Глава 15 Процесс над мафией

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 15

Процесс над мафией

Тысячу раз был прав старый пройдоха Торрио, называя Датча Шульца громоотводом. Все получилось так, как он прогнозировал. Было очень опасно выдергивать добычу из зубов прокурора Дьюи. Аппетит от этого не затихает, а разыгрывается еще сильнее. Неутомимый прокурор занялся расследованием деятельности Джимми Хиннеса. «Политическая коррупция, — подчеркивал он в беседах с журналистами, — наиболее опасна именно потому, что разлагает не отдельных представителей той или иной ветви власти, а всю систему государственного управления в целом».

Прокурору не пришлось прилагать особых усилий для разоблачения демократа номер один, поскольку Хиннес был в грязи по уши. Дьюи ограничился тремя пунктами обвинения: участие в преступной деятельности (о чем свидетельствовали выписки из банковских счетов), злоупотребление властью в незаконных целях (что подтверждалось многочисленными фактами получения ценных подарков от боссов преступного мира) и, наконец, оскорбление общественной морали[35] (по факту неоднократного участия Хиннеса в застольях отъявленных гангстеров). Арест всемогущего политика стал причиной паники в «Таммани-Холл». Желая добить этот «рассадник коррупции», Дьюи предъявил обвинение в связях с организованной преступностью еще тридцати партийным функционерам высшего и среднего звена. Республиканская партия решила сделать ставку на молодого атторнея, имеющего столь широкие политические перспективы. Судья Медалл, считавший Дьюи своим протеже, предложил включить его в состав кандидатов-республиканцев на выборы губернатора штата Нью-Йорк. Как только было получено согласие Дьюи вступить в республиканскую партию, партийная машина пришла в движение. Сенаторы-республиканцы направили открытое письмо министру юстиции, в котором выражали озабоченность криминогенной ситуацией, создавшейся в стране, в связи с чем предлагали произвести в аппарате правосудия некие кадровые перестановки. Губернатор Лиманн и мэр Ла Гардиа, желая погреться в лучах славы Дьюи, направили в Вашингтон аналогичные письма, о чем не замедлили заявить в прессе. И вот в декабре 1935 года Том Дьюи был назначен окружным прокурором Манхэттена. Как говорилось в распоряжении министра юстиции: «за особые заслуги перед правосудием и американским народом». В свете этих событий интересна позиция президента Рузвельта. Придя к власти благодаря содействию лидеров «Таммани-Холл», он с готовностью поддержал решение министра юстиции и направил Дьюи телеграмму, в которой поздравлял его с успешным завершением процесса над «самыми злостными политическими коррупционерами, дискредитирующими американскую демократию». Вот и выходит, что политика — это искусство гениально предавать и обманывать.

В числе сообщников Джимми Хиннеса на скамью подсудимых попал Ричард (Дикси) Дэвис вместе со своим телохранителем Джорджем Уайнбергом, братом покойного Бо. Оба сразу заявили о согласии сотрудничать с властями — при условии, что предстанут перед судом в качестве свидетелей.

Дьюи радостно потирал руки. Прежде всего он потребовал назвать главного босса. Подсудимые и свидетели в один голос произнесли имя Чарли (Лаки) Лючано. До этого у Дьюи были только подозрения, но теперь они переросли в уверенность.

— Лаки получает проценты со всего, — рассказывал Джордж Уайнберг, — нет такого бизнеса, в котором он не имел бы своих интересов. Все, что угодно. Будь то наркотики, профсоюзы, заказные убийства, проституция…

— Стоп! Вы говорите «проституция». Разве Лючано имеет к этому отношение? Он ведь сицилиец, а по сицилийским понятиям торговля женщинами — грязное дело.

— Мистер Дьюи, вы знаете, есть поговорка: «Деньги не пахнут». Какая разница, откуда стекаются доллары в ваш карман? Объясните мне, чем отличается доллар торговца наркотиками от доллара проститутки?

Дьюи пожал плечами:

— Есть же там у них какой-то «кодекс чести»?

— Да, есть. Но все это пустые слова. На самом деле решают только деньги. Голландец Шульц погиб из-за этого. Другие боссы завидовали его богатству и, когда подвернулся подходящий случай, отдали приказ убрать его. Другой причины не было.

— Хорошо. Вы сказали — «отдали приказ». Следовательно, в некоторых случаях Чарльз (Лаки) Лючано не обладает правом единоличного принятия решений?

— Все немного по-другому, — объяснил Уайнберг, — в Организации никто не имеет права просто взять и убить кого-нибудь. Решает сходка. Это называется Высший Совет. Туда входят восемь или десять человек, точно не знаю. Но все эти типы — друзья Лаки, они его поддерживают, поэтому можно сказать, что Высший Совет решает так, как хочет мистер Лючано.

Дьюи призадумался. Допрашивая Дикси Дэвиса, он задавал более прямые вопросы:

— Скажите, если всерьез взяться за расследование в какой-либо конкретной сфере рэкета, возможно ли получить доказательства участия в этом Чарльза Лючано?

— Думаю, да, — ответил адвокат, — только свидетелей вы не найдете. В Америке нет такого полицейского участка, суда или тюрьмы, куда не дотянутся щупальца Высшего Совета. Имя любого свидетеля сразу станет известно, и его уберут задолго до начала суда.

— Вернемся к структуре преступной организации. Итак, внизу — боевики, рядовые исполнители. Среднее звено составляют так называемые «капо». Над ними стоят боссы, которые, в свою очередь, подчиняются Высшему Совету. Графически это можно представить в виде пирамиды.

— Все правильно, — подтвердил Дикси Дэвис, — пирамида — очень наглядно.

— Это значит, что вполне возможно добраться от вершины к подножию.

— Теоретически — да.

— А если реально?

— Реально сразу же обрубаются все звенья, ведущие наверх. Почему, вы думаете, убрали Шульца?

— Чтобы завладеть его бизнесом.

— Не только. Они боялись, что вы в конце концов расколете его. Помню, Хиннес говорил мне, что против Шульца готовится новое обвинение в двух убийствах первой степени.

