Глава 18 Король наркобизнеса
Глава 18
Король наркобизнеса
Губернатор Дьюи, отдав распоряжение о депортации Лаки Лючано, сам того не ведая, изобрел отличный способ избавляться от нежелательных на территории США элементов. Вслед за своим экс-королем пинка под зад получили немало его бывших «подданных». В Неаполе появились Щербатый Доминик Петрелли и ранее небезызвестный в Манхэттене наркоторговец Анджело Джанини. Все высланные из Америки гангстеры по привычке группировались около Лючано. Но сам Лаки после кубинской истории предпочел «залечь на дно» и переждать поднятую вокруг его имени шумиху. Однако он по-прежнему держал руку на пульсе событий, ничего не упуская из виду. Он ждал благоприятного момента, чтобы вновь вступить в большую игру. И своего дождался.
В первые послевоенные годы мафия была не единственной силой на Сицилии. До сих пор сицилийцы помнят имя Сальваторе Джулиано. Только он один осмелился бросить открыто вызов дону Кало. Джулиано возглавлял большую, хорошо вооруженную банду, которая орудовала в горах Катании. Он не подчинялся никому. Его любимым занятием было вешать карабинеров и полицейских. Некоторое время американцы носились с идеей отделения Сицилии от Италии и создания на острове сепаратистского государства. Джулиано прочили в диктаторы. Пока американцы поддерживали его, дон Кало не мог ничего предпринять. Однако в конце концов ставка была сделана на мафию. В подчинении Джулиано к тому времени находилось несколько сот боевиков, которые умели только воевать и совершенно не желали разоружаться. Не дожидаясь, пока это сделает мафия, Джулиано решил напасть первым. Буквально в считанные дни стрельба разгорелась по всей Западной Сицилии.
8 июля 1948 года люди Джулиано застрелили главаря мафии Партинико Санте Флореса. Власть дона Кало пошатнулась. Именно тогда Фрэнк Кополла решил, что пришло его время. Он разработал превосходный план ликвидации Джулиано и всех его сторонников, но взамен потребовал разрешения на торговлю героином. Дону Кало пришлось произнести короткую речь:
— Франческо (никаких имен, кроме сицилийских, дон не признавал), мои уши устали слушать про эту мерзость. Можешь торговать, но так, чтобы об этом никто не знал. Если погоришь — помощи от меня не жди.
Обрадованный Кополла позвонил в Неаполь. Трубку сняла любовница Лаки Лючано, известная куртизанка Айджи Лиссонио. Кополла был немногословен:
— Я прошу передать синьору Луканиа, что погода в Палермо очень благоприятная. Вы запомнили?
— Погода в Палермо благоприятная, — повторила Айджи.
Кополла тотчас повесил трубку. Нельзя было дать возможность агентам секретной службы идентифицировать его голос. Лаки предупреждал всех своих друзей, что его телефон прослушивается. Не желая возбуждать подозрений, Лаки остался в Неаполе, а вместо себя отправил на Сицилию Щербатого Петрелли. Фрэнк Кополла встретил его не слишком любезно:
— Для меня было бы очень важно переговорить лично с мистером Лючано.
Петрелли напыжился:
— В данный момент я представляю его интересы. Он не смог приехать, потому что Интерпол следит за каждым его шагом. Любая поездка сопряжена для него с большим риском.
— Понимаю. Дело в том, что времена на Сицилии наконец-то изменились.
— Мистер Лючано осведомлен о благоприятной ситуации, — высокомерно ответил Петрелли.
— Мне необходимо наладить поставки сырья из Турции. Старик разрешил оборудовать лабораторию в моей зоне влияния — здесь, в Партинико. Помимо сырья, я хотел бы воспользоваться услугами квалифицированных специалистов по переработке.
— Не проблема. Сколько процентов составит доля мистера Лючано?
— Пятьдесят.
— Вы имеете возможность самостоятельной доставки и продажи товара?
— Да, но ограниченную.
— В таком случае вам придется забыть о пятидесяти процентах. Мистер Лючано гарантирует доставку на Восточное побережье и продажу от сорока до пятидесяти килограммов порошка ежемесячно. Но его доля должна быть не менее семидесяти процентов.
— Ты спятил, парень? — зарычал Кополла. — Я начинаю это дело и согласен работать только на равных паях.
Переходя на неофициальный язык, Петрелли заметил:
— Без Лаки ты влезешь в огромную кучу дерьма. Только он обладает опытом транспортировки крупных партий товара. Сам ты протянешь недолго, как эти придурки Ла Барбера.
— Их подставили, — угрюмо пробубнил Кополла.
— Ты тоже от этого не застрахован.
— Рискну.
Петрелли вернулся в Неаполь ни с чем.
— Кополла хочет иметь пятьдесят процентов, — рассказал он своему боссу.
— Жадность и недальновидность не доводят до добра, — так отреагировал на это Лаки. Он нашел простое решение — прибрать к рукам источники сырья. Волей-неволей каждый наркоделец будет вынужден обращаться к нему. В августе 1948 года Лаки навестил своих старых друзей в Турции и договорился о приобретении восьмидесяти процентов урожая опиума. Из Америки к нему приехал Мейер Лански с деньгами для оплаты застрявшей на Корсике партии героина.
— Как идут дела на Кубе? — справился Лаки.
— Неплохо. Но вся загвоздка во вкладе. Друзья потеряли много денег из-за той истории. Никто не хочет рисковать. Нам нужно десять миллионов, чтобы завершить строительство пяти новых казино.
— Мы можем получить их за порошок.
С задумчивым видом Лански откинулся на спинку кресла:
— Знаешь, Чарли, я часто вспоминаю старые добрые времена. А сейчас во всем — нестабильность. На Кубе откуда-то появились красные, чертовы повстанцы. Мне даже страшно подумать о том, к чему это может привести. Мы успели вложить в сахарный остров почти сорок миллионов, и надо еще столько же. Не дай бог что-то случится с Батистой… Кое-кто из наших втихаря продает красным оружие, надеется с их помощью переменить власть, чтобы потом получить наши заведения в качестве презента от благодарного кубинского народа. Ты можешь себе это представить?
