча взирали на происходящее.
Швейн, сообразив, что здесь будет чем поживиться, – он обнаружил шекспировского «Юлия Цезаря», где речь шла покушении, и также конфисковал его, – подозвал своего начальника господина Путтлина.
Старший таможенный чиновник решил самолично обследовать карету, всем своим видом показывая, что уж его-то не проведешь. Но его гигантская туша застряла в дверцах кареты. Потребовались титанические усилия, чтобы его высвободить. Карета опасно накренилась, а новое колесо готово было вот-вот отвалиться, когда Путтлина наконец освободили, и в карету снова залез Швейн. Швейн обнаружил и другие запрещенные книги; с торжествующим видом он извлек сочинения Руссо и Мольера, которые тоже конфисковал.
Отчаяние охватило Джэсона. Почему Отто Мюллер не предупредил его? Но он тут же вспомнил, что его друг не мог знать всего этого, ведь он покинул Вену много лет назад. Джэсон потребовал книги обратно, но полицейский наотрез отказался их отдать.
– Эти французские книги пропитаны бунтарским духом и поэтому запрещены, – пояснил Путтлин.
– Разве Мольер и Шекспир революционеры? – удивился Джэсон.
– Их идеи предосудительны, – отрезал Путтлин. – И довольно разговоров. Я и так слишком долго провозился с вами. Этих книг достаточно, чтобы вам запретили въезд в Вену.
– Но, если я не ошибаюсь, в Вене ставят «Свадьбу Фигаро»?
– Весьма посредственная опера. Я, как и многие другие, предпочитаю Штрауса.
Джэсону показалось, что над ним рушится небо, упавшим голосом он пробормотал:
– Наши паспорта в порядке.
– Это решит полиция. – Путтлин удовлетворенно улыбнулся.
– В Венском банке у нас крупная сумма денег, – вмешалась Дебора.
– В каком банке? – спросил Жакнель.
– У банкира Антона Гроба. У нас в Вене есть и другие Друзья.
– Кто, например?
Дебора чуть было не назвала Эрнеста Мюллера, но Джэсон, понимая, что это может повредить Мюллеру, сделал ей неприметный знак.
– Так кто же эти друзья? – настаивал Жакнель.
– А какое у вас право задавать подобные вопросы?
– Я сейчас позову чиновника по делам внутренней безопасности, – вскипел Жакнель.
В знак того, что он состоит на службе у императора и обладает властью как над полицией, так и над армией, рукава и лацкан цивильного сюртука Губера украшала эмблема Габсбургов. Этот средних лет судебный следователь подчинялся лишь самому имперскому канцлеру князю Меттерниху, а острый подбородок, сухое лицо, тонкие губы и водянисто-серые глаза свидетельствовали о холодной сдержанности его натуры. Губер в равной степени владел английским, французским и немецким; он с бесстрастным видом выслушал доклад о результатах досмотра. Затем, заглянув в паспорта американцев, но не возвращая их, обратился к ним по-английски:
– Имеются ли у вас какие-либо книги о Бонапарте, господин Отис?
– Нет.
– Говорите правду, – предупредил Жакнель. – Мы все равно их найдем.
– Повторяю, что нет. К чему мне книги о Наполеоне?
– После смерти Наполеон обрел ореол героя-мученика, – заметил Губер. – Молодежь легко воспламеняется. А вы увлекаетесь Бомарше, любимым автором Наполеона.
– Я американец и не интересуюсь Наполеоном.
– Но вы читаете «Безумный день, или Женитьба Фигаро», пьесу, запрещенную в империи Габсбургов.
– Однако опера разрешена.
– Некоторые считают это ошибкой. Но пьеса находилась под запретом даже во времена Иосифа.
– Тем не менее, никто не станет отрицать, что музыка прекрасна.
– Смотря на чей вкус. О самом же Фигаро не может быть двух мнений. Он бросает вызов обществу. Признаю, он умен, тонок и даже забавен, но в душе коварен и зол и всегда берет верх над хозяином.