Дьюи помрачнел. Он действительно подготовил обвинительное заключение по фактам убийства Бо Уайнберга и Пола Бергера. Непонятно только, как об этом узнали гангстеры. Из допросов Дэвиса и Джорджа Уайнберга Дьюи вынес твердое убеждение, что чисто законными приемами Лаки Лючано взять нельзя. Методом исключения он отбросил рэкет, заказные убийства и наркобизнес. Решение пришло к нему извне. Агенты ФБР, наблюдавшие за Лючано, сообщили, что он часто посещает дорогих проституток. Вот в этом направлении и надо работать, сообразил Дьюи. Индустрия разврата!

Окружной прокурор бросил все свои силы в решающий бой. Чем глубже «неподкупные» проникали в деятельность индустрии разврата, тем крепче становилась уверенность их шефа, что он — на правильном пути. Все публичные дома в черте города принадлежат Организации — к такому выводу пришли следователи. Телефоны в борделях были поставлены на прослушивание. Так из темной клоаки секс-индустрии выплыли на свет имена Дэйва Бэтилло и Джеймса Фредерико. Теперь пришел черед подбора свидетелей.

1 февраля 1936 года полиция предприняла массовый рейд по восьмидесяти публичным домам в Манхэттене и Бруклине. Никогда еще Нью-Йорк не видел ничего подобного. В операции одновременно принимали участие около пятисот полицейских. Приказ Дьюи был предельно лаконичен: «Брать только проституток и сутенеров, клиентов не трогать». Департамент полиции выделил «неподкупным» во временное пользование здание полицейского участка номер 15.

Около одиннадцати часов вечера появился первый фургон с арестованными. В окно Дьюи наблюдал, как из кабины вышли двое полицейских. Один постучал дубинкой по стенке фургона и крикнул:

— По моей команде начинаем выходить! Спокойно, аккуратно и без выкрутасов.

Его напарник оттянул задвижку и распахнул дверцы.

— Пошли! — скомандовал полицейский.

Из железного чрева фургона высунулась рыжеволосая девица, одетая в короткое, облегающее фигуру прозрачное платье. Повернувшись к полицейскому спиной, она вздернула юбку и шлепнула ладонью по своей мощной голой заднице:

— А вот это видел?!

Полисмен побагровел от ярости.

— Выходи, иначе я как следует воткну дубину в твою вонючую ж…

— Сам ты вонючая ж…! — фальцетом выкрикнула проститутка. Ее поддержал добрый десяток голосов из глубины фургона:

— Ирландский ублюдок!

— Онанист паршивый!

— Убирайся в свою чертову Ирландию!

Разъяренный коп схватил девку за волосы, но та дернула головой, и в руке полицейского остался пышный огненно-рыжий парик.

— Черт! Твою мать! — с отвращением выругался полисмен. В фургоне грохнул взрыв издевательского хохота. Девица, приглаживая свои короткие темные волосы, победоносно скалила зубы. Наблюдая эту сцену, прокурор Дьюи тоже не удержался от улыбки. Второй полицейский молча схватил проститутку за талию и потащил в участок. Она дрыгала ногами и визжала на всю улицу. Чтобы отвести душу, первый коп изо всей силы шарахнул дубинкой по фургону:

— Вылезайте, твари!

Проститутки подчинились. Только один сводник не захотел добровольно покинуть фургон. Его пришлось волоком вытаскивать наружу.

— Вы не имеете права… я буду жаловаться… У меня есть друзья наверху! — истошно орал он.

Вскоре фургоны стали прибывать один за другим. Еще по крайней мере три часа возле участка стоял разноголосый шум и злобная ругань. Помимо проституток и сутенеров, полицейские доставили для допроса пятерых содержательниц — «бордель-мам». Всего же в ходе этой грандиозной операции было арестовано около ста человек.

Арестованных сразу разводили по разным кабинетам, чтобы не дать им возможности договориться о совместных показаниях. Дьюи ходил из кабинета в кабинет, контролируя ход допросов.

Большинство задержанных держались стойко. Дьюи был совершенно спокоен. Сначала всегда все всё отрицают. Но рано или поздно кто-то сболтнет лишнее, надо только не давать им передышки. Следователи работали именно по такой схеме: непрерывно, в течение шести-семи часов бомбардировать задержанных вопросами, через определенные промежутки времени повторять один и тот же вопрос, без конца уточнять мелкие, незначительные детали до тех пор, пока допрашиваемый не дойдет до полного изнеможения и отупения. А уже когда в мозгах у него образуется каша, как следует припереть к стене, припугнуть, даже использовать прямой шантаж. Этот способ допроса бригада «неподкупных» усвоила у агентов ФБР. Он именовался техническим термином «конвейер». Фэбээровцы, считавшие себя интеллектуалами, предпочитали избегать методов физического воздействия, принятых в полиции. Впрочем, «неподкупные» применяли сокращенный вариант «конвейера» — ведь существовал еще развернутый, при котором группа следователей, сменяемых каждые три часа, непрерывно «долбила» подозреваемого в течение восемнадцати, двадцати, тридцати шести часов подряд. «Развернутый» вариант ставил допрашиваемого на грань полного физического и психического истощения. Это была самая настоящая пытка со стопроцентным результатом. Но «неподкупные» не имели необходимого запаса времени.

Дьюи вернулся в свой кабинет. Около трех часов ночи раздался первый телефонный звонок.

— Шеф, говорит Гурфейн. У нас тут есть кое-что интересное. Думаю, вам надо взглянуть.

— О’кей. — Дьюи повесил трубку и направился в кабинет номер семнадцать.

Семнадцатый кабинет был почти полностью погружен во мрак. В луче света настольной лампы скорчилась худенькая темноволосая проститутка. Из одежды на ней были только лифчик и коротенькие облегающие шорты, усыпанные блестками. Видимо, при аресте ее сняли прямо со стриптизного столба. Над девушкой склонились двое следователей с сигаретами в зубах. Они были без пиджаков, галстуки у обоих съехали набок. Несмотря на то что окурки в пепельнице возвышались горой, следователи без конца курили и буквально плавали в табачном дыму.

— Что с ней? — спросил подошедший Дьюи.

— По-моему, у нее ломка, — ответил низенький, плотный Гурфейн, третий заместитель Дьюи. Он всегда носил обувь на высоком каблуке, чтобы казаться выше.