— Кругом предатели, — согласился Лаки, — и с каждым днем их становится все больше и больше. Нам надо быть очень осторожными, Мейер. Дело с героином я беру в свои руки. Отныне все поставки сырья будут идти через меня. Так и передай Вито, Кармине и всем остальным, кто заинтересован в этом бизнесе.
— О’кей, Чарли. Только тебе и можно это доверить. Когда ты отправишь груз с Корсики?
— Через десять дней ровно.
Лански передал ему чемодан.
— Здесь полтора миллиона.
На этот раз все обошлось благополучно. Сто тридцать килограммов героина пересекли границу Соединенных Штатов. Генри Анслингер знал об этой партии, однако место и время ее прибытия оставалось неизвестно. Статистические данные говорят о том, что усилиями всех правоохранительных органов вместе взятых удается перехватить не более десяти процентов наркотиков от общего количества их контрабандного ввоза. Поэтому понятно, откуда появилась цифра 50 миллионов долларов, которые мафия получила от наркобизнеса в 1948 году.
Эмиссары Вито Дженовезе прибыли в Турцию с опозданием. Практически весь опиум скупил Лаки Лючано. Несмотря на свою давнюю взаимную неприязнь, еще более усугубляемую конкуренцией, Вито и Чарли полюбовно договорились насчет разделения труда в сфере наркобизнеса. Лючано предложил двадцать тысяч за килограмм чистого героина, а Дженовезе было все равно, у кого покупать, если его устраивала цена. Кроме Вито, Лаки заключил соглашения на поставки порошка с представителями Чикаго, Лос-Анджелеса, Филадельфии и ряда других американских городов.
Чтобы организовать производство подобных масштабов и при этом не подставлять себя под удар, Лаки придумал простой, но хитрый трюк. Он тайно встретился с директорами трех крупных химических компаний, которые за взятку в миллиард лир и восемь процентов от прибыли согласились заняться производством героина на своих предприятиях. И фирма «Сакко», и акционерное общество «Сайпон», и парфюмерная компания «Шиапарелли», выпускавшая знаменитые на весь мир духи, имели лицензии на производство химических продуктов и полуфабрикатов. На территориях предприятий были созданы специальные секретные цеха. Подбор персонала, наем специалистов по переработке, охрану и поставки необходимых реактивов взял на себя Лаки Лючано. Три года лаборатории работали, как часы. За это время они произвели около 500 килограммов высококачественного героина. По налаженному маршруту товар вывозился в Америку либо на месте приобретался оптовыми торговцам. Общая стоимость доставленного в Соединенные Штаты наркотика составила 200 миллионов долларов. Но, как это чаще всего бывает, Лаки погорел на контактах. Слишком много разных людей имели с ним дела. Кое-кто из них довольно давно работал на ФБН, а кое-кто попался с поличным итальянской полиции и в обмен на свободу развязывал свой язык. В конце концов преступный сговор был раскрыт.
Операцию проводили карабинеры. Довольно бесцеремонно они ворвались в приемную генерального директора фирмы «Сакко» Анджело Пуццоли. Увидев группу вооруженных людей в пятнистой униформе, секретарша испуганно пискнула. Карабинеры не делали различия между дверью директора крупной фирмы и дверью обыкновенного головореза из трущоб. Они действовали, как привыкли, то есть высаживали двери ногами.
Пуццоли подскочил как ужаленный. На глазах четырех заместителей карабинеры заломили ему руки и защелкнули на кистях «браслеты».
— Что… Что такое?! — возмутился директор. — Кто вам дал право сюда врываться?!
Лейтенант карабинеров молча сунул ему под нос ордер на арест.
— Именем Итальянской республики. Достаточно?
— Я протестую! Я требую адвоката! — орал директор, пока двое здоровенных сержантов под руки вытаскивали его из кабинета. Заместители так и остались стоять с раскрытыми ртами. Тем временем бригада следователей произвела обыск на фабрике. Карабинеры ворвались в «секретный цех», когда работа шла полным ходом. Люди в белых халатах и респираторах делали свое дело спокойно, без суеты. В нос карабинерам ударил едкий запах уксусного ангидрида. Но это не помешало им приемом дзюдо швырнуть на пол каждого преступника и надеть наручники. В один день было арестовано около пятидесяти человек и конфисковано тридцать килограммов героина. Допросы шли всю ночь и половину следующего дня. Директора фирм были богатыми людьми, поэтому к ним применяли методы интеллектуального воздействия. Зато специалистам-химикам здорово досталось. Их «кололи» при помощи пытки, именуемой «бочка».
Раздетого догола преступника крепко привязывали к железному столбу, а на лицо надевали открытую маску для подводного плавания. В нее постепенно вливали ведро морской воды. Пока преступник задыхался, ему сдавливали мошонку и били дубинкой по пяткам. Никто не смог выдержать этого более четырех часов. Все единодушно называли имя Доминика Петрелли. Именно он предложил эту работу.
С директорами пришлось повозиться чуть дольше.
— Синьор Пуццоли, объясните, пожалуйста, каким образом на территории принадлежащей вам фабрики оказалась лаборатория, занимавшаяся производством героина?
— Я об этом ничего не знаю. Никто меня не спрашивал, никто не ставил в известность.
— Простите, — живо возразил следователь, — но на складах вашей фирмы найдено большое количество уксусного ангидрида и некоторых других химических веществ, используемых для получения героина в лабораторных условиях. Подсчеты наших экспертов показывают, что обнаруженных реактивов хватит для производства пятидесяти килограммов наркотика. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Повторяю, мне ничего не известно. Капоретти, — обернулся директор к своему адвокату, — сделайте же что-нибудь! Это недопустимо. Меня хотят впутать в грязное дело. Заявите протест, жалобу, я не знаю!
— Успокойтесь, синьор Пуццоли, успокойтесь, — ответил адвокат, — пока что все законно. Они имеют право задавать вам такого рода вопросы.
— Как я могу быть спокойным! О, господи…
— Господин директор, — перебил его причитания следователь, — сейчас мы в присутствии вашего адвоката проведем очную ставку со старшим лаборатории по производству наркотиков. Он дал показания, что именно вы, лично, предоставили ему помещение.
