Глава VIII Штюрмер.

Глава VIII

Штюрмер.

-День министра. - Ближайшие помощники Штюрмера, - Отношение Штюрмера к политическим и государственным вопросам. -Нерешительность Штюрмера в важных вопросах. -Мелочность Штюрмера. - Генерал Климович. -Отношение к Распутину. - Назначение министром иностранных дел. - А. А. Хвостов.

На место Хвостова был назначен Штюрмер, бывший уже тогда председателем Совета министров и совместивший таким образом в своем лице обе должности. Еще до назначения председателем Совета министров, будучи членом Государственного совета, Штюрмер прилагал все усилия, чтобы получить этот пост. Он несколько месяцев работал в этом направлении через Распутина и его друга митрополита Питирима. Штюрмер, как и Хвостов, дал свои заверения, что будет оберегать Распутина, и, нужно ему отдать справедливость, свои обещания свято соблюдал.

Штюрмер не был государственным человеком, несмотря на большой административный стаж в прошлом; кроме того, был стар, неспособен, упрям, не мог разбираться в самых пустяшных вопросах, словом, не годился не только к занятию должности министра внутренних дел, но даже для пассивной роли, каковую играл, будучи только председателем Совета министров.

Вставал он очень рано - в 6 час. утра, и занимался тем, что лично вскрывал почту, получавшуюся на имя министра, что, в сущности, составляло обязанность его секретаря. Для этой цели в служебном кабинете был поставлен специально большой стол, за которым каждое утро Штюрмер был буквально завален пакетами. Вскоре это ему надоело и стол из кабинета был вынесен. К 7 Часам вечера, благодаря целому дню утомительных разговоров и приемов, как служебных, так и частных, Штюрмер уже ни к чему не был способен и если назначал у себя после этого времени какое-нибудь совещание, то ровно ничего не понимал и все время дремал. Ближайшими неофициальными помощниками его были Илья Яковлевич Гурлянд и Иван Федорович Манасевич-Мануйлов. Первый был человек умный, и советы его были всегда полезны.

Второй - умный, но хитрый, беспринципный авантюрист и интриган. Мануйлов называл себя личным секретарем Штюрмера, хотя таковой должности официально не занимал. Что их связывало, Бог их знает, говорили, какие-то общие дела в прошлом. Мануйлов вечно терся на квартире и в приемной Штюрмера, а последний всех уверял, что у него ничего общего с Мануйловым нет и что он даже его почти что и не знает. Должность личного секретаря и заведующего домашними делами у Штюрмера занимал его старый приятель граф Борх, который и жил рядом с Министром на Фонтанке, № 18.

Политическим состоянием России и общественными настроениями Штюрмер вовсе не интересовался, но зато необыкновенный интерес проявлял к Распутину и к придворным кругам. Как Штюрмер относился к вопросам большой государственной важности, видно из ниже приводимого примера.

В начале лета 1916 г. весьма серьезным являлся вопрос о разгрузке Петрограда от чрезмерно увеличившегося населения благодаря обстоятельствам военного времени. Этот вопрос был весьма серьезен: во-первых, в экономическом отношении, а во-вторых - в политическом. Значительное увеличение населения произошло благодаря скоплению беженцев из занятых неприятелем местностей, накоплению запасных воинских частей, госпиталям, лазаретам и даже пленным. Все это вызывало крупные осложнения в продовольственном отношении, в смысле вздорожания жизни, в квартирном отношении и в политическом, так как тогда уже поступали сведения о пропаганде в запасных частях, лазаретах и слабосильных командах. Словом, вопрос настолько стоял остро, что его нужно было так или иначе разрешить. По сему случаю Штюрмер устроил в своем служебном кабинете совещание, на которое был приглашен и я. Высказывались разные пожелания и способы разгрузки Петрограда; предложено было высказаться и мне. Я, обрисовав политическое положение текущего момента, подошел к этому вопросу с точки зрения охраны государственной безопасности и настаивал на необходимости вывести из Петрограда все запасные воинские части и ненужные санитарные учреждения, указав и подтвердив конкретными данными полную их неблагонадежность. При наличии в каждом запасном батальоне от 9 до 12 тыс. людей, общий состав, подлежавший эвакуации из Петрограда в провинцию, составил бы весьма солидную цифру, которая безусловно оказала бы влияние на облегчение продовольственного и квартирного вопросов и, с другой стороны, на спокойствие и безопасность столицы в политическом отношении. Присутствовавший здесь главнокомандующий войсками Петроградского военного округа генерал князь Туманов заявил, что это невозможно, ибо, по приблизительному подсчету, такая эвакуация потребовала бы расхода от государства в 9 млн рублей. На это я мог только заметить, что для спокойствия страны эта мера необходима, даже если бы обошлась государству не в 9 миллионов, а в сотни миллионов.