Дьюи взглянул на девушку. Ее лицо было необычайно бледно, на лбу выступили крупные капли пота. Прижав тонкие руки к плечам, она тряслась как в лихорадке и время от времени тихо стонала сквозь зубы.

— Что ты об этом думаешь, Шорти? — поинтересовался прокурор у второго следователя. Коренастый, с угольно-черными курчавыми волосами, тот походил на итальянца.

— Наркоманка. Посмотрите на ее руки, шеф, — сказал он и вывернул кисть девушки внутренней стороной к свету.

— Пусти, ублюдок! — Она дернула руку к себе. Но Дьюи успел рассмотреть десятки маленьких черно-лиловых точек от инъекций.

— Отпустите меня, — всхлипнула девушка, — вы разве не видите, как мне плохо? Я ни в чем не виновата. Отпустите…

— Сначала ответь на наши вопросы, а потом иди на все четыре стороны, — отрезал Гурфейн.

— Но я же сказала все, что знала…

— Я так не думаю, крошка.

— Ах ты, легавая сволочь, ирландский недоносок, козел вонючий!

— Прикуси язык, стерва! — рявкнул Гурфейн.

— Я умираю… Отпустите…

Внезапно Дьюи пришла в голову некая идея. Он снял телефонную трубку:

— Город… Вест, сто тридцать четыре — ноль десять, пожалуйста… Хелло? Дежурный? Говорит окружной прокурор Дьюи. Я сейчас пришлю к вам мистера Шорти, прошу вас оказать ему максимальное содействие. Да, письменное распоряжение будет при нем. Благодарю вас.

Дьюи быстро набросал короткую записку, приложил печать окружной прокуратуры и расписался.

— Пойдемте со мной, Шорти.

— Да, сэр.

В коридоре прокурор подробнейшим образом проинструктировал своего подчиненного. Лицо Шорти просияло:

— Потрясающая идея, шеф.

— Сделать это надо как можно быстрее, иначе девчонке уже не понадобится врач. Возьмите служебную машину. Окружной департамент УБН находится по адресу: Хайлан-авеню, 1458.

Посреди ночи движения на дорогах почти не было, поэтому Шорти сумел уложиться в полчаса. К тому времени девушке стало настолько плохо, что Дьюи и Гурфейн разрешили ей лечь на диван.

Приняв из рук вошедшего Шорти маленький целлофановый пакетик, Дьюи распорядился:

— Ладно, поднимай ее, Гурфейн.

В пакетике был белый порошок. Прокурор показал его девушке:

— Ты знаешь, что это?

Гурфейн встряхнул ее за плечи. Дьюи поднес пакетик почти к самым глазам девчонки.

— Дай! — Она попыталась вскочить, но Гурфейн швырнул ее обратно.

— Подонки, грязные ирландцы! — истерически завопила девушка. Теперь Гурфейн держал ее вдвоем с Шорти. Наркотик был рядом, и это придало ей сил.

— Конечно, знаешь, — ласково продолжал Дьюи, — это героин, деточка. Чистый героин. Избавление от всех мук и страданий. Он твой. Но ты получишь его не раньше, чем ответишь на несколько моих вопросов. Не бойся, вопросы простые.

— Будь ты проклят, скотина!

Дьюи усмехнулся и распахнул окно. Руку с зажатым в пальцах пакетиком он высунул наружу.

— А можно и так, детка. Можно сделать, что весь этот порошок развеется по ветру. Но ты же не хочешь этого, верно?

Девушка яростно рвалась из рук следователей.

— Последний раз спрашиваю: будешь отвечать на мои вопросы?

— Да, чтоб тебя черти взяли!!!

Она сказала ему все, что он хотел услышать.

— Подготовьте ее к очной ставке, — бросил Дьюи и вышел. Гурфейн и Шорти с интересом смотрели, как девушка трясущимися руками разворачивает целлофан.

— Что уставились? — злобно спросила она. — Дайте мне воду, ложку, зажигалку.

Растворив кристаллы, она набрала в шприц пять кубов мутно-белого раствора и перетянула кисть резинкой для волос. Через две минуты ей стало значительно лучше.

Дьюи поднялся на третий этаж, где допрашивали Коки Фло Браун, небезызвестную в Манхэттене «бордель-маму». Положив ногу на ногу, она курила дорогую папиросу с длинным мундштуком и на все вопросы отвечала односложно: «не знаю», «не помню», «не лезу в чужие дела». Допросом руководил первый заместитель Дьюи Ричард О’Коннэл.

— Ну что, Дик? — спросил прокурор. О’Коннэл молча махнул рукой. Толстое, усыпанное пудрой лицо Коки Браун расплылось в улыбке:

— О-о, никак сам господин Дьюи пожаловал.

— Здравствуй, Фло, давно не виделись, — в тон ей ответил прокурор.

— Может, вы мне объясните, какого хрена легаши притащили сюда мою задницу?

— Ну… чтобы немного пообщаться с тобой. Поговорить по душам.

Фло ткнула в его сторону ярко накрашенным когтем и закричала:

— Слова больше не скажу! Требую адвоката! Требую возместить моральный ущерб. Это что же такое: посреди ночи выдернули из постели и поволокли в легашник! Беззаконие.

— Ну-ну, успокойся, старушка, — фамильярно ответил Дьюи, — ты же знаешь, просто так я никого не беспокою. Вот смотри, — он взял со стола увесистую папку, — здесь протоколы твоих телефонных разговоров с некими господами Фредерико, Бэтилло и Ле Торре.

— Это мое дело, с кем трепаться по телефону, — огрызнулась Фло.

— Не совсем так, — поправил Дьюи. — Бэтилло, например, бывший телохранитель Аль Капоне. Фредерико и Ле Торре имеют по три судимости. Какое отношение эти убийцы имеют к твоему бизнесу, а, Фло?

— Я трахаюсь с ними. Устраивает?

— В самом деле? — Дьюи полистал протокол. — И поэтому просишь Ле Торре подождать с деньгами еще недельку? Это называется рэкет, 317-я статья Уголовного кодекса штата Нью-Йорк.

Фло рассердилась:

— Ты знаешь, куда можешь засунуть свои протоколы? И я это знаю.