— Это ложь! — взвизгнул Пуццоли.
— Аналогичные показания, — невозмутимо продолжал следователь, — получены от охранника склада номер четыре, в котором хранились реактивы. Имеются показания и других свидетелей. Пожалуйста, читайте.
Ознакомившись с содержанием протоколов, директор побледнел. Адвокат прочел и озабоченно покачал головой:
— Итак, синьор Пуццоли, вы находитесь перед выбором — либо провести остаток жизни в тюрьме, либо облегчить свою участь путем чистосердечного признания.
Пуццоли схватился за сердце:
— Я плохо себя чувствую. Я не могу говорить. Капоретти, заявите, что я болен! Мне плохо.
— Сейчас мы проведем судебно-медицинскую экспертизу на предмет выяснения истинного состояния вашего здоровья, — безжалостно засмеялся следователь, — но если вы симулируете, вам придется отвечать за дачу ложных показаний. Это помимо торговли наркотиками.
— Протестую, — заявил адвокат, — мой клиент имеет право на медицинскую помощь. Я требую прекратить допрос и отправить синьора Пуццоли в больницу.
— Конечно, конечно. Я не возражаю. Только в клинике его заодно осмотрят и наши полицейские врачи. Надеюсь, синьор адвокат, вы не усматриваете в этом нарушение закона?
Прижатый к стене, Пуццоли согласился говорить и назвал имя Лаки Лючано. Подобным образом удалось «расколоть» остальных директоров.
Щербатый Петрелли был арестован в публичном доме. Карабинеры не удержались от улыбок, когда застали его в номере без штанов. Можно сказать, что «старина Дом» в свои пятьдесят с лишним лет был полон сил и молодого задора. К известию о своем аресте он отнесся совершенно спокойно, так как его арестовывали более шестидесяти раз. Не теряя чувства юмора, он попросил карабинеров:
— Слушайте, ребята, может, подождете за дверью пять минут, а? Мне тут надо срочно закончить одно дело.
Щербатый подмигнул и шлепнул по заднице лежавшую рядом с ним недовольную проститутку. Карабинеры засмеялись, но руководивший группой лейтенант пригрозил:
— Даю тебе пятнадцать секунд на сборы. Если за это время не оденешься, потащим тебя через весь город голозадым.
Ворча, Петрелли стал натягивать свой костюм:
— Жлобы… Чертовы легаши… Везде одинаково тупые, в любой стране. Человеку в тюрьму идти, когда еще девочку придется пощупать — это понимать надо!
На допросах Щербатый все отрицал. Когда его придавили показаниями двадцати свидетелей, он сломался и предложил свои услуги в качестве осведомителя.
— Я знаю много пушеров по обе стороны океана, — рассказывал Петрелли, — они меня тоже знают и верят мне. Я могу спокойно подойти к ним с магнитофоном в кармане и записать любой интересующий вас разговор. Сообщите обо мне в Америку, мистеру Анслингеру. Мы с ним старые друзья. Думаю, он захочет иметь со мной дело.
Но едва следователи начинали задавать вопросы насчет Лаки Лючано, как Щербатый моментально замыкался в себе. Его показания позволили вскрыть сеть розничных торговцев, но вытянуть из него имя организатора героиновой аферы не удалось. До особого распоряжения Петрелли заперли в специальную тюрьму для «расколовшихся», которую преступный мир именовал «крысятником».
Опираясь на показания трех директоров, итальянские власти сделали попытку привлечь Лаки Лючано к ответственности за организацию особо опасного преступного предприятия. Но взять его было не так-то просто. Лаки внес залог в размере двухсот миллионов лир и до суда вернулся в свою комфортабельную квартиру на виа Тассо. Он нанял одного из самых дорогостоящих адвокатов в Италии, но, кроме законных, прибегнул и к другим методам защиты.
Перед началом процесса в свидетельскую комнату вошел неизвестный полицейский.
— Слушайте меня внимательно, крысы, — процедил он, буравя свидетелей глазами, — я передаю вам слова синьора Луканиа. На процессе вы должны держать свои пасти на крепком замке, тогда ваши жены и дети останутся живы.
Ошеломленные свидетели молчали. Только Пуццоли нашел в себе силы спросить:
— Наши семьи… Где они? Скажите, сеньор, умоляю, что с ними?
— Они в надежном месте. С ними ничего не случится, если вы окажете небольшую услугу синьору Луканиа, — полицейский злобно усмехнулся, — только не надо делать вид, что вы не знали простую истину: нельзя безнаказанно клеветать на такого уважаемого человека. Я предупредил. Решайте.
Это был безошибочный ход. На юге Италии, как нигде в мире, почитается культ СЕМЬИ. Кровные, родственные узы возведены в ранг священных. Любой мужчина, не задумываясь, пойдет на все, лишь бы отвести угрозу от своих родных и близких.
Никто не мог понять, почему свидетели обвинения внезапно замолчали. Разгром довершил профессиональный адвокат:
— Господин судья, я прошу вас вспомнить известкую притчу о великом арабском поэте Хафизе, которой более девятисот лет. Веселый бродяга и эпикуреец Хафиз был избит толпой на багдадском базаре за насмешливый отзыв о собственных же стихах. «О мое славное имя! — воскликнул он. — Раньше ты принадлежало мне, но теперь, наоборот, я принадлежу тебе. Меня избили во имя несравненного Хафиза, теперь не хватает только, чтобы во имя Хафиза меня повесили!» Нечто подобное произошло сегодня с синьором Луканиа, которого я имею честь защищать. Вокруг его имени создано необычайно стойкое предубеждение, хотя в ходе разбирательства дела суду не было предъявлено ни единого доказательства причастности моего подзащитного к торговле наркотиками. Синьор Луканиа сполна заплатил по счету, предъявленному правосудием Соединенных Штатов. Он ведет добропорядочный образ жизни и не участвует ни в каких незаконных деяниях. Для меня остается загадкой причина, по которой правоохранительные органы продолжают преследовать синьора Луканиа и фабриковать против него уголовные дела. Однако предвзятое мнение блюстителей порядка не имеет значения для разбирательского дела. Суд прежде всего интересуют факты, а они отсутствуют. Ваша честь, я требую оправдания моего подзащитного, поскольку его действия не содержат состава преступления!
