Глава XV. Кусочек Коминтерна
Глава XV. Кусочек Коминтерна
В ожидании назначения за границу, я ежедневно приходил в восточный сектор иностранного отдела ОГПУ, помещавшийся в комнате No 161 на четвертом гаже Лубянки No 2. Это была небольшая комната с окном, выходящим во внутренний двор. Из окна напротив виднелись тоже окна, которые, однако, были завешены высокими, смотрящими вверх, железными, крашенными в серый цвет щитами. Щиты не позволяли видеть, кто и что скрывается за этими окнами, но мы знали, что это камеры внутренней тюрьмы ОГПУ, где содержались арестованные. Летом при открытом окне мы говорили очень громко, и, вероятно, арестованные слышали наши беседы, но это никого не беспокоило, из внутренней тюрьмы ведь редко кто выходил на свободу.
В комнате No 161 стояли три стола и американское бюро. Народу же было больше, чем столов, ибо в этой комнате толпились, кроме постоянных сотрудников, и все резиденты, приехавшие с Востока в Москву. Стены были украшены подробными картами всего Востока. У окна на стене был прикреплен, как и в каждой комнате ГПУ, внутренний телефон ГПУ. Однажды, когда я, сидя на подоконнике, болтал с товарищами о разных пустяках, или, как выражались в этой комнате,- мешал работать, раздался телефонный звонок. Я, находясь рядом с телефоном, взял трубку.
– Позовите к телефону товарища Агабекова,- услышал я ровный, немного усталый голос. Это был голос начальника иностранного отдела ГПУ Трилиссера, или "старика", как все его звали за глаза. Этот голос был знаком всем работникам отдела.
– Я слушаю, Михаил Абрамович,- ответил я.
– А это вы сами. Зайдите сейчас ко мне,- предложил он, и я услышал звук положенной трубки.
Я сейчас же, выйдя из комнаты, стал спускаться на третий этаж, где помещался Трилиссер, заместитель председателя ОГПУ.
Войдя в приемную, я поздоровался с секретарем зампреда Лебединским, здоровым латышом с тупым лицом, и, узнав у него, что у Трилиссера никого нет, открыл следующую дверь, отодвинул висевшую за ней тяжелую портьеру и очутился в кабинете Трилиссера. В громадной комнате, за большим письменным столом, спиной к окну сидел Трилиссер. Его небольшая, почти белая от седин голова, с коротко остриженными волосами, была наклонена над кучей бумаг, лежавших на столе. Просматривая их, он делал пометки карандашом. Направо от него стоял небольшой столик с несколькими телефонными аппаратами.
– А, здравствуйте, как поживаете?- поздоровался Трилиссер, подняв голову и протянув мне руку.
– Спасибо,- ответил я, бережно пожимая его маленькую, почти детскую руку.
– Садитесь,- предложил он и опять погрузился в чтение бумаг.
Я сел в одно из кресел и смотрел на своего шефа. Вот этот маленький, тщедушный человек облечен властью председателя ОГПУ. Он может приказать арестовать и расстрелять любого из нас, сотрудников. Он организовал разведку большевиков во всем мире и крепко держит в руках все нити этой организации. Вот он подписал сейчас какую-то телеграмму. Может быть, это приказ какому-нибудь из резидентов "ликвидировать" кого-нибудь или это распоряжение раскинуть сеть шпионажа в новой стране. По его телеграмме где-то далеко за границей резидент ГПУ начинает бегать, подкупать людей, красть документы… Да я же сам по одному его приказу изъездил весь Афганистан верхом, вдоль и поперек; рискуя головой, пробирался к басмачам, к полудиким племенам. А вот сейчас! Кто знает, зачем он меня вызвал сейчас? "Да, велика власть и вместе с тем ответственность этого человека",- думал я, разглядывая его. Но видя, как он медленно, спокойно просматривал бумаги, я также проникался спокойствием. По его манере аккуратно перелистывать бумаги или осторожно доносить пепел папиросы до пепельницы, было видно, что Трилиссер понатуре очень осторожен и не сделает ни одного необдуманного шага. И невольно я проникался уважением и даже любовью к этому человеку, имевшему власть над сотнями, тысячами жизней и обращавшемуся нежно с данной ему властью и жизнями. Трилиссер был редкий тип среди вождей ГПУ, состоящих в большинстве из садистов, пьяниц и прожженных авантюристов и убийц, как Ягода66, Дерибас67, Артузов68 и многие другие. Вот почему весь иностранный отдел любил его и называл "Стариком" и "Батькой".