Совещание ни к каким решениям не пришло, Штюрмер никакого заключения не сделал и вопрос остался открытым. И так до самого переворота вопрос о разгрузке Петрограда больше и не подымался. Штюрмер был мелочной и злой старик. Желая, например, с кем-нибудь так или иначе разделаться, он ответственности на себя за то или другое распоряжение не брал, а делал так, как будто бы он здесь ни при чем. Иллюстрацией этого может служить такой, в сущности, малозначащий факт. Штюрмер, не знаю по какой причине, считал своим личным врагом журналиста Кляч ко. Однажды Штюрмер пригласил меня к себе и говорит; «У меня имеются сведения, что Клячко занимается военным шпионством в пользу Германии, прошу Вас его арестовать и выслать из Петрограда». На мой вопрос, в чем именно заключаются эти сведения, так как таковых в моем распоряжении нет, Штюрмер ответил, что это уже мое дело, но это должно быть исполнено. После двухнедельного наблюдения у Клячко был произведен обыск, и так как ни наблюденье, ни обыск ничего не подтвердили, то он был оставлен на свободе. Штюрмер остался очень недоволен и настаивал все-таки на его высылке. Тогда я ему доложил, что передал все дело в военную контрразведку, так как это касается ее компетенции, с чем Штюрмер и согласился. Военная контрразведка арестовала Клячко, но затем не знала, что с ним делать, так как и у нее не было против него определенных обвинений. Не знаю, что такое случилось, но вскоре Штюрмер мне отдал следующее приказание: «Напишите военным властям, чтобы Клячко не высылали и дело прекратили». На это я доложил, что написал уже, что Клячко подозревается в шпионстве, я не могу теперь писать, что я ошибался, поэтому будет удобнее, если Штюрмер сам напишет. Он с этим согласился и сказал, что лично переговорит с князем Тумановым. Действительно, вскоре Клячко был освобожден и дело его было прекращено. Впоследствии как-то, будучи чем-то раздражен, Штюрмер мне сказал: «А Клячко не могли мне выслать».

Штюрмер как бы боялся своих помощников, не доверял им и вместе с тем не решался воспользоваться своей властью, чтобы удалить того или другого из подчиненных ему лиц. Так, оригинально сложились его отношения с директором Департамента полиции генералом Климовичем, приглашенным на этот пост предшественником Штюрмера Хвостовым. Климович с места стал ругать Штюрмера, как говорится, на всех перекрестках. Нетактичность Климовича доходила до того, что он на приемах у себя в департаменте, будь то губернатор или только жандармский ротмистр, обвинял перед ними Штюрмера в глупости, в тупости, критиковал всякое его распоряжение, словом, дискредитировал его, как только мог и где только мог. Поехав в отпуск на Кавказ, Климович и там повел такую агитацию против него, что, наконец, все это дошло до Штюрмера. Другой министр на его месте немедленно уволил бы такого директора Департамента полиции в отставку. Штюрмер же, истощив терпение, наконец, увольняет Климовича, хлопоча о назначении его сенатором.