Лаки вышел из зала суда свободным человеком. Но свидетели, провалившие процесс, так легко не отделались. Напрасно они молили прокурора о снисхождении и оправдывали свое молчание нависшей над их семьями опасностью.
— Сделайте официальное заявление о похищении, — требовал прокурор, — укажите имя Луканиа как организатора.
— Ваша милость, мы не можем этого сделать. Наши семьи никто не защитит!
— Мы позаботимся об охране.
— Ваша милость, вы сами знаете, что такое мафия. Рано или поздно нас всех убьют. Они не знают пощады и не забывают нанесенных обид.
— Ничего, после первых пяти лет в тюрьме вы запоете по-другому, — пообещал прокурор.
Директора химических компаний были отданы под суд. Их приговорили к пятидесяти годам лишения свободы. Теперь избавить их от тюрьмы могла только смерть. Но ни один не решился дать показания против Лаки Лючано.
Свидетельств арестованных наркодельцов оказалось достаточно, чтобы прикрыть «турецкий маршрут». Итальянская полиция провела крупномасштабную спецоперацию совместно с правоохранительными органами Франции и Турции. Вся верхушка Союза корсиканцев и около двухсот больших и малых контрабандистов оказались за решеткой. Кроме того, турецкая армия провела зачистку в «опиумном поясе» на северо-востоке страны. Более трех четвертей всех маковых плантаций были выжжены и засыпаны зернистой солью. Почва в этих местах уже ни на что не годилась.
Лаки Лючано не мог смириться со своим выходом из игры. Деньги не должны лежать мертвым грузом в швейцарских банках, они должны делать новые деньги. Все было достаточно просто: если больше нельзя покупать опиум в Турции, значит, его надо купить в другом месте. Лаки знал, где. В Гонконге!
Диаспоры этнических китайцев рассеяны по всему миру. Еще в девятнадцатом веке торговля опиумом была широко распространена в любой точке земного шара, где основывали свою колонию иммигранты из Поднебесной империи. Так называемые «опиумокурильни» располагались в каждом китайском квартале. Опиумный бизнес издавна считался прерогативой «желтых». Однако в девятнадцатом веке на смену растительным наркотикам пришли синтетические, и китайцы с тем же успехом занялись производством и распространением героина. По мере роста спроса на белый порошок происходило последовательное увеличение посевных площадей опийного мака. Сянганская мафия — триада — избрала наркобизнес своей главной сферой деятельности. Еще в двадцатых годах были налажены прочные деловые связи с основным потребителем героина — Соединенными Штатами. Вторая мировая война и двухлетняя японская оккупация Гонконга привели к долговременному разрыву контактов с западными партнерами. Однако в послевоенные годы произошли два события чрезвычайной важности. Первое: гражданская война в Китае закончилась поражением сторонников Гоминьдана, и генералы вроде Ли Вен Гуана нашли себе занятие в виде торговли героином. Остатки гоминьдановской армии взяли под охрану маковые плантации. Второе: в связи с ликвидацией турецкого маршрута возникла необходимость проложить новый — вернее, восстановить старый маршрут Гонконга. Этим и решил заняться Лаки Лючано.
В июле 1951 года он вылетел в Гонконг и на таможне предъявил итальянский паспорт на имя Сальваторе Луканиа. В аэропорту Лаки ждали люди главаря местной триады. На встречу с гостем из Италии собрались все самые крупные наркодельцы. Местом сходки стал фешенебельный отель «Небесная империя» в аристократическом районе Ванхой. Китайцы известны своей строгой иерархичностью, поэтому из всех присутствовавших правом ведения переговоров обладали только трое — босс местной триады Лой May, опиумный король Кхун Са и бывший генерал Мо Хейн. Все они отлично владели английским языком. Диалог главным образом разворачивался между Лаки и Кхун Са, поскольку он контролировал источники сырья. Коренастый, необычно широколицый для китайца, с аккуратной прилизанной прической, опиумный король больше смахивал на респектабельного банковского служащего.
— Какой урожай ожидается в этом сезоне? — прежде всего спросил Лаки.
Кхун Са вежливо улыбнулся:
— Около шестисот тонн сырого опиума.
— Мистер Луканиа, — вступил в разговор Лой May, — нам известно, что в свете последних, весьма прискорбных, событий производство товара является для вас большой проблемой. Мы готовы взять это на себя.
— Мы разместим лаборатории в горах, где нам никто не будет мешать. Любые случайности здесь исключаются — мы полностью контролируем ситуацию, — добавил Кхун Са.
— Также мы можем организовать надежную доставку товара в Америку, — предложил Лой May.
Лаки отказался.
— Транспортировкой я займусь сам. Назовите цену, господа.
— Из Гонконга будет — семь тысяч за килограмм. Лучших условий вы нигде не найдете.
— Да, пожалуй. Я гарантирую покупку пятидесяти килограммов ежемесячно. Естественно, по мере увеличения спроса объемы закупок будут соответственно возрастать. Думаю лет через пять достигнуть трех-четырех тысяч килограммов в год.
— Мистер Луканиа, — взял слово генерал Мо Хейн, — я хотел бы посвятить вас в некоторые наши планы на будущее. Часть денег, которые мы заработаем в результате совместного бизнеса, пойдут на создание независимого Шанского государства. Его территорией станет плато на стыке границ Бирмы, Таиланда и Лаоса, где расположены все наши опийные плантации. Таким образом мы предполагаем обеспечить неприкосновенность основных сырьевых баз. Сейчас мы формируем собственную армию, задачей которой будет не только охрана плантаций, но и нанесение контрудара в случае вторжения правительственных войск какой-нибудь из сопредельных стран. Вы понимаете, мистер Луканиа? Графически Шанское плато можно представить в виде треугольника. Это будет золотой треугольник, который, я уверен, принесет миллиардные доходы[47]. Как видите, мы серьезные люди. Нас не страшит даже самое сильное правительственное давление. Отстаивая наши и ваши интересы, мы можем развернуть в джунглях настоящую войну. У нас есть все, вплоть до артиллерии.