— Хорошо. Обойдемся без протоколов. Сейчас мы проведем очную ставку.

Дьюи снял трубку телефона:

— Гурфейн? Давай сюда девчонку. Как она там? Веселая и разговорчивая? Прекрасно!

Минуту спустя в кабинет привели худенькую проститутку. Ее глаза блестели. Зрачков почти не было видно. Девушку усадили напротив Фло Браун.

— Мисс Блэтти, вы знаете эту даму?

Девица хихикнула:

— Как же не знать? Мамаша Браун, старая потаскуха. Это она продала меня в заведение Руссо за двести «зеленых»…

Героин развязал язык проститутки. В таком состоянии ей все было нипочем.

— Мисс Браун, вы знаете эту девушку? — перебил Дьюи. На лице Фло появилась гримаса отвращения:

— Первый раз в жизни вижу эту задрипанную шлюшку.

— Сама ты облезлая старая корова! — выпалила девица.

— Придержи язык, сука. Погоди, как выйдем отсюда, мы с тобой поговорим.

— Стоп, стоп, дамочки! Брэк! — вмешался Дьюи в этот поток взаимных угроз.

— Ну и чего ты хочешь добиться? — неприязненно спросила Фло. — Ее слово против моего, вот и все.

— Ошибаетесь, мисс Браун. У нас есть еще несколько свидетелей, готовых дать против вас показания. А когда вас узнают пять-шесть человек, в суде вам точно не поздоровится.

— В каком суде? — нервно спросила Фло.

— По обвинению в вымогательстве, развращении малолетних, хранении наркотиков, оскорблении общественной морали… Достаточно?

— Да вы ж их всех наширяли, этих сучек! — завопила Фло. — Когда колятся, они еще не такое скажут.

Дьюи вздернул брови:

— Кого наширяли? Гурфейн, ты, м-м… ширял кого-нибудь?

— А что это значит? — спросил тот.

— Сговорились, господа начальники? — взвизгнула Фло Браун. Дьюи понял, что пора переходить от кнута к прянику.

— Послушай, Фло, против тебя я ничего не имею. Проституция в Нью-Йорке была всегда и будет всегда. Только никогда такого не было, чтобы девочек насильно сажали на иглу. Мне нужны люди, которые все это придумали. Бэтилло, Фредерико, Ле Торре, Балитцер, Элленштейн и прочая мразь. Но больше всего мне нужен их босс Лаки Лючано, потому что он все это организовал.

— Вы что же, за идиотку меня держите, мистер Дьюи? Да если я дам против них показания, меня на куски порвут и утопят в заливе.

— Если ты дашь показания против них, — отчеканивая каждое слово, произнес Дьюи, — и не только ты, а многие, то они надолго сядут в тюрьму. Ты меня знаешь, Фло, я не бросаю слов на ветер.

— Нет, мистер Дьюи, не годится. Их-то вы, может, и засадите, но ихние дружки на воле останутся и всадят пули в мой роскошный зад. А я хочу жить и работать в своем бизнесе.

— Ради бога, Фло, — Дьюи красноречиво поднял руки, — твои условия меня вполне устраивают. Ты знаешь, мое ведомство имеет собственный фонд в федеральном бюджете. Если ты поможешь упрятать Лючано и всех остальных, я позабочусь о том, чтобы государство выдало тебе премию, — он засмеялся, — за особые заслуги перед правосудием. С такими деньгами ты запросто сможешь уехать в Европу и спокойно заниматься своим делом хоть в Париже, хоть в Ницце, хоть в Баден-Бадене. Никакой мафии там нет, никто тебе не будет мешать.

Лицо Дьюи вновь стало жестким:

— А если откажешься, то придется тебе отвечать в суде за их дела. Думаешь, они станут тебя вытаскивать?

Фло закусила губу.

— Вы не врете насчет денег, мистер Дьюи? — наконец спросила она. Вместо ответа прокурор достал из ящика стола бланк по форме 137 и вынул из кармана золотое перо.

— О’кей, будь по-вашему, — просипела Фло Браун.

К утру по аналогичной схеме удалось расколоть остальных «мадам» и с десяток проституток. Показания оформлялись до 12 часов следующего дня. Утомленный, с прыгающим от гомерических доз кофе сердцем, Дьюи все же отправился в тюрьму Синг-Синг. Начальник тюрьмы встретил его весьма любезно и спросил, чем может быть полезен. Дьюи объяснил. Вскоре в кабинет начальника привели Джо Бендикса, убийцу, отбывающего пожизненное заключение.

— Ты хочешь выйти на свободу досрочно? — спросил у него Дьюи.

В тусклых глазах Бендикса вспыхнули огоньки надежды:

— Да, господин прокурор.

— О’кей, Джо, мне нужна твоя помощь. Если ты поможешь мне, я помогу тебе. Что скажешь?

Заключенный облизнул внезапно пересохшие губы:

— Я согласен, мистер Дьюи. На все согласен.

1 апреля 1936 года окружной прокурор Манхэттена официально объявил гражданина Чарльза Лючано «врагом общества номер один». Впрочем, Дьюи знал, что Лаки не имеет американского гражданства. Однако по закону формулировка полагалась именно такая.

Уже третий по счету «враг общества» вместе со своей любовницей Гай Орловой сбежал в Хот-Спрингс, штат Арканзас. В этом городе безраздельно господствовала мафия. В каждом баре, ресторане или закусочной были установлены «однорукие бандиты». Игорным бизнесом заправлял Фил Кастел (Дэнди), один из подручных Фрэнка Костелло. Губернатор Футрелл получал двадцать процентов с оборота и обеспечивал гангстерам полнейшую безнаказанность. Здесь Лаки оказался в кругу друзей. Однако вслед за ним в Хот-Спрингс прибыли агенты ФБР с ордером на арест. Но за два дня до этого предусмотрительный Лаки обратился к знакомому комиссару полиции с просьбой арестовать его за незаконное ношение оружия. После ареста его без проволочек отдали под суд.

