СТЫД

СТЫД

Один мой друг как-то упомянул о так называемом экзистенциальном гуле, который заставляет нас двигаться, не дает полностью расслабиться. Однажды он попробовал героин и, по собственному признанию, тут же понял, в чем его притягательность. Впервые в жизни его не беспокоил экзистенциальный гул.

Свой собственный гул я назвал бы иначе — стыд. Я опозорил себя.

Такого мнения могут придерживаться мои индианаполисские родичи. Они не в восторге от моих книг. Я уже описывал недовольство дяди Джона по этому поводу. А дядя Алекс? Я посвятил ему свои «Сирены Титана», а он заявил, что не читал их. Сказал, что книга наверняка понравилась битникам. Моя тетка Элла, владелица книжного магазина в Луисвилле, штат Кентукки, отказалась продавать мои книги. Считала их вырожденческими.

Единственный знак внимания, которого я удостоился в родном городе, — статья, напечатанная в журнале Торговой палаты «Индианаполис мэгезин» в номере за октябрь 1976 года. Вот вступление к ней:

Большинство знакомых Курта Воннегута-младшего, не важно, любят они его книги или нет (есть и такие), сходятся в одном — он хороший парень. В Индианаполисе его тетки, дядьки и старые друзья по-прежнему зовут его Кей, по первой букве имени, и относятся к нему с любовью и уважением. Его тетя, Ирма Воннегут-Линденер, говорит о нем с теплотой: «Он чудесный, очень милый». Она с удовольствием перечисляет добрые дела, сделанные им для семьи. А какое взаимопонимание у него было с дядей, Алексом Воннегутом, несмотря на совершенно разные убеждения!

Глубокая пропасть между старым миром традиционного светского сообщества и его собственным, современным стилем жизни, мышления и литературы ничуть не ослабила их обоюдную любовь друг к другу. Миссис Линденер, умная, интеллигентная женщина, признает, что она не читала «Завтрака для чемпионов» и не собирается читать. Успех некоторых других книг ей тоже не понятен, но ее гордость за племянника, ставшего известным писателем, не уменьшается от разности во взглядах…

Моих родственников, как мне кажется, факт моего развода раздражает даже сильнее, чем мои книги. Я второй человек за всю американскую историю семьи Воннегут, осмелившийся развестись. Когда я приехал в Индианаполис на похороны дяди Алекса, одна из моих двоюродных сестер просто отказалась со мной разговаривать — а все потому, что я решил не оставаться с первой женой до гроба.

Самым первым разведенным Воннегутом стал мой дядя Вальтер — двоюродный брат моей матери. У него тоже хватило спеси уехать в Нью-Йорк, стать актером. Он был протеже известного в ту пору индианаполисского писателя по имени Бут Таркингтон. Я не встречал мистера Таркингтона, хотя какое-то время жил в квартале от дома на Норт-Меридиан-стрит, где он умер в 1946 году. Своими книгами он часто вызывал смех за счет чернокожих персонажей, так что сегодня его произведения выглядят несколько устаревшими, и не важно, насколько благими были намерения мистера Таркингтона.

При этом мистер Таркингтон в отличие от меня был первоклассным драматургом, он приметил дядю Вальтера в любительском спектакле и уговорил его поехать в Нью-Йорк. Это было в конце 20-х.

Вальтер быстро пробился на вторые роли. Он, к примеру, играл в пьесе «Окаменевший лес» вместе с Хэмфри Богартом. Его жена Марджори тоже была актрисой второго плана. Как-то раз дядю Вальтера, тетю Марджори, а также их двоих детей, Вальтера-младшего и Ирму Рут, пригласили играть в единственной комедии Юджина О’Нила «Ах, природа!», с Джорджем М. Коэном в главной роли. Вы только подумайте: четыре Воннегута в одной бродвейской пьесе!

Когда я впервые приехал в Нью-Йорк уже взрослым человеком — я работал в Скенектади, в отделе по связям с общественностью «Дженерал электрик», — люди постарше часто спрашивали меня, не родственник ли я Вальтеру и Марджори Воннегут. Их помнили как актеров и гуляк. Они много пили. Пили крепкие напитки в подпольных барах, рассказывали истории про гангстеров, с которыми водили знакомство.

Причиной развода стала любовь Марджори и Дона Маркиза, создателя «Колонки Арчи и Мехитабель». Маркиз тогда был вдовцом, и они поженились.