— Я все же надеюсь, что до этого не дойдет, — улыбнулся Лаки. — Господа, через неделю у меня состоится встреча с американскими друзьями. Мы обсудим ваши предложения.
…Что плохо для Лаки Лючано, то хорошо для Вито Дженовезе. Крах турецкого маршрута на время выбил сицилийца с черного рынка. Вито предоставился хороший шанс монополизировать наркобизнес. Именно Дженовезе сумел в короткие сроки наладить поставки знаменитого коричневого героина из Мексики. Амбиции честолюбивого мафиозо быстро росли. Обладая большими деньгами, он жаждал большой власти. Аналогичные замыслы будоражили воображение Альберта Анастасиа. В 1951 году ему исполнилось пятьдесят шесть, но в иерархии организации он все еще считался второстепенным человеком. Всю жизнь ему приходилось кому-нибудь подчиняться. Это было несправедливо. Анастасиа совершенно не устраивала должность «капо» в семействе Мангано. Кроме выбивания долгов, он работал по своей старой специальности — заказным убийствам. Имея в подчинении банду профессиональных киллеров, созданную по образцу «Корпорации убийств», Анастасиа решился на захват власти в семье.
Братья Винченцо и Филипп Мангано получили благословение дона Джузеппе Бальзамо на управление семьей в далеком 1924 году. Их полномочия подтвердил дон Сальваторе Маранцано во время коронации в Пэлхем-Бей в 1931 году. Никогда никто не оспаривал их главенства, поэтому оба брата шлялись по городу без охраны. Действительно, чего им было бояться, ведь всюду были только друзья. Альберт Анастасиа не преминул этим воспользоваться.
Подобно многим гангстерам, Филипп Мангано любил азартную игру. Конечно, открыто играть в Нью-Йорке закон запрещал, но существует много способов обойти непопулярный запрет. Игорные притоны и букмекерские конторы скрывались в задних комнатах баров или в подсобных помещениях супермаркетов. Настоящей страстью Фила Мангано были скачки, и практически каждый день он посещал букмекерскую точку в обувном магазине на Саккет-стрит в Бруклине. 18 апреля 1951 года Фил, как обычно, просматривал программу забегов. В нынешнем сезоне фаворитом был Вихрь, чистопородный английский скакун. Он выиграл три чемпионата подряд. Достойных соперников пока что не было, поэтому Фил без особых колебаний принял решение.
Букмекер по кличке Рики Одноглазый принимал ставки в маленькой комнатке для обслуживающего персонала. Мусоля во рту потухшую сигару, он старательно вносил зарегистрированные номера в толстый гроссбух.
— Привет, Рики, как поживаешь? — бросил Фил Мангано. Обезображенное шрамами лицо букмекера расплылось в слащавой улыбке.
— Времена нынче спокойные, поэтому надеюсь дожить до Рождества.
— Каким я буду по счету?
Одноглазый сверился с книгой:
— Номер семьдесят девять.
— Нечет — это плохо, — заметил Мангано и достал бумажник, — два куска на Вихря.
— Сию минуту, — букмекер заскрипел старомодным пером.
— Какие на него ставки?
Не отрываясь от работы, Одноглазый сказал:
— Сейчас три к одному. К полудню, я думаю, будет семь к одному. Чертова кляча способна обогнать метеор.
— Да, Вихрь недаром жрет свой овес. Что и говорить! Этот парень, его хозяин, к концу сезона станет миллионером.
— Кто может знать, мистер Мангано? — глубокомысленно заметил букмекер. — До конца сезона еще дожить надо. Я имею в виду лошадку. Как бы с ней не произошел несчастный случай. Слишком уж она резвая, себе же во вред.
В комнату заглянул Джо Флорино, парень из банд Анастасиа.
— Господа, вход только по одному, — предупреди. Одноглазый.
— Заткнись, — бросил Джо, — мистер Мангано, меня к вам неотложное дело.
Получив квитанцию, Фил вышел в коридор.
— Меня прислал Альберт. Он ждет вас на углу Юнион-стрит возле столба с часами.
— Зачем? Что случилось?
— Я не знаю. Меня просили только передать это.
Мангано отправился к перекрестку с Юнион-стрит.
Под часами стоял неприметный черный «Паккард». Анастасиа распахнул заднюю дверцу:
— Садись, Фил.
Забравшись в салон, Мангано спросил:
— В чем дело?
Анастасиа сидел спереди. Рядом с Мангано на заднем сиденье был смуглый, узкоплечий убийца с набриолиненной прической. Кажется, его звали Карлеотти. За всю дорогу он не проронил ни слова.
— Куда мы едем?
Анастасиа, казалось, колебался, прежде чем ответить:
— Фил, мне неприятно говорить тебе это… Похоже, в семье завелся предатель. Только что мне позвонил один парень, сказал, что готовится заговор и тебя хотят убрать.
— Кто? — ледяным голосом спросил Мангано.
— Я не знаю. Такие разговоры нельзя вести по телефону. Все, что я сделал, так это договорился о встрече. Сам понимаешь, не мое это дело. Ты должен послушать, что он скажет, и принять правильное решение.
— Где этот тип?
— Он ждет нас на Берген-Бич.
Пока Филипп Мангано терялся в догадках, «Паккард» выехал за черту жилых массивов Бруклина. Берген-Бич был пустынным заболоченным местом, где редко появлялись люди. Близость моря ощущалась в воздухе по какому-то сырому йодистому запаху. Мангано вышел из машины и осмотрелся. Кругом песок и заросли камыша. Нехорошее место. Когда Карлеотти вытащил пистолет, Филипп Мангано повернулся к Анастасиа и злобно процедил сквозь зубы:
— Ну ты и сукин сын!
Тот невозмутимо пожал плечами:
— Я не виню тебя за эмоции, Фил. Это естественно. Так же, как то, что старики уходят, а их место занимают молодые. Так было всегда и так будет.