Судья тоже был «своим». Заявив о недостаточности улик, он отправил дело на доследование, а подсудимого освободил под смехотворный залог в пять тысяч долларов. На том основании, что в отношении Лаки Лючано органы правосудия штата Арканзас возбудили уголовное дело, судья отказался выдать его фэбээровцам до окончания разбирательства. При этом служитель Фемиды затруднился назвать хотя бы примерный срок его окончания. Дьюи пришлось апеллировать в Верховный Суд. Тем временем Высший Совет нанял для защиты своего главы трех лучших нью-йоркских адвокатов: Мозеса Полакоффа, Фрэнсиса Адамса и Джорджа Леви. Немедленно они со своей стороны забросали Верховный Суд жалобами и ходатайствами. Крючкотворство и судебная волокита продолжались целый месяц. Однако победа осталась за Дьюи. Верховный Суд принял решение о выдаче Лаки Лючано властям штата Нью-Йорк. «Враг общества номер один» был арестован и этапирован в нью-йоркскую тюрьму Томбс, где ему вручили обвинительное заключение, насчитывавшее девяносто девять пунктов. Окружной судья Филипп Дж. Маккук определил размер залога в сумме 350 тысяч долларов — рекордная величина по тем временам. После выплаты залога Лаки Лючано освободили до суда. Он вернулся в свои апартаменты в отеле «Ритц». Там его уже ждали члены Высшего Совета. Джонни Торрио не удержался:

— А ведь я говорил тебе, — проворчал он.

— Еще не поздно, — высказался Альберт Анастасиа, — до начала процесса почти две недели. За это время я смогу найти способ убрать Дьюи. Это положит конец всем нашим неприятностям.

Чарли Луканиа, казалось, не возражал. Но тут из своего угла хрипло пробубнил Фрэнк Костелло:

— В Организации есть правило: полицейских, судей и политиков не убивать, что бы ни случилось. Иначе власти могут перекрыть нам кислород. Насколько я знаю, никто этого правила не отменял.

Лаки с видимой неохотой согласился:

— Ты прав, Фрэнки. Мы не будем нарушать наших правил. Никогда.

Анастасиа пожал плечами:

— Как хочешь, Чарли, хотя я считаю, что это неправильно.

— Ты вправе иметь свое мнение, Альберт, — сказал Мейер Лански, — но, слава богу, решаешь не ты.

— Я заплатил адвокатам миллион долларов! За эти деньги они порвут Дьюи, как бумагу, — прорычал Лаки.

— Мы крепко надеемся на это, Чарли, — заверил Фрэнк Костелло.

Судебный процесс над самым опасным преступником Америки начался 13 мая 1936 года. С самого начала это событие вызвало живейший интерес общественности и заняло центральное место в колонках новостей. С девяти часов утра 13 мая автостоянка возле Дворца правосудия оказалась забита дорогими автомобилями. Сто пятьдесят мест в зале суда занимали сотрудники правоохранительных органов и представители местной политической элиты. Журналисты забронировали еще сотню кресел. Остальные места достались богатым снобам, которые пришли на этот процесс, как на шоу — что называется, «на людей посмотреть и себя показать». Этим набитым долларами джентльменам было все равно, на что глазеть, будь то бой за звание чемпиона мира в супертяжелом весе, выступление эстрадной примадонны или суд над известным гангстером. Главное, ради чего они сюда пришли, — быть в числе четырехсот человек из двенадцати миллионов, составлявших в то время население Нью-Йорка. Уже за сорок минут до начала процесса зал был набит битком. Снаружи дежурили репортеры, намеревавшиеся сфотографировать короля гангстеров в момент выхода из тюремной кареты. Возле входа во Дворец правосудия собралась многотысячная толпа зевак, энергично напиравшая на полицейское оцепление.

В десять ноль-ноль в зале появился окружной судья Филипп Дж. Маккук, одетый в длинную черную мантию. В десять пятнадцать ввели обвиняемых. Впереди всех шел Чарли Луканиа, одетый в безукоризненный деловой костюм и начищенные до блеска туфли из крокодиловой кожи. С обеих сторон его конвоировали двое здоровенных фараонов. Один из профсоюзных боссов, находившихся среди публики, сострил по этому поводу: «У нашего Чарли новые телохранители». Следом одного за другим вели «первых лиц» индустрии разврата. Всего их было тринадцать. Однако адвокатов имел только один из них — Чарли Луканиа. Полакофф, Адамс и Леви устроились рядом со своим подзащитным, который даже здесь, в суде, считал нужным подчеркивать свое исключительное положение и поэтому сел отдельно от остальных.

Государственного обвинителя Томаса Дьюи зал встретил бурными аплодисментами. Началась длительная процедура отбора и приведения к присяге двенадцати заседателей. На утверждение состава присяжных ушло полдня[36].

Глаза всех присутствующих устремились на государственного обвинителя, который должен был открыть процесс своей вступительной речью. Чтобы привлечь к себе всеобщее внимание и прежде всего внимание присяжных, Том Дьюи вышел на середину зала.

— Ваша честь! Господа присяжные заседатели! Леди и джентльмены! Без долгих предисловий позвольте мне перейти к сути разбираемого дела. Разумеется, проституция в Нью-Йорке существовала всегда. Это бесспорный факт. Во все времена находились несчастные женщины, волею различных обстоятельств становившиеся на путь падения. Но хочу подчеркнуть, что они шли на это сознательно, без постороннего принуждения.

В Нью-Йорке, как и в любом другом городе Америки, проституция никогда не считалась особенно выгодным бизнесом. Годовой оборот самых фешенебельных борделей на 42-й улице не превышал ста пятидесяти тысяч в год. Я утверждаю, что до 1933 года термин «организованная проституция» вообще не существовал. Прежде всего вошло в обиход понятие «белая рабыня». Его истинное значение гораздо лучше меня разъяснят вам, дамы и господа, свидетели обвинения, которые вскоре предстанут перед вами. Меня же, как прокурора, интересуют исключительно факты, имеющие значение для разбираемого дела.

Далее Дьюи подробно рассказал присяжным о роли Дэвида Бэтилло в создании индустрии разврата, а также о том, что без покровительства Чарльза Луканиа подобное было бы невозможно.