Закончив просмотр бумаг, Трилиссер нажал кнопку звонка и передал их вошедшему секретарю.
– Вот что я хотел у вас спросить,- начал Трилиссер, после того, как дверь за секретарем закрылась,- могли бы мы с помощью имеющихся у нас связей в Афганистане перебросить нелегально через эту страну в Индию одного или двух людей?
– При помощи нашей агентуры, я думаю, это задача не трудная,- ответил я, немного подумав.
– Да, но смогли бы мы гарантировать доставку этих людей без каких-либо осложнений?- переспросил Трилиссер.
– Абсолютной гарантии, конечно, дать нельзя. Возможны непредвиденные случайности. Успех дела, главным образом, будет зависеть от того, насколько эти лица по своей наружности и знанию языка подходят к обстановке Востока. А чтобы было как можно меньше случайностей, я согласен, если дело потребует, сопровождать этих лиц лично,- ответил я.
– В отношении наружности и языка беспокоиться не придется. С этой стороны все благополучно. Так вот, вы лучше детально обдумайте эту задачу, наметьте подробный маршрут и прочее. Завтра будьте с утра в отделе, и я вас вызову. Только наш разговор должен остаться в секрете. Даже аппарат наш ничего не должен знать,- добавил Трилиссер, прощаясь со мной.
Когда я вернулся в комнату 161, то все сотрудники впились в меня взглядами, горя желанием узнать о теме беседы с Трилиссером. Я с беззаботным видом опять сел на подоконник и, как ни в чем не бывало, продолжал болтать о пустяках, тщательно следя за собой, чтобы ничем не выдать темы моего разговора с Трилиссером. Я отлично помню, как однажды я, получив секретное задание от Трилиссера поехать в Персию и во что бы то ни стало привезти убежавшего из СССР лидера рабочей оппозиции Мясникова69, войдя в комнату, невольно посмотрел на висевшую на стене карту Персии. Этого взгляда было достаточно, чтобы мои товарищи догадались, что Триллиссер говорил со мной о Персии, и, зная, что туда недавно бежал Мясников, им нетрудно было сделать правильный вывод. Поэтому я и был так осторожен и болтал о пустяках.
– Что ты нам голову морочишь. Ты лучше расскажи, зачем тебя вызвал "Старик",- прервал меня референт по Турции Кеворкян, с болезненным желтым лицом, армянин.
– Брось к нему приставать. Видишь, он конспирируется от нас,- сходно сказал референт по арабским странам Эйнгорн, недавно перешедший из Коминтерна на работу в ГПУ и носивший кличку "Тарас".
– Ты прав, Тарас, давайте не будем говорить на эту тему,- предложил я и подсел к заведующему восточным сектором Триандафилову, моему старому товарищу по работе, который слушал нас, слегка улыбаясь своими умными карими глазами.
На следующее утро, когда я вновь по вызову спустился вниз, я застал Трилиссера в его приемной комнате одевающимся.
– Вы пойдете сейчас вместе с мной,- приказал Трилиссер.