— Ничего, Винченцо устроит разбор. Тебя порежут на куски, как свинью.
— Вот тут ты ошибаешься, Фил, — Анастасиа сунул в рот сигарету и прикурил от золотой зажигалки, — даже если все водолазы этой страны разом нырнут на Дно Гудзонова залива, твоего братца им ни за что не найти.
Филипп Мангано пошатнулся.
— Не держи на меня зла. Ты же понимаешь, это деловая мера. — Анастасиа отвернулся.
— Будь ты проклят, скотина! — бешено заорал Мангано.
Карлеотти прицелился. Он выстрелил три раза, хотя вполне хватило бы одной пули. Труп Филиппа Мангано обнаружили на следующий день около десяти часов утра. Коронер, проводивший осмотр тела, невольно поморщился: пули 45-го калибра вдребезги разнесли голову мертвеца. Застывшие брызги мозга валялись в радиусе пяти футов. Глаз у трупа не было: их успели выклевать вороны.
Лейтенант О’Брайен, начальник отдела по расследованию убийств в 32-м округе, первым делом решил поговорить с братом погибшего Филиппа Мангано — Винченцо. По неофициальной оперативной информации, Винс Мангано возглавлял одно из пяти семейств мафии в Нью-Йорке, и лейтенант мог твердо рассчитывать на упоминание своего имени в газетах. Возможно, думал О’Брайен, расследование этого убийства привлечет внимание общественности. Тщательно почистив мундир, лейтенант отправился в пригородный район Йонкерс, где размещалась резиденция братьев Мангано. В послевоенные годы среди гангстеров пошла мода на приобретение недвижимости в пригородах. Особняк в таком районе, как Йонкерс, считался символом преуспевания. О’Брайену пришлось припугнуть охранников арестом за сопротивление властям, прежде чем его пустили в дом. Жена Винса Мангано встретила полицейского далеко не любезно.
— Миссис Мангано, я лейтенант О’Брайен, — он показал удостоверение, — мне необходимо срочно поговорить с вашим мужем.
— Его нет дома, — сухо ответила женщина.
— Вы не могли бы сказать, где его можно найти?
— У вас есть ордер на арест?
— Нет, но…
— В таком случае я больше не скажу ни слова, — отрезала женщина и повернулась к полицейскому спиной.
— Минутку, — быстро сказал О’Брайен, — боюсь, вам все-таки придется ответить на мой вопрос.
— Не раньше, чем здесь будет мой адвокат.
Лейтенант не обратил внимания на этот выпад:
— Дело в том, что полтора часа назад мои подчиненные обнаружили на Берген-Бич тело Филиппа Мангано.
— Что?! — Маска равнодушия мгновенно исчезла с лица женщины. — А…
— Он убит.
— Как… убит?
— Тремя выстрелами в голову, — бодро ответил О’Брайен, — так где ваш муж, миссис Мангано?
В ее глазах лейтенант без труда прочел выражение тревоги.
— Вчера он поехал в клуб демократической партии на Клинтон-стрит.
— И до сих пор его нет?
— Да.
— Припомните, в котором часу он уехал?
— Н-ну… Около десяти утра.
— О’кей, спасибо.
В клубе демократов Винченцо Мангано не оказалось. Лейтенант просмотрел книгу записи посетителей, но имени Мангано там не нашел. Ни дома, в Йонкерсе, ни в клубе на Клинтон-стрит Винс не появлялся все последующие дни. Стало ясно, что он разделил судьбу брата — с тем лишь отличием, что его тело так и не было найдено. Без всякой надежды на успех лейтенант О’Брайен принялся допрашивать нью-йоркских авторитетов. Он понимал, что таким способом убийство раскрыть нельзя. Смысл этой комедии заключался в том, чтобы продемонстрировать общественности результативность и оперативность работы правоохранительных органов. Рядовой налогоплательщик должен быть уверен в своей защищенности!
— Как вы думаете, кому была выгодна смерть Филиппа Мангано? — спросил О’Брайен у Альберта Анастасиа. Тот скорбно покачал головой:
— Не знаю… Не могу в это поверить… Я знал Фила и Винса очень близко. Мы были друзьями тридцать лет. Я любил их как братьев… Вы спрашиваете, кто убил Филиппа? Он был в дружбе со всеми. Я не знаю никого, кто мог бы убить такого замечательного человека.
Зато Джо Адонис на допросе предложил собственную версию:
— В газетах, кажется, писали, что Фила нашли без штанов? Я думаю, он наставил кому-то рога и его убили на почве ревности.
Лейтенант О’Брайен сообщил представителям прессы, что напал на след, после чего отправился к своему капитану и получил разрешение сдать дело в архив, как не имеющее перспективы раскрытия. Офицеры, работавшие в архивном управлении, остроумно прозвали сектор хранения нераскрытых дел об убийствах «братской могилой».
Пятнадцать капо семьи Мангано собрались в закрытом клубе на Коламбиа-стрит. Стулья главы семьи и консильере пустовали. По праву старшинства сходкой руководил Анастасиа.
— Цель собрания, — сказал он, — избрать нового дона и советника. Винс и Фил погибли. Что поделать, все умирают — кто-то раньше, кто-то позже. Мы найдем убийц и накажем их, как того требуют правила нашей Организации. Но семья не должна оставаться без отца. Кто хочет сказать слово?
Капо смекнули, что Анастасиа лепит горбатого. Некоторые знали причину убийства и имя организатора. Но за спиной Анастасиа была сила. Ни один капо не имел такой армии убийц и не мог шагнуть к власти через его труп. Выход был только один.
— Я выдвигаю Альберта Анастасиа, — первым высказался Тони Фиала по прозвищу Барракуда. Остальные четырнадцать капо поспешили присоединиться к нему, ибо промедление означало смерть. Место советника занял верный сторонник Анастасиа Джо Флорино.
Фрэнк Костелло встретился с новым главой семейства Мангано в номере отеля «Уолдорф-Астория». Изрядно одряхлевший, согнутый годами, дипломат мафии номинально возглавлял Высший Совет преступного синдиката. Положения «numero ипо» он достиг благодаря всеобщему уважению, а не силе. С появлением таких фигур, как Дженовезе и Анастасиа, власть Костелло неминуемо должна была пойти на убыль. Многие боссы понимали это.