– И все же оперу в Вене ставят?
– Князь Меттерних считает, что народ нуждается в некотором умиротворении. Но я не разделяю мнения, будто Моцарт был так уж наивен и прост.
Явись сегодня в Вену сам Иисус Христос, ему бы, наверное, тоже отказали во въезде как нежелательной личности, с горечью подумал Джэсон.
– Если вас не интересует политика, Отис, что же вас интересует?
– Меня интересует музыка. Я приехал в Вену изучать музыку.
– Из далекой Америки? – недоверчиво спросил Губер.
– Вена – родина величайших композиторов на земле: Глюка, Гайдна, Сальери, Моцарта, Шуберта, Бетховена.
– Бетховен не берет учеников, а Шуберт вообще никогда не давал уроков.
– Зато есть Сальери! – Слова эти вырвались у Джэсона сами собой.
– Почему вас занимает Сальери? – Губер насторожился.
Джэсон понял, что затронул опасную тему.
– Он прославился как знаменитый педагог, у него учились Бетховен и Шуберт.
– Сальери болен.
– Значит, он все еще жив! – Джэсон не мог скрыть своего облегчения.
– А откуда вам известно, что он болен?
– Откуда?… Но вы сами только что об этом сказали.
– Но вы знали об этом и раньше, Отис?
– Я знал, что он стар, а старики часто болеют. – Джэсон постарался взять себя в руки.
– А почему вас интересует «Свадьба Фигаро»?
– Я же говорил вам, что люблю музыку.
– Скажите прямо: для чего вы приехали в Вену?
– Помните, что вас могут арестовать за обман властей, – угрожающе прибавил Жакнель.
Джэсон в отчаянии посмотрел на Дебору.
– Мой муж плохо владеет немецким, – пояснила она.
– Но мы беседуем по-английски, госпожа Отис, – заметил Губер. – Я больше не могу ждать. Если вы не объясните цель вашей поездки, я буду вынужден отобрать ваши паспорта, а вас самих арестовать.
– Мой муж приехал в Вену, чтобы повидаться с Бетховеном. У него есть к нему дело.
– Какое? Уж не политическое ли? Бетховен известен своими республиканскими взглядами.
– О, нет! Наше бостонское Общество Генделя и Гайдна поручило моему мужу сделать Бетховену заказ на ораторию.
К счастью, на этот раз Джэсон помнил, куда положил бумаги. Письмо от Общества он носил в кармане и извлек его вместе с толстой пачкой банкнот.
Прочитав письмо, Губер спросил:
– А какие услуги вы оказываете вашему Обществу в Бостоне?
– Я сочиняю для него музыку. Ее исполняют в американских церквах.
Губер долго рассматривал молодое, лицо Джэсона, его подтянутую стройную фигуру в дорогом синем сюртуке. Этот американец выглядит вполне благопристойно, мелькнуло у Губера, но откуда у него столько денег, музыканты ведь все нищие. А эти книги? Что-то тут не то. Но он постарается добраться до истины. Терпения у него хватит. Даже для таких вот упорных хитрецов.
– Вы, разумеется, поклонник Бетховена? – спросила Дебора.
– Поклонник? – в тоне Губера прозвучал сарказм. – Ему не мешают сочинять, однако это не значит, что его музыку одобряют. Бетховен политически неблагонадежен. Но он имеет влиятельных друзей при дворе и пользуется покровительством брата императора эрцгерцога Рудольфа. И все-таки мы следим за каждым его шагом. – Губер повернулся к другим чиновникам, на протяжении всего допроса стоявшим навытяжку. – Весь багаж осмотрен?
– Весь, господин Губер, – хором подтвердили чиновники.
– И ничего больше не обнаружено?
– Ничего, господин Губер, – подхватил Жакнель.
– Просмотрите все снова! – приказал Губер. – Да повнимательней!