Я шел по коридору за этим маленьким человеком, едва доходившим мне до плеча. Стоявшие на лестницах дежурные коменданты здоровались с ним и, вопреки обычаю ГПУ, пропускали, не требуя предъявления пропуска. Мы вышли на Лубянскую площадь и уселись в жидавшую машину. Рядом с шофером сидел сотрудник оперативного отдела, несший охрану Трилиссера. Машина плавно тронулась и, спустившись по Софийке, свернула к Театральной площади, где на минуту задержалась вследствие движения на площади. Впереди нас стояло несколько машин, тоже ожидавших проезда. В одной из них сидел полный мужчина с монгольским лицом. Рука обнимала сидевшую рядом пышную блондинку.
– Ха-ха, наш Фын после китайской революции отдыхает,- усмехнулся Трилиссер, смотря на "монгола".- я-то думал, что он на даче.
Я наклонился, чтобы лучше разглядеть Фын-юнга70, тогдашнего коммунистического генерала, приехавшего в Москву изучать ленинизм на практике, но машина уже тронулась, и я лишь успел заметить жирный затылок китайского генерала.
– А почему он не возвращается к своей армии в Китай?- спросил я Трилиссера.
– Коминтерн представил большую смету для его армии в Политбюро, и Фын ждет денег,- ответил Трилиссер.
Через несколько минут мы подъехали к громадному зданию Коминтерна, и Трилиссер велел шоферу остановиться. Наружную охрану несли войска ГПУ. Внутри распоряжались наши чекисты. Распорядок такой же, как в здании ГПУ. Мы поднялись по лифту на четвертый этаж. Прошли ряд коридоров и вошли в комнату, на двери которой стояла надпись "Международная связь, Пятницкий". Нас встретила молоденькая блондинка, говорившая с немецким акцентом, и пропустила в кабинет
Пятницкого71.
В небольшой, продолговатой, бедно обставленной комнате, у окна стоял большой грузный мужчина, лет пятидесяти. Он нервно говорил по одному телефону и одновременно кого-то слушал по другой трубке. Это и был реализатор международных заговоров и революций Пятницкий. Кивнув нам головой, он продолжал с кем-то говорить по-немецки. Наконец, улучив момент, он обратился к Трилиссеру.
– Начинайте, Михаил Абрамович, я вас слушаю. Трилиссер представил меня и предложил изложить план поездки через Афганистан в Индию. Я начал рассказывать о состоянии границы СССР с Афганистаном, описал положение охраны дорог в Афганистане и, наконец, перешел к независимым племенам Северо-Западной Индии. Но Пятницкий уже с первых слов моего доклада повернулся к нам спиной и опять занялся телефонами. Я продолжал рассказывать и вместе с тем думал. К чему это? Ведь он все равно меня не слушает. Но я был сильно удивлен, когда в конце доклада он повернулся ко мне и стал задавать вопросы по существу моего рассказа.
– Я внимательно вас слушал и пришел к выводу, что практикуемый нами морской путь проезда в Индию значительно проще и безопаснее, чем путь через Афганистан. В самом деле не лучше ли поехать в Америку и, взяв там пароход, прямо же ехать в один из индийских портов? А, впрочем, мы пригласим его самого, и пусть решает как лучше,- сказал Пятницкий и позвонил.
– Попросите сюда товарища Роя,- обратился он к вошедшей секретарше.
Так вот кто собирался в Индию. Сам вождь индийской компартии, член Исполкома Коминтерна Рой72. Вот почему этим делом занялся сам Трилиссер и требовал гарантии безопасности. Через несколько минут вошел высокий, еще молодой человек со смуглым лицом и сильно развитой фигурой спортсмена. Рой молча сделал общий поклон, уселся. Мне предложили вновь повторить свой проект. Пятницкий, как и в первый раз, возражал мне и считал водный путь наиболее удобным.
– Решайте, товарищ Рой, как вы предпочитаете ехать,- обратился к молчавшему все время Рою Пятницкий.
– Я бы предпочитал поехать с советским паспортом до Кабула, а уж оттуда друзья помогли бы нелегально пробраться в Индию,- ответил Рой.
