4
4
Вот и выросло новое поколение.
Ручные евреи.
Смирные. Покорные. Улыбчивые. Прирученные и одомашненные.
Евреи на полставки.
О таких можно писать диссертации. Таких нужно показывать в зоопарке.
«Кормить и дразнить разрешается».
Только получше кормить. Только пореже дразнить.
А если наоборот?
Если пореже кормить? Если получше дразнить?
Можно и так. Можно по-всякому. Ведь мы ручные. Мы согласные. Ко всему привыкшие, от всего отвыкшие. Ко всему приставшие, от всего отпавшие. Мы уж почти не евреи. Только надпись на клетке подчеркивает наше отличие. «Еврей восточноевропейский». Одна только надпись!
Зачем нас вообще выделять? Ну, зачем!? Пустите нас в общую клетку, чтобы смешаться, раствориться, спрятаться в других. Медведь гималайский, лев африканский, кенгуру австралийский, еврей восточноевропейский…
Дайте нам общую клетку, и мы торжественно обещаем, что через пару поколений вы нас не узнаете. Есть же в зоопарке зубро-бизоны! Будут зубро-евреи. Бизоно-евреи. Медведе-евреи и льво-евреи.
А еще через поколение: зубро-зубро-евреи, зубро-бизоно-евреи, зубро-медведе-евреи.
А еще через…
А еще…
Зубро-бизоно-медведе-волко-кенгуру-неевреи…
И все будет хорошо. Все будет прекрасно. И надпись исчезнет с клетки. И проблема. И всеобщая головная боль, которую они (мы, вы, ты и я) вызывают…
Только почему, когда наелся доотвала, так неуютно на душе? Только отчего, когда напился из миски, так тянет к простой луже? Только зачем, когда валяешься на мягкой подстилке, возникает, вдруг, неуемное желание подохнуть под тем забором, который ты сам себе выбрал, а не под тем, которым тебя огородили?
Человек — существо неблагодарное.
Больше того — неразумное.
Заранее нерегулируемое…
На одно это наша надежда. На одно только это…
«Мы догнали наши годы
На широком мосте,
На широком мосте.
Юны годы, воротитесь
К нам обратно в гости.
Юны годы, воротитесь
К нам обратно в гости…»
Ему рассказала об этом его бабушка.
А бабушке — ее бабушка.
А той — ее…
У его прадеда был прадед. Ой, прадед! Знаменитый человек. Мудрец. Ученый. Праведник. Большие дела делал. Ой, делал!
Его знали все. К нему приезжали за советом со всего света. Что свет?! Из Вильны приезжали к нему за советом! Из самой Вильны! Он дожил до восьмидесяти лет и больше не захотел жить. Умирая, он пообещал, что один из его потомков продолжит его дела с восьмидесяти лет. Но до этого он должен жить праведно.
А потомки не доживают до восьмидесяти.
И жизнь у них — далеко не праведная.
И завет предка переносится из поколения в поколение.
— Живи хорошо, — сказала бабушка. — Старайся. Может, это будешь ты.
— Может, это будет мой сын, — сказал он. — Или внук. Кто-то должен быть праведником!
Кто-то, конечно, должен. Но кто?..