Оскорбленные до глубины души, Джэсон и Дебора молчали. Солдаты вновь все перерыли, но ничего больше не обнаружили, однако Губер не извинился и не вернул им паспортов.
– Вы разрешаете нам въезд в Вену? – спросил Джэсон.
– Где вы собираетесь остановиться?
– В какой-нибудь гостинице в центре города.
– На вашем месте я бы остановился в «Белом быке» на площади Ам Гоф.
– Почему?
– Говорят, там останавливался Моцарт. Да, кроме того, «Белый бык» расположен поблизости от полицейского управления.
– А наши паспорта? Когда вы нам их вернете? – спросил Джэсон.
– Не сейчас. Поскольку вы собираетесь посетить Вену.
– А если мы захотим поехать куда-нибудь еще, например, на юг, в Италию или обратно в Мангейм?
– Тогда я немедленно их вам презентую.
Джэсон испытывал противоречивые чувства, понимая, что должен принять важное решение. Но разве смел он отступить, достигнув обетованной земли. Он никогда бы не простил себе этого.
– Ну, а если мы последуем вашему совету и остановимся в этой гостинице? – спросил он.
– Я дам вам временное разрешение до завтра. А завтра вы явитесь в полицейское управление на Грабене, – хозяин гостиницы покажет вам дорогу, – и если ответите на все наши вопросы, вам вернут паспорта, при условии, конечно, что, живя в Вене, вы будете являться в полицию. Как можно поручиться, что вы не заражены вредными идеями и не замышляете чего-то, хотя и явились сюда изучать музыку?
Пока Джэсон колебался, брать ли ему адрес «Белого быка» и временное разрешение, Дебора страстно мечтала только об одном: чтобы какая-нибудь сила перенесла их обратно в Бостон. Все чиновники и особенно Губер, самый жестокий из всех, были ей ненавистны. Она готова была сдаться, но понимала, что если не поддержит сейчас Джэсона, то потеряет его навеки.
– Благодарю вас за гостиницу, – сказал Джэсон и взял листок с адресом и разрешение. Он хотел уже сесть в карету, когда Губер его остановил:
– А как насчет вашего кучера? Он у вас в постоянном услужении? Судя по его бумагам, он уроженец Мангейма.
– Мы наняли его, чтобы доехать до Вены, – сказала Дебора.
– Если он останется в вашем услужении, вам придется за него отвечать. Помните, в полицейском управлении вас об этом спросят.
Губер знаком отпустил солдат и троих чиновников и затем, почти любезно, спросил:
– Сколько вы отдали за карету?
– Двести гульденов.
– Вы переплатили. Вас обманули. Да, конечно, французские кареты крепкие и с хорошими рессорами, но ваша не стоит больше ста.
– Разве она французской работы? – удивился Джэсон. – Я купил ее в Мангейме. Продавец сказал, что она принадлежала немецкому барону. Не так ли, Ганс?
– Да, господин Отис, – подтвердил Ганс. Не попасть бы ему в беду с этими американцами, подумал он.
– Считайте, что вам повезло, если вы выручите за нее в Вене хотя бы семьдесят гульденов. Но на вашем месте я бы не стал ее продавать. В Вене нелегко нанять экипаж.
К тому же, решил Губер, такую карету с гербом легко опознать и установить за ней слежку.
– Спасибо за совет. Нам можно ехать? – спросил Джэсон.
– Да. – И когда Ганс взялся за вожжи, Губер добавил: – Бетховен живет поблизости от «Белого быка». Значит, до завтра. Жду вас утром в полицейском управлении.
Они ехали по улицам Вены, и Дебора, потрясенная событиями этого ужасного дня, никак не могла успокоиться. Чем глубже мы погружаемся в незнаемое, думал Джэсон, тем больше оно сулит нам неожиданностей. Из головы не выходила угроза Губера: «Вы теперь не в Америке». И, видя повсюду солдат на венских улицах, он жалел, что находится так далеко от родного Бостона.