Опять началась дискуссия, продолжавшаяся около получаса. Большинство склонялось к моему предложению.
– Хорошо, я хочу еще раз обдумать. Зайдите, товарищ Агабеков, ко мне в гостиницу "Люкс" послезавтра, и я вам дам окончательный ответ,- решил Рой.
При выходе из здания Коминтерна Трилиссер задержался на лестнице и внезапно обратился ко мне.
– Скажите, что вы думаете о поездке Роя в Индию?
– По правде сказать, т. Трилиссер, у меня сложилось впечатление, что Рой просто соскучился по родине и хочет поехать хотя бы поближе к ней. Вот почему он и стремится в Кабул. А в Индию он, по-видимому, боится ехать,- ответил я.
– Да, у меня тоже сомнения насчет Роя. Мне кажется, что он шкурник,- сказал, вздохнув, Трилиссер и быстро направился к ожидавшей машине.
В шесть часов вечера следующего дня я вошел в гостиницу "Люкс" на Тверской улице, которая была обращена в общежитие Коминтерна. Вместо швейцара за столиком сидел дежурный по общежитию, который, посмотрев документы, выдал мне пропуск. У входа в гостиницу стояли группами молодые люди – жильцы общежития и оживленно беседовали. Тут можно было услышать языки всего мира. Большинство же говорило по-немецки, я прошел в коридор и, найдя нужную дверь, постучавшись, вошел. В комнате находился Рой и светловолосая , худощавая женщина.
– Это моя жена,- познакомил меня с ней Рой. Она, сказав ему несколько слов по-английски, быстро собралась и ушла, оставив нас вдвоем.
– Мы обдумали с тов. Пятницким ваше предложение, но дело в том, что самый вопрос моей поездки, в связи с событиями в Китае, несколько осложнился,- сказал Рой.
– Насколько мне известно, вы заведуете индийской секцией Коминтерна, какое же отношение могут иметь китайские дела к вашей поездке?- спросил я.
– Видите ли, в связи с ростом революционного движения в Китае мы получили сведения о переброске большого количества войск империалистами в Китай, в том числе англичане отправляют в Китай войска из Индии. Нам нужно во что бы то ни стало воспрепятствовать подавлению революции в Китае, ибо это вызовет реакцию и в других восточных странах, в особенности в Индии. Для этого нужно разложить, революционизировать посылаемые в Китай индийские части, и, конечно, эта забота лежит на индийской секции Коминтерна,- пояснил Рой.
– Поскольку это так, то, вероятно, ваш отъезд затянулся, а я хочу ехать в отпуск, ибо я только что вернулся из заграничной командировки,- сказал я.
– Да, передайте Трилиссеру, что мы просим не задерживать вас, ибо вопрос, возможно, затянется.
Я покинул Роя и общежитие Коминтерна.
Только через несколько месяцев, когда я уже руководил Мешедской резидентурой ГПУ, я получил телеграмму, что мой проект принят и меня вызывают срочно в Москву.
Несмотря на снежные заносы, прерывавшие всякую связь между Мешедом и советской границей, я выехал в Москву, куда добрался в начале марта 1927 года. За несколько дней до моего приезда правительство СССР получило ноту мининдела Англии Чемберлена73, указывавшую на продолжающееся вмешательство большевиков во внутренние дела Англии и угрожавшую в случае непрекращения этих актов дипломатическим разрывом.
– Решено временно в связи с нотой Чемберлена приостановить активную борьбу на Востоке. Поэтому поездка Роя в Индию опять отложена. Пока же немедленно возвращайтесь в Персию,- предложил мне Трилиссер, когда я в первый же день приезда очутился в его кабинете.
Политбюро ЦК испугалось ноты Чемберлена. Была дана директива прекратить активную работу, до изменения ситуации. Вместе с тем большевики не преминули использовать эту ноту внутри СССР – началась подписка на эскадрилью: "Наш ответ Чемберлену".