— Один бог знает, как я устал от крови, — со вздохом произнес Костелло, — все идет к тому, что скоро мы перебьем друг друга. Винченцо и Филипп были настоящими людьми чести. Они никому не делали зла. Их смерть ничем нельзя оправдать.
— Да брось, Фрэнки. Кому какое дело? Разве кто-то обратился к тебе и потребовал созвать Comissione?
— Пока нет.
— И не потребуют, уж будь уверен.
— По нашим правилам, я должен провести разбор, не дожидаясь напоминания об этом.
— Семья Мангано сама во всем разберется. Даю слово.
Костелло молчал.
— Мы ведь давние друзья, Фрэнки. Подумай, только я могу помочь тебе против Вито Дженовезе.
— Что за страшные времена, — обреченно пробормотал старый босс, — никому нельзя верить. Ведь я мешаю не только Дженовезе.
Анастасиа отпрянул как от пощечины:
— Фрэнк, как ты можешь думать обо мне такое?
— Делай, что хочешь, Альберт. Винса и Фила все равно уже не вернуть.
— Спасибо, Фрэнки. Я твой должник.
Костелло, казалось, не слышал его. Он ушел в себя.
Торжествующий Анастасиа тихо выскользнул из номера.
Вито Дженовезе усиленно интриговал против Уилла Моретти. Он ни разу в жизни не играл в шахматы, но интуитивно действовал, как хороший гроссмейстер, очищая поле от вражеских фигур и двигая на их место свои. Старинный друг Костелло, Уилл Моретти возглавлял мафию в Нью-Джерси. Его поддержка существенно усиливала власть главы Высшего Совета. Однако в последние годы Моретти сильно сдал. Как некогда Аль Капоне, он заразился сифилисом. Болезнь еще не достигла критической стадии, но временами Моретти не отдавал отчета в своих словах, что было очень опасно. Костелло распорядился упрятать его в бедлам, под надзор нанятых мафией докторов. Тем не менее губернатор Дьюи выдернул теряющего рассудок гангстера из сумасшедшего дома и заставил его предстать перед комиссией сенатора Кефовера. Никто не смог воспрепятствовать этому. Поскольку в любой момент у Моретти могла поехать крыша, на допросе присутствовали лечащий врач со шприцем наготове и здоровенный санитар. Сенатор Кефовер рассчитывал, что больной рано или поздно сболтнет лишнее, надо только как следует его запутать. Для допроса Моретти он назначил трех следователей. Напрасно нанятые Высшим Советом адвокаты, требовали запретить допрос психически невменяемого человека. Моретти все же пропустили через «конвейер». Хотя он никого не выдал, но, на взгляд Вито Дженовезе, внимательно прочитавшего протоколы, наплел много лишнего. Следователи тоже чувствовали слабость Моретти. На втором допросе он сказал еще больше. Кроме того, ему льстило внимание журналистов. Он радовался, встречая свое имя на страницах газет, и понемногу в нем просыпалось тщеславие. Вот тут-то Вито Дженовезе потребовал собрать Высший Совет.
— Мы все можем погореть из-за этого психа! — кричал он, потрясая копиями протоколов. — Чем меньше мозгов становится у него в голове, тем длиннее его чертов язык. Мало того, наш чокнутый Уилли решил заделаться фотомоделью. Его рожу щелкают все кому не лень, а он только радуется.
— Вито прав, — высказался Томми Луччезе. К нему присоединились Бонанно и Профачи. Костелло отмалчивался. Он хорошо понимал, что Моретти не спасти.
— Предлагаю убрать придурка! — бросил Дженовезе. Никто против этого не возражал.
— Какая из семей возьмет на себя чистку? — задал вопрос Костелло. Со своего места поднялся Стролло, советник дона Вито.
— Семья Дженовезе, — объявил он. На лице Костелло мелькнула легкая усмешка:
— Я так и думал. Теперь надо решить, кто возглавит семью в Нью-Джерси?
— Выдвигаю Кармине Таланте, — твердо произнес Дженовезе. Он был спокоен, потому что предварительно договорился с донами трех семейств. Костелло и Анастасиа остались в одиночестве.
— Выдвигаю Фрэнка Скализе, — сказал глава семейства Мангано. Но Луччезе, Боннано и Профачи поддержали кандидатуру Таланте. Партия осталась за Вито Дженовезе.
Утром 4 октября 1951 года главный врач доктор Мидлоу сообщил Уиллу Моретти, что режим лечения решено изменить со стационарного на домашний.
— Вам будет полезна перемена обстановки, — объяснил док, — в кругу семьи и друзей вы почувствуете себя гораздо лучше.
Свое возвращение домой Моретти решил отпраздновать в любимом ресторане «Лидо», который располагался в облюбованном гангстерами пригородном районе Парк Клифсайд. Интересно, что владельцем этого заведения был «солдат» семьи Дженовезе Джо Валачи, будущий всемирно известный разоблачитель мафии. Моретти появился в ресторане около двенадцати дня и заказал хороший ленч. В это время посетителей было немного — двое почтенных итальянцев сидели за столиком возле окна и о чем-то тихо беседовали. Заказ принимал лично Валачи.
— Соблаговолите подождать пять минут, мистер Моретти. А пока не желаете ли кофе и свежую газету?
— О’кей, Джо, я подожду.
Вместо кухни Валачи направился в свой кабинет, снял телефонную трубку и набрал номер. Дождавшись ответа, произнес только два слова:
— Он здесь.
Прежде чем выйти в туалет, Валачи заглянул в зал. Уилл Моретти увлеченно читал «Кроникл», где на первой странице красовалась его фотография.
— Анджело, я тут схожу по-маленькому, — предупредил повара Валачи.
