12

«Не смотри в стакан, а смотри в бутылку…»

Играют старики.

Идет спектакль.

Веселый. Красочный. С песнями-плясками.

Спектакль — чудо. Спектакль — вызов времени. Спектакль — цветком из-под тяжеленной каменной глыбы.

А зрители? Что же случилось со зрителями?

Поначалу робкие, поначалу настороженные, будто ожидающие начальственного окрика: «Как посмели? Кто разрешил? Прекратить безобразие!»

Поначалу недоверчивые, поначалу заторможенные, для лояльности понавесившие на пиджаки орденские планки, будто собравшиеся в запретном месте на запретное зрелище.

Кто знает, чем это кончится?!..

Но вот музыканты ударили по струнам, заиграли знакомое, радостное, неунывное, давно не слышанное, давно, вроде, позабытое, но ощущаемое всегда, внутри себя, внутри каждого, бережно сберегаемое от чужих рук. И пошел по сцене, пританцовывая, бедолага-портной Шимен-Эле, и взорвался зал аплодисментами.

Кривитесь, завзятые театралы! Сравнивайте, знатоки! Вспоминайте лучшие спектакли лучших времен! Мы, нынешние, ничего не видели. Нам, теперешним, откровение это, изумление и восторг!

И вздрогнули от первых тактов черненькие. И запрыгали носатые. Зашумели плешивые. Захлопали в ладони бородатые…

Объединился зал!

Редкое ощущение. Мало испытанное. Можно сказать, почти ни разу за всю нашу жизнь. Видно, не зря страдали актеры. Не зря мучались. Не зря тратят теперь щедро, без остатка, малые силы свои.

И заулыбались зрители, и соприкоснулись локтями со случайными соседями, и с удовольствием оглядели зашумевшие ряды. Какие же мы все симпатичные: и черненькие, и носатые! Какие родственно одинаковые: и бородатые, и плешивые! Одно слово — евреи!