— Что же означает термин «организованная проституция»? Хаотичный, никем не контролируемый рынок разврата становится единой корпоративной структурой. Собственно говоря, зарождается новый вид рэкета — рэкет проституции. Деньги более не остаются в руках содержателей, а идут дальше, в карманы главарей рэкетирской группировки, и еще дальше — к главному боссу Лючано, который осуществлял полный контроль и за рынком разврата, и за рэкетирами. Однако жалкие сто пятьдесят тысяч в год не смогли бы заинтересовать врага общества номер один, Чарльза Лючано. Ему были нужны миллионы. Чтобы выжать из проституток такие деньги, необходимо, во-первых, увеличить их количество и, во-вторых, увеличить поток клиентов. Для выполнения первой задачи были созданы фирмы и агентства по найму, предлагавшие девушкам престижную, высокооплачиваемую работу, а также специальные группы боевиков, приводившие обманутых девушек в повиновение. Публичный дом становился для них тюрьмой. Преступники заставляли девушек круглосуточно заниматься своим ремеслом. Вдумайтесь, дамы и господа, одна девушка принимала в сутки по 15–20 клиентов! И так день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Индустрия разврата в прямом смысле слова разрушала тела и калечила души несчастных. Но это еще не все. Преступники, желая навсегда привязать девушек к этому гнусному бизнесу, насильно вводили им героин путем инъекций. Ваша честь, я хотел бы огласить содержание справки, составленной компетентными специалистами Федерального бюро по борьбе с наркотиками.

Один из помощников спешно подал Дьюи нужную бумагу.

— «Героин является наиболее опасным наркотическим веществом группы опиатов. Формирует у человека непреодолимую физическую и психическую зависимость в самых тяжелых формах. Уровень токсичности в 1000 раз больше морфина. Стойкое привыкание к героину развивается после первой недели регулярного употребления путем инъекций. Длительное (более полугода) его употребление приводит к необратимым последствиям: разрушению печени, значительной потере веса, пороку сердца, гниению вен и артерий. Общий износ, старение организма человека, употребляющего героин, происходит в 25 раз быстрее, чем у здоровых людей. Прекращение приема наркотика хотя бы на сутки влечет за собой абстинентный синдром, при котором возникают жестокие боли, судороги в суставах, галлюцинации. Современная медицина не располагает методикой излечения героиновой наркомании». Как видите, дамы и господа, употребление героина равноценно убийству. Но для этих чудовищ — рука Дьюи вытянулась в сторону обвиняемых — человеческие жизни ничего не значили. Двести пятьдесят публичных домов и семь тысяч женщин эксплуатировал обвиняемый Лючано при посредстве своего подручного Бэтилло. А ведь эти семь тысяч — не просто статистическая цифра, это семь тысяч загубленных жизней! По установленным данным, чистая прибыль индустрии разврата составляла восемнадцать миллионов долларов в год. В заключение хочу подчеркнуть, что все сказанное мною подтвердят восемьдесят свидетелей. Будет доказано, что именно Лючано возглавлял эту чудовищную преступную организацию, а все остальные обвиняемые только выполняли его волю. Благодарю за внимание.

Едва Дьюи успел занять свое место, как адвокат Джордж Леви, в свою очередь, обратился к присяжным. В его голосе было с избытком яда и иронии:

— Все сказанное господином прокурором доказывает только одно — наличие у него богатой фантазии. Ну и, конечно же, непомерного честолюбия. Мистер Дьюи создал себе имидж непобедимого обвинителя и ради его поддержания готов оперировать фактами сомнительного происхождения, к тому же ничего общего не имеющими с содержанием обвинительного заключения. На всякий случай напоминаю, что дешевые потаскухи обвиняют мистера Лючано в том, что он якобы заставлял их заниматься проституцией. Само по себе это просто смешно! Что общего может быть между преуспевающим бизнесменом мистером Лючано и жалкими шлюхами из манхэттенских трущоб? Где они могли встречаться? О чем они могли разговаривать? Господин Дьюи утверждает, что у него 80 свидетелей. Свидетелей чего? Того, что мистер Лючано приходил в публичный дом и заставлял шлюх продавать себя похотливым мужикам? Или того, что мистер Лючано вкалывал шлюхам героин? Господа, но это же абсурд! Мистер Лючано занимается строительным бизнесом, импортом оливкового масла и английских спиртных напитков. Кроме того, он является владельцем двух развлекательных комплексов. Вы представляете, какое количество времени ежедневно уходит на управление этой махиной? Насколько насыщен день делового человека? Господа присяжные заседатели, в законе четко определено, что действительным признаком преступной организации является наличие устойчивых связей между ее членами. Но, простите, мистер Лючано абсолютно не знаком ни с кем из обвиняемых. На чем же основывается утверждение господина прокурора о том, что мистер Лючано имеет отношение к индустрии разврата? Неужели на показаниях сутенеров и проституток? Если это так, то я требую прервать процесс до тех пор, пока обвинение не подберет более чистоплотный свидетельский корпус.

— Вы заявляете ходатайство, господин защитник? — уточнил судья Маккук.

— Да, ваша честь.

— Отказываю. В законе не содержится никаких требований насчет чистоплотности свидетелей. У вас все?

Леви молча поклонился. Маккук ударил молоточком по столу:

— Объявляю начало судебных прений!

Дьюи довольно быстро удалось доказать, что Бэтилло и 12 его сообщников действительно руководили индустрией разврата. Впрочем, здесь никто не чинил ему препятствий. Элленштейн, Балитцер, Уинер и Маркус струхнули и признали себя виновными. Остальные все отрицали, но Дьюи был им не по зубам. Главное сражение разгорелось вокруг Лаки Лючано. Взяв в руки мел, Том Дьюи на время превратился в школьного учителя и стал старательно вычерчивать на доске структурную схему индустрии разврата.

— Организация имела четкую иерархическую структуру, — пояснил он, — общее руководство осуществлял Бэтилло; Фредерико, Ле Торре, Уоркман, Монтана и Беркман составляли нечто вроде совета директоров при главном боссе. В среднее звено входили контролеры секторов — Балитцер, Элленштейн, Уинер, Маркус, Спиллер и прочие. Они непосредственно контактировали с содержателями публичных домов.

— Возможно, все это и было на самом деле, — заметил Джордж Леви, — но при чем же здесь мистер Лючано?

