Снова встречаюсь с президентом

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Снова встречаюсь с президентом

Советское руководство надеялось, что в Вашингтоне внимательно проанализируют причины провала миссии Вэнса и скорректируют свою позицию с учетом состоявшегося в Москве обмена мнениями. 7 апреля я передал Вэнсу письмо Брежнева Картеру в этом духе.

Вэнс, который все еще находился под сильным впечатлением неудачной поездки в Москву, попросил меня, когда мы встретились, дать оценку нынешнего состояния советско-американских отношений, памятуя, что я был послом и при других администрациях.

Я ответил, что если говорить откровенно, то состояние отношений сейчас, пожалуй, самое неудовлетворительное за последние десять лет. Заметил, что администрация Картера за три месяца своего пребывания у власти „успела" основательно испортить отношения с СССР, хотя советское руководство стремилось с самого начала установить хорошие отношения с новым президентом. „Неужели президент верил, — спросил я Вэнса, — что советское руководство примет его явно неприемлемые предложения по ОСВ? Ведь я же лично предупреждал Вас об этом".

Госсекретарь, как бы оправдываясь, высказался в том смысле, что президент „хотел завязать диалог" по разным конкретным составным частям обоих предложений и на базе этого искать компромисс. Однако категорическое отклонение советской стороной обоих вариантов явилось для президента и для него самого полной неожиданностью. Вэнс даже употребил слово „шок", когда описывал настроение американской делегации, которая, как и президент, ожидала соответствующих вопросов и критического разбора их предложений с советской стороны, но никак не короткого решительного заявления Брежнева о полной неприемлемости американских предложений без каких-либо особых пояснений.

В результате, сказал он, президент погорячился, выступив в спешке с критическими заявлениями. Последовала перепалка с обеих сторон. Дело от этого только пострадало.

В конце беседы мы договорились, что госсекретарь продолжит обсуждение вопросов по ОСВ в мае при встрече с Громыко в Женеве.

В целом у меня создалось впечатление, что администрация Картера, вроде начала искать выход из тупика, куда она сама себя загнала. Хотя, возможно, это было лишь желание самого Вэнса.

Через несколько дней президент пригласил меня на беседу. Чувствовалось, что он стремился как-то смягчить неудачу поездки Вэнса.

Выразив желание обсудить вопрос о дальнейших возможных шагах, которые могли бы все-таки привести к соглашению по ОСВ в течение нескольких месяцев, он спросил: может быть, следует возобновить переговоры в Женеве на уровне двух делегаций?

Я ответил, что пока нет взаимопонимания в принципе на высшем уровне, никакие переговоры делегаций тут не помогут.

Картер спросил тогда, почему все-таки Брежнев и Громыко отвергли американские предложения, не пожелав даже обсудить их с Вэнсом? Я сказал, что эти предложения, по глубокому убеждению советского руководства, не могли явиться какой-либо реальной основой для соглашения, так как они обходят владивостокские договоренности между обоими правительствами. Пояснил суть нашей позиции.

Президент попросил передать Брежневу, что он не пытался словчить с целью получения односторонних преимуществ. Он лишь хотел начать обмен мнениями по широкому спектру проблем, а главное, обсудить вопрос о действительно глубоком сокращении ядерных вооружений, к чему он искренне стремится, включив в свои предложения разные элементы, вызывающие беспокойство как советской, так и американской стороны.

Я напомнил президенту, что выдвинутые им предложения, видимо, и с добрыми намерениями, помимо всего прочего, нарушают сбалансированность ограничений, о которой ранее достигнута была договоренность. Мы за то, чтобы сначала была выполнена, владивостокская договоренность, а затем уже следует перейти к решению других, более сложных проблем, включая и те, которые выдвинуты президентом. Известно, что нельзя успешно гнаться сразу за двумя зайцами — ни одного не поймаешь.

Президент выразил надежду на возможность достижения в ближайшие месяцы договоренности по ОСВ. Сказал, что даст поручение Вэнсу искать компромисс.

Затем Картер поднял еще один вопрос: советская печать начала вести в последнее время кампанию нападок в его адрес. Это огорчает его.

Я сказал президенту, что никакой специальной кампании против него лично не ведется. Однако наша печать не может проходить мимо антисоветской кампании, которая заметно активизировалась в США в последние месяцы, и не без прямого участия руководящих деятелей самой администрации. Я призвал президента обратить на это внимание.

Картер заявил, что постарается исправить положение, но при этом рассчитывает на взаимность. Он просил передать об этом в Москву.

Картер не скрывал, что он обостренно воспринимает публичную критику в свой адрес, но забывал, видимо, что такая же чувствительность к критике может быть и у другой стороны.

На следующий день я встретился с Бжезинским в Белом доме. Разговор с ним в отличие от беседы с президентом был довольно напряженным. Чувствовалось, что он был одним из основных авторов и вдохновителем „всеобъемлющего" проекта соглашения по ОСВ, с которым Вэнс приехал в Москву. Бжезинский горячился, он утверждал, что США не могут вести переговоры, когда их проект решительно отвергается без детальных объяснений.

Я подчеркнул, что новые предложения США являются недопустимой ревизией владивостокской договоренности и откровенно нарушают важный принцип равенства и равной безопасности. Их обсуждение, как показывает опыт таких переговоров, затянуло бы согласование позиций сторон на годы.

Когда в конце разговора я попросил его определить, что же, по его мнению, является все-таки главным для дальнейшего развития советско-американских отношений, он сразу резко ответил: „Научиться жить в УСЛОВИЯХ сохраняющихся разногласий".

Тем временем в Вашингтоне продолжались мои встречи с Вэнсом в Рамках конфиденциального канала. Они помогли выработать компромисный подход к ОСВ, который затем был утвержден в мае в Женеве на встрече госсекретаря с Громыко, приуроченной к открытию советско-американских переговоров по ОСВ-2.

Достигнутый „рамочный" компромисс предусматривал: восьмигодичный договор, устанавливающий предельный уровень на все носители (ракеты и самолеты) и подуровень на носители с разделяющимися головными частями; трехгодичный протокол, ограничивающий развитие новых систем (крылатые ракеты и „тяжелые" стратегические ракеты), и заявление, которое должно было включать принципы дальнейших после этого переговоров уже по ОСВ-3.

К этому времени лишь 41 процент опрошенных в США положительно оценивал политику Картера в отношении СССР. Подавляющее большинство (75 процентов) высказалось за то, чтобы СССР и США продолжали поиски „областей сотрудничества и согласия". В поддержку советско-американского соглашения по ОСВ выступали 77 процентов опрошенных службой Харриса. Половина считала, что Картер „подорвал свои шансы" заключить соглашение по ОСВ, поскольку постоянно говорил о нарушении прав человека в СССР. Таков был результат негласного опроса, проведенного по просьбе Белого дома.

В конце сентября, когда Громыко встречался с Картером и Вэнсом в Вашингтоне, решено было продлить действие договора об ОСВ-1, срок которого истекал 3 октября. Были также в принципе согласованы составные части нового соглашения: потолок на ракетные системы и тяжелые бомбардировщики — 2250 и подуровень на ракетные системы с РГЧ в 1320. Тяжелые бомбардировщики с крылатыми ракетами должны были засчитываться в этот подуровень. Однако другие спорные вопросы остались нерешенными, и переговоры, к сожалению, затянулись на многие месяцы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.