В 30-х дядя Вальтер совсем запил, ролей ему давали все меньше, и он вернулся в Индиану со своей новой женой, молодой актрисой по имени Розали, которую семья до конца так и не приняла. Они построили на севере штата маленький домик в саду, принадлежавшем вдовой матери Вальтера. Там они жили, пьянствовали и рассуждали о создании маленького репертуарного театра там, в глуши, а о чем еще рассуждать спившимся актеру и актрисе?

Долго они не протянули.

Мы с Джейн Кокс Воннегут были влюблены друг в друга с детства, но развелись в 1970 году. Вместе мы прожили, если считать в привычных единицах измерения, целых 25 лет. И, как говорится, расстались друзьями. Как множество других пар, которые перестали быть парами, мы прошли через ужасные, неизбежные эпизоды, к которым мы не были готовы. Как и наши шестеро детей, мы только-только прибыли на эту планету и старались как могли. Мы так и не поняли, что с нами случилось. Та же женщина, тот же мужчина.

Мы словно очнулись в разных машинах «скорой помощи», которые ехали в разные больницы, и нам более не суждено было быть вместе. Да, мы были живы, но наш брак погиб.

И никто не мог его воскресить.

Долгие годы наш брак был крепким и вдруг распался. Примерно в те же годы нас постиг шок осознания, что дети наши выросли и больше не нуждаются в нас. Нам обоим нужно было найти какое-то важное занятие, какой-то иной повод для беспокойства и заботы. Но я, как видите, уже погрузился в объяснения, а это нарушает мои собственные принципы, с которых я начинаю свои лекции по писательскому мастерству: «Вы можете рассказать лишь, что случилось. Вы вылетите с моей лекции, если вообразите, что можете рассказать мне, почему это случилось. Вы не знаете этого. Вы не можете этого знать».

Так вот, мне стыдно за неудачу моего первого брака. Мне стыдно за то, как мои старшие родственники относятся к моим книгам. Но мне было стыдно до того, как я женился или написал роман. Возможно, разгадка кроется в кошмаре, который снится мне всю жизнь. В этом сне я помню, что когда-то давно убил старушку. С тех пор я вел безупречную жизнь.

Но теперь за мной должны прийти, у полиции есть неопровержимые улики моей виновности. Конечно, мой сон в общих чертах повторяет «Преступление и наказание» Достоевского. По странному совпадению, у нас с Достоевским совпадают дни рождения.

Может быть, та женщина — моя мать? Я проконсультировался с психиатром. Тот сказал мне, что женщина из сна не обязательно женщина. Она может быть и мужчиной.

Я увидел в газете объявление некоего индуса. За небольшую плату он обещал рассказать любому желающему, кем тот был в прошлых жизнях. Я спросил его, приходилось ли мне убивать кого-нибудь в иной жизни. Медиум ответил, что я успел прожить лишь одну жизнь и что в ней я был оруженосцем какого-то рыцаря в Северной Европе. Что я убил тогда ребенка — случайно. В деревне, через которую проезжали мы с моим господином, ребенок случайно скатился под копыта моего коня.

— В этом не было вашей вины, — сказал провидец.

И все же…

Через много лет после того, как мне стал сниться этот кошмар, я писал статью для журнала «Лайф». В ней говорилось про серийного убийцу из города Провинстаун в штате Массачусетс. Он когда-то был знаком с моей дочерью Эдит. Звали его Тони Коста.

Его признали виновным и невменяемым. Поместили в Бриджуотер, массачусетскую клинику для душевнобольных преступников, — это не очень далеко от Провинстауна. Там же содержался бостонский душитель. Тони Коста и Душитель убивали только женщин. Тони Коста убивал юных красивых авантюристок, которые не боялись прогуляться с симпатичным незнакомцем. Душитель убивал любых женщин, которым не повезло столкнуться с ним один на один.

Мы с Тони Коста переписывались какое-то время после того, как он оказался за решеткой. Потом он повесился. В своих письмах Тони писал, что человек с такими чистыми намерениями, как он, не мог бы обидеть и мухи. Он сам в это верил.

Я знаю, каково это.

Убил ли я кого-нибудь на самом деле, пусть даже на войне? Я не знаю. Может, я забыл. Я подожду полиции.