— Лючано обеспечивал неприкосновенность преступной организации, — не колеблясь, ответил Дьюи, — его политические связи служили щитом для нее. Лючано выступал по отношению к Бэтилло таким же рэкетиром, как тот по отношению к содержателям борделей. Вам ведь известно правило преступного мира: кто сильнее, тот и прав.

— Возражаю!

Немедленно вспыхнула жестокая свара. Только когда судья Маккук пригрозил оштрафовать обоих юристов, перебранка стихла. Процесс перешел к следующей стадии — перекрестному допросу свидетелей.

— Обвинение вызывает свидетеля Милдред Харрис! — громогласно объявил Дьюи.

На свидетельскую трибуну поднялась молодая миловидная женщина, одетая в дорогое шелковое платье. Глядя на эту вполне респектабельную даму, никто не подумал бы, что она начинала как проститутка и еще сравнительно недавно каждый вечер сидела в витрине под красным фонарем. После приведения свидетеля к присяге Дьюи приступил к допросу:

— Ваше имя?

— Милдред Этель Харрис.

— Мисс Харрис, знаком ли вам кто-либо из обвиняемых?

— Да. Питер Балитцер — мой муж.

— Вон оно что, — прошипел Лаки Лючано и склонился к уху Леви, — послушай, Джордж, я вспомнил эту суку. Она была проституткой. Окуни ее мордой в дерьмо.

— А чем она занимается сейчас?

— Не знаю.

— Хорошо, мы сейчас это проверим. — Леви вышел из зала.

— Знаком ли вам еще кто-либо из обвиняемых? — продолжал допрос Дьюи.

— Да.

— Кто именно?

— Чарльз Лючано.

— При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

— Я с ним незнакома. Мой муж однажды посетил Лючано в его резиденции в отеле «Ритц».

— Когда, с какой целью, при каких обстоятельствах?

— Это было в сентябре прошлого года. Мой муж решил уйти из преступного мира. Но Бэтилло запретил ему даже думать об этом. Тогда Питер отправился к Лаки Лючано.

— Почему именно к нему? — спросил Дьюи.

— Потому что Лаки Лючано был главным боссом, он мог приказать Бэтилло.

— Возражаю! — заявил Полакофф. — Ваша честь, Питер Балитцер в настоящий момент находится на скамье подсудимых, что как нельзя более ярко иллюстрирует его истинные намерения. Преступления, в которых он замешан, вызывают серьезные сомнения насчет наличия у него хотя бы отдаленных признаков морали. Склонение к употреблению наркотиков! Принуждение несовершеннолетних девушек к занятию проституцией! И вдруг этот подонок прозрел, захотел жить честно и праведно. Я призываю господ присяжных заседателей объективно оценивать факты.

— Ваша честь, — спокойно парировал Дьюи, — в данном случае истинность либо ложность намерений Питера Балитцера не имеет значения, так как он признал свою вину и раскаялся. Показания мисс Харрис позволяют выдвинуть на первый план имя организатора индустрии разврата, поскольку имена основных исполнителей суду уже известны.

— Возражаю! — крикнул было Полакофф, но судья, не дожидаясь новой перепалки, стукнул молоточком:

— Господа юристы, призываю вас к порядку! Я отклоняю протест защиты, но вместе с тем прошу обвинение оперировать только доказанными фактами.

— Обвинение больше не имеет вопросов к свидетелю, — заявил Дьюи.

— Желает ли защита допросить свидетеля?

— Да, ваша честь, — ответил адвокат. В этот момент в зале появился Джордж Леви и попросил разрешения задать свидетелю несколько вопросов.

— Пожалуйста, — ответил судья.

— Мисс Харрис, скажите, чем вы занимались до того, как стали женой Питера Балитцера?

Это был удар ниже пояса. Милдред Харрис занервничала.

— Ну что же, если вы не хотите ответить, я сделаю это за вас. До замужества мисс Харрис была проституткой и под прозвищем Давалка работала в публичном доме Джесси Каплер. Я могу объяснить суду, почему ее так прозвали…

— Возражаю! — поспешно сказал Дьюи. — Ваша честь, это не имеет никакого отношения к существу разбираемого дела.

— Нет, позвольте, — перебил Леви, — господа присяжные заседатели имеют право знать, что, согласно справке департамента полиции Южного округа Манхэттена, в настоящее время госпожа Харрис содержит собственный публичный дом и лично обучает девушек половым актам в извращенной форме.

— А ты-то сам, жидовская харя, разве не любишь полизать у девочек между ног?! — взвизгнула «мамаша» Милдред.

Назревал скандал. Находчивый секретарь суда ударил в гонг, объявляя перерыв.

Вторым свидетелем обвинения оказалась Коки Фло Браун. Увидев эту тучную, безвкусно и кричаще разодетую «мадам», напудренную без меры, Лаки Лючано злобно оскалился. На вопрос Дьюи: «Знаете ли вы кого-либо из обвиняемых?» — Фло ответила:

— Да я всех их знаю.

— Ваша честь, — вмешался Полакофф, — я требую отвода столь недостойного свидетеля. Фло Браун — небезызвестная в Манхэттене «бордель-мама». Она сама активно участвовала в создании индустрии разврата, и место ей не на свидетельской трибуне, а на скамье подсудимых!

«Мадам» Фло за словом в карман не лезла:

— Эй, мистер, тебе неплохо бы сделать обрезание языка!

— Потрясающе! — восхитился сидевший во втором ряду богатый скотопромышленник Джордж Вайнер, немец по происхождению и ярый антисемит. — Браво, Фло! — Он зааплодировал.

Прежде чем секретарь суда успел ударить в гонг, Мозес Полакофф выдал «мамаше» Браун достойный ответ:

— Зачем ты пудришься, Фло? Все равно нельзя понять, где у тебя рожа, а где ж…!

Гонг прервал дальнейшие оскорбления. Разъяренный Дьюи бомбой влетел в свидетельскую комнату. С полсотни проституток и семь «бордель-мам» ожидали своей очереди давать показания.