Моретти настолько увлекся, что не заметил троих мужчин, внезапно появившихся в зале. Они были одеты совершенно одинаково: в серые плащи и черные шляпы. Глаза убийц скрывали большие солнцезащитные очки. Все произошло очень быстро. Приблизившись к Моретти на дистанцию десять футов, киллеры открыли огонь из пистолетов 38-го калибра. Град пуль изрешетил его тело. Брызги крови взлетели даже на потолок. Вместе со стулом Моретти опрокинулся на пол. В него попало двенадцать пуль. Вслед за убийцами из ресторана выскользнули двое стариков-итальянцев. Они прожили на свете немало лет и хорошо знали суровый закон родной земли: свидетели своей смертью не умирают. Мафию в Нью-Джерси возглавил Кармине Таланте, давний партнер Вито Дженовезе в наркобизнесе.
Издалека Лаки Лючано внимательно наблюдал за событиями в Нью-Йорке. Об убийстве Моретти сообщил ему пожаловавший в гости Мейер Лански.
— Анастасиа и Дженовезе дерутся за власть. Остальные стоят в стороне и ждут, кого из этих двоих первым вынесут вперед ногами.
— И ты тоже, Мейер?
— А зачем мне все это? — вопросом на вопрос ответил Лански. — У меня хватает забот в Гаване и в Лас-Вегасе. Деньги, которые я зарабатываю, определяют уровень моего личного влияния на дела Организации. Мне не нужно никого убивать, чтобы со мной считались.
Лаки засмеялся:
— Вот поэтому я предпочитаю иметь дело с тобой. Никто из этих мясников долго не протянет. Ты переживешь их всех.
— Знаешь, Чарли, чего я хочу? Чтобы ты вернулся в Штаты и снова взял Организацию в свои руки. Тогда будет стабильность, которой сейчас так не хватает.
— Время для этого еще не пришло…
Лаки замолчал, отдавшись теплому, но одновременно давящему на сердце чувству ностальгии. Лански тактично отвел глаза.
— Несмотря на то что Вито поставил своего человека в Нью-Джерси, особых преимуществ это ему не дает. Реальная власть у Анастасиа, которому Костелло нужен только как ширма, — загнав воспоминания об Америке куда-то далеко в лабиринты своего мозга, Лаки переключился на дела насущные.
— Я думаю, первым от этой грызни пострадает именно Костелло. Он мешает Дженовезе и скоро станет поперек горла Анастасиа, — заметил Лански.
— Ничего. Не надо им мешать. Пусть грызутся. Кстати, Мейер, я хочу через тебя передать пару слов для Вито.
— Конечно, Чарли, о чем речь.
— Мои друзья из полиции предупредили меня, что Джанини и Петрелли работают на Бюро по борьбе с наркотиками. Скажи о этом Вито. Скоро их выпустят из местного «крысятника» и отправят обратно в Штаты. Передай, что разговаривать с ними о делах нельзя — могут иметь при себе «клопа».
Лански удивился:
— С чего вдруг ты решил спасать задницу Вито?
— Это моя стратегия, — объяснил Лючано, — сейчас Вито делает в Штатах мою работу. Поэтому я должен дать ему возможность погулять на свободе еще немного. Пусть наворочает гору трупов и завалит страну героином. Ты же знаешь, Анслингер объявил меня наркодельцом номер один. Когда Вито окончательно зарвется, всех собак станут вешать на него. А я буду чист и, пожалуй, смогу вернуться. Кто убивает? Дженовезе! Кто продает наркотики? Снова Дженовезе! Помнишь, как было с этими парнями из Чикаго — их, кажется, звали Рикка и Джонкана? Их выслали, но героина на улицах меньше не стало. Через год они смогли добиться отмены решения о высылке.
Лаки усмехнулся:
— И сейчас опять торгуют героином.
Мейер Лански привез с собой два миллиона долларов на приобретение огромной партии белого порошка. Лючано объявил ему условия китайцев. Затем боссы приступили к обсуждению способа доставки в Америку первых ста килограммов товара.
Еще в 1942 году Анджело Джанини первый раз попался на торговле наркотиками. Агенты ФБН взяли его с поличным, и суд без колебаний вынес приговор: десять лет лишения свободы. В тюрьме Джанини пришлось несладко, поэтому люди Анслингера легко завербовали его. Он вышел на свободу, вновь занялся своим прежним ремеслом и время от времени поставлял в ФБН информацию. В виде ответной услуги ведомство Анслингера сквозь пальцы смотрело на его дела с героином. А когда Джанини хватала полиция, он легко выкручивался, утверждая, что участвовал в преступной деятельности по заданию ФБН.
Когда его выслали, Джанини решил заняться контрабандой. В разоренной войной Италии ощущалась острая нехватка предметов первой необходимости — и прежде всего лекарств. Джанини спекулировал пенициллином, морфием и другими препаратами, которые приносили легкие деньги. Помимо торговли контрабандой, он играл на черном валютном рынке. Заработанные деньги он вкладывал в героин. Приобретенный оптом порошок частично продавал в Италии, частично переправлял в Америку. Безнаказанность вскружила ему голову, и вскоре он крупно влип на торговле фальшивыми долларами. Джанини провел в неаполитанской тюрьме более полутора лет, прежде чем ему удалось отправить отчаянное письмо в Центральное бюро ФБН. Приехавшие из Америки агенты потребовали его освобождения. Прокуратура Неаполя выполнила это требование. В Нью-Йорке Генри Анслингер подал ходатайство на имя губернатора с просьбой отменить решение о высылке «добровольного помощника правосудия» Анджело Джанини. Вся эта бумажная канитель закончилась утечкой информации. Джанини вернулся в Нью-Йорк не только засвеченным, но и приговоренным к смерти. Тайный суд семьи Дженовезе был, что называется, скорым и правым. Дон Вито оценил голову предателя в десять тысяч долларов. Советник передал заказ на убийство капореджиме Джону Робилотто. Но произошла маленькая заминка: Джанини заметил на хвосте чужаков и, почувствовав опасность, ушел на дно.
— Мы упустили его, — доложил капо советнику семьи Дженовезе Тони Стролло.
— Ищите, — потребовал тот, — если мы не сумеем наказать предателя, репутация семейства сильно пострадает. Отвечать за это будешь ты, Джонни.
— Я не должен отвечать за чужие ошибки. Это несправедливо.