К Распутину у Штюрмера было особо благожелательное отношение. Никто из министров так ревниво не оберегал Распутина, как Штюрмер, который видел твердость своего положения исключительно в покровительстве Распутина. Штюрмер до мелочей интересовался времяпрепровождением Распутина, требовал ежедневного представления дневников наблюдения за ним и по самым пустякам обнаруживал необычайное беспокойство. Однажды Штюрмер ужасно заволновался, узнав из дневника, что когда Распутин был в Казанском соборе, то какая-то из нищенок-богомолок, узнав в толпе Распутина, громко сказала: «Такого душегуба следовало бы задушить». В этом Штюрмер увидел непосредственную опасность, грозившую жизни Распутина, вызвал экстренно меня, и мне нужно было много труда, чтобы его успокоить и уверить, что никакой особой опасности Распутину от этой нищенки не грозит. Другой раз случай был такой: как-то в воскресный день, между 4 и 6 часами я делал необходимые служебные визиты. В мое отсутствие министр трижды звонил по телефону в Охранное отделение с требованием, чтобы я немедленно явился к нему по весьма спешному делу. Когда, узнав об этом, я прибыл к нему, то первые слова его были: «Вы знаете, что случилось вчера в Царском Селе?» Я ответил, что не знаю. Тогда Штюрмер с раздражением сказал: «Странно, я знаю, а вы - начальник Охранного отделения и не знаете». На это я ответил, что тут ничего удивительного нет, потому что он министр и, естественно, к нему поступают сведения со всей России, а я начальник Охранного отделения только в Петрограде и Царское Село находится вне моего района, а в ведении начальника охранной агентуры царских резиденций генерала Спиридовича. Штюрмер извинился, сказав, что этого не знал. Затем он мне объяснил, что два пьяных морских офицера вчера в Царском Селе явились на дачу Вырубовой и требовали сказать им адрес Распутина и что он в этом усматривает возможность покушения на жизнь Распутина. В этом и состояла та спешность и важность дела, что министр трижды меня вызывал по телефону. Я успокоил Штюрмера, что ничего угрожающего Распутину в этой пьяной4 выходке не усматриваю и что в случае действительной необходимости адрес Распутина узнавали бы не таким путем, тем более, что в Петрограде все почти знали, что он живет на Гороховой, № 64.

Свои свидания с Распутиным Штюрмер обставлял большой конспирацией. Виделся он с ним большей частью или в Александро-Невской лавре у митрополита Питирима, или на квартире графа Борха - Фонтанка, № 18.

Штюрмер зорко следил за тем, нет ли у Распутина тайных свиданий с кем-либо домогающимся каких-либо назначений, зная по личному опыту, как подготовляются кандидаты на министерские портфели. Почему-то больше всего Штюрмер боялся, что Распутин тайно видится и подготавливает кандидата на пост министра внутренних дел Сергея Ефимовича Крыжановского.

Штюрмер пробыл на своем посту более года, после чего был назначен министром иностранных дел, вместо зачисленного в Государственный совет Сазонова. За все это время он не проявил ни инициативы, ни воли, ни желания даже облегчить те тяжелые условия, в которых очутилась страна в годину серьезных испытаний, а главное, не обнаружил даже попытки оградить верховную власть от осады не в меру зарвавшейся пресловутой общественности. Одним словом, как министр внутренних дел Штюрмер был буквально пустым местом.

Назначение Александра Алексеевича Хвостова, бывшего до того времени министром юстиции, на место Штюрмера произвело благоприятное впечатление на все круги. Но в то же время все считали, что Хвостов на своем посту долго не пробудет и что просто в данный момент еще не было определившегося настоящего кандидата на этот пост. И действительно, Хвостов не мог долго удержаться на этом посту, во-первых, потому, что у него ничего общего не было ни с Распутиным, ни с его окружением, а во-вторых, Хвостов к этой должности совершенно не подходил: всю карьеру он сделал по Министерству юстиции и административным стажем не обладал. Он был очень мягок, справедлив, большой джентльмен, но на все смотрел с точки зрения законности и права, не считаясь ни с какими влияниями.

Хвостов пробыл в должности министра внутренних дел три месяца и в октябре 1916 г. был замещен А. Д. Протопоповым.