— Придержите ваши чертовы языки! — потребовал Дьюи. — Не давайте себя провоцировать. Они на это и бьют! Еще один такой срыв — и возможно прекращение процесса. Если это случится, я гарантирую каждой из вас от восьми до пятнадцати лет заслуженного отдыха! Думайте, шевелите мозгами, прежде чем соберетесь что-то сказать. Понятно?

По истечении пяти минут судья разрешил продолжить разбирательство.

— Итак, мисс Браун, — приступил к допросу прокурор, — расскажите суду, когда, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с господином Лючано.

— Это было в октябре 1933 года в Чайна-Тауне. Мистер Лючано собрал тогда всех самых известных «мадам» и объявил, что наши заведения вливаются в Организацию.

— Возражаю! — загремел Полакофф. — Это оговор. Защита неоднократно заявляла о том, что мистер Лючано незнаком ни с кем из этих людей и никогда их ранее не видел.

— Может ли подсудимый Лючано доказать свое утверждение? — строго спросил судья Маккук.

— Ваша честь, согласно статье пятидесятой уголовно-процессуального кодекса штата Нью-Йорк, мистер Лючано не должен и не обязан что-либо доказывать. Все сомнительные моменты, возникающие в ходе рассмотрения дела, трактуются в пользу обвиняемого. Принципом американского правосудия является прежде всего гуманность.

— Принципом правосудия прежде всего является объективность, — встрял Дьюи.

— Ваша честь!

— Господа, ведите себя спокойнее, — рассердился судья. — Может ли свидетель доказать свои утверждения?

— Мы там протоколы не крапали, — проворчала Фло.

Дьюи поспешно вмешался:

— Показания мисс Браун подтвердят другие свидетели.

— Ваша честь, — закричал Полакофф, — это недопустимо! Оскорбляется само понятие правосудия! Все свидетели обвинения — закоренелые преступники, личности в высшей степени аморальные. Я вынужден повторно просить вашу честь об отводе недостойных свидетелей.

— Ваша честь! — взъярился Дьюи. — Если мы, в свою очередь, начнем оценивать личностные качества господ Полакоффа, Леви и Адамса, то, боюсь, можем зайти слишком далеко. Одно лишь то, что господа адвокаты столь рьяно защищают особо опасного преступника Лючано, наводит на некоторые выводы насчет их морального облика.

— Ваша честь, я прошу оградить защиту от оскорблений! Согласно Конституции Соединенных Штатов, каждый гражданин имеет право на защиту своих интересов, в какой бы форме это ни выражалось.

— Ваша честь, обвинение заявляет о попытках защиты воспрепятствовать установлению истины! Моральность либо аморальность свидетелей не имеет абсолютно никакого отношения к существу разбираемого дела. Кроме того, закон разрешает преступникам, добровольно изъявившим согласие сотрудничать с правосудием, переходить из статуса подозреваемых в статус свидетелей.

— Объявляю перерыв, — бросил судья Маккук. Он явно устал от бесконечной грызни обвинения и защиты.

Слушание дела возобновилось через полчаса. Одна за другой на свидетельскую трибуну поднимались содержательницы публичных домов — Дженни Фэктори, Мэгги Рулетт, Люси Иран Тон Тан, Лили Фуэтоз, Дебби Рафаль, Нэнси Петит Мэн, Флавия Ривьер. Все они показали, что именно Лаки Лючано созвал сходку в Чайна-Тауне в октябре 1933 года, во время которой объявил, что берет под свой контроль секс-бизнес в Нью-Йорке. Незавидное положение обвиняемого еще более усугубили свидетельства более чем пятидесяти проституток, которые подробно рассказывали о бесчеловечной эксплуатации, побоях, истязаниях, унижениях, настоящем терроре, развернутом в публичных домах, принадлежащих Организации.

Из показаний Нэнси Прессер:

Вопрос: Ваше имя?

Ответ: Нэнси Прессер.

В.: С какого возраста занимаетесь проституцией?

О.: С тринадцати лет.

В.: Это было ваше собственное решение?

О.: Да.

В.: Вы можете назвать причину такого решения?

О.: Да. Героин. Мне нужно было зарабатывать на дозу.

В.: Почему вы начали употреблять наркотики?

О.: Один красавчик посадил меня на иглу. Помню, его звали Майкл. У него это очень ловко получилось. Через месяц я была на крючке и задолжала ему много денег за героин. Он сказал, что убьет меня, если я с ним не рассчитаюсь. При этом разговоре присутствовал вербовщик Джеймс Руссо.

В.: Кто такой Джеймс Руссо?

О.: Содержатель большого публичного дома в нашем квартале.

В.: Что было дальше?

О.: Вербовщик сказал, что я могу легко заработать много денег. А мне было уже все равно, где их взять, лишь бы уколоться. Потом девчонки рассказали мне, что этот Майкл тоже работал на Руссо и многие из них попали в бордель из-за него.

В.: Вы хотите сказать, что все девушки были наркоманками?

О.: Не все, но многие.

В.: А много ли среди них было ваших ровесниц?

О.: Да, много. У Руссо были специальные клиенты, предпочитавшие 13- и 14-летних девочек.

В.: Сколько клиентов вы обычно принимали за день?

О.: По пятнадцать-двадцать, иногда двадцать пять и больше.

В.: Каждый день?

О.: Каждый день.

В.: Куда же смотрели ваши родители?

О.: Они были безработными и все время пили. Им было не до меня.

В.: О’кей, что дальше?

О.: За два года на игле и от ежечасных трахов я потеряла товарный вид. Руссо продал меня за 100 долларов в индустрию девочек по вызову. Того, что я теперь зарабатывала, едва хватало на дозу.

Из показаний Линды Старр:

В.: Ваше имя?

О: Линда Старр.

В.: Как вы попали в секс-бизнес?

О.: До тридцать четвертого года я жила в маленьком провинциальном городке. Однажды, по-моему, это было в марте, я встретила на улице богато одетую леди. Присмотревшись ко мне, она сказала, что девушка с такой красотой достойна лучшей жизни. Еще она сказала, что работает в модельном агентстве, много ездит по стране и предлагает работу девушкам с подходящей для этого внешностью. Она пообещала мне высокую оплату, красивую жизнь в большом городе и еще сказала, что может устроить мое фото на обложке журнала «Уорлд оф Фэшн».

В.: И вы приняли это предложение?