Заключение
Заключение
Когда я сидел в редакции "Последних новостей"147 в Париже и разговаривал с журналистами, то один из них спросил меня – не боюсь ли я, что ГПУ расправится со мной? На это я, помню, ответил, что непосредственная опасность грозит мне до тех пор, пока я не опубликовал своей книги, а потом мне будут мстить лишь при удобном случае.
Зная великолепно нравы и обычаи ГПУ, я сделал такой вывод и не ошибся.
Спустя три месяца после разрыва с ГПУ, уже проживая в Бельгии, я получил из Парижа одно за другим два письма от некоего Измаила Гаджиани, в которых он просил встречи со мной по важному делу.
С Гаджиани я еще в родном городе учился в одной гимназии. Затем, уже в годы революции, когда я был резидентом ГПУ в Мешеде, один из его братьев работал секретно для меня. Наконец, с самим Измаилом я в период пребывания в Москве, где он имел коммерческую контору, не раз встречался и знал, что он является секретным агентом контрразведывательного отдела ГПУ.
Итак, получив его письма, я предположил, что его приезд в Париж был связан с делами ГПУ, и, приняв соответствующие предосторожности, согласился встретиться с ним в Брюсселе.
Встретились мы на одной из главных улиц, как два брата, и тут же зашли в одно из бесчисленных кафе поговорить по душам.
– У меня имеются для тебя два письма,- начал Гаджиани,- но прежде чем передать их тебе, я хочу спросить тебя, что значат твои статьи в "Последних новостях"?
– Как что? Это началась печататься моя книга о работе ГПУ,- ответил я.
– Да что ты, в самом деле, порвал с ГПУ, что ли? – недоумевающе спросил Гаджиани.
– Давай лучше мои письма. Почитаем, а потом поговорим на эту тему,- сказал я, почувствовав что-то неладное и желая из писем предварительно узнать в чем дело, дабы знать, какой тон взять с Гаджиани.
Гаджиани передал мне письма. Одно из них было написано по-армянски, а другое на персидском языке.
В первом письме, датированном 25 июля, было буквально следующее:
"Дорогой Стон (мой псевдоним в Константинополе)!
Давно ничего не пишешь. Наверное, еще не имеешь связи. Из Константинополя также много не писал. Теперь ты, наверное, еще меньше времени будешь иметь, что бы писать мне. Ты теперь находишься в таком месте, куда очень стремился попасть.
Моего посланца ты должен знать. Он хороший и преданный парень. "С" с ним отправил мне письмо, в котором пишет, что заместитель "Старика" очень рад, что мы стоим на нашем посту, и довольны нашей работой. Ты помнишь, что ты говорил, что только армяне могут хорошо работать. Если "Старик" на тебя очень полагался, то теперь вновь назначенным нужно доказать, что мы можем делать еще более крупные дела.
Наша "торговля" идет хорошо. "Короткого" отправили обратно; "Красивый" останется несколько месяцев, затем уедет. Ожидаем новых.
Скоро я приготовлюсь ехать туда, о чем мы с тобой много думали, и, как я говорил, я буду там первым. Почти все готово. Еду один. От "Бороды" отошел. Увидимся – расскажу почему.
Мой посланец, как видно, назначен для связи между такими, как мы. С ним ты можешь написать несколько слов. У тебя очень интересная работа, и ты о ней мечтал. И если сумеешь провести… Последнее время "Заря" хорошего мнения о тебе и верит, что эту работу ты сделаешь лучше, чем все другие.
Мне кажется, что "Заря" устал и хочет вернуться. "С" пишет, что есть новости о партийной жизни. Мы тоже, как ты, очень поздно узнаем об этом. Не знаю, как гы, но мы кое-когда читаем наши газеты. Нам дает "М", с которым мы встречаемся в неделю раз.
Скоро, вероятно, с тобой систематически свяжутся, и мы надеемся переписываться с тобой.
Я очень бы хотел также попасть в "П", конечно, сейме не пустят. Поеду, приеду, посмотрим.
Привет, пожелания здоровья и удачи. К."
Подписано письмо было К. Кеворкяном, если читатгель помнит, одним из моих помощников в Москве.
Прочитав письма, я сразу понял игру ГПУ. Узнав через агентуру в Париже о том, с каким недоверием я был встречен в Париже, что было естественно после моей десятилетней работы в ЧК, ГПУ решило этими письмами окончательно внушить недоверие ко мне, а отсюда и к тем разоблачениям, которые я сделал бы.
– Теперь расскажи по порядку о твоей поездке,- обратился я к Гаджиани, после чтения писем.
– Два месяца тому назад меня вызвал к себе заместитель начальника ИНО Артузов. Когда я пришел к нему в кабинет, там сидели Триандафилов и Кеворкян. Артузов мне сказал, что "мы поручили товарищу Агабекову очень крупную работу в Париже, куда он поехал нелегально. Но мы потеряли с ним связь, которую необходимо установить. Вам необходимо поехать в Париж и, увидевшись с ним, передать ему наше письмо". Я согласился на предложение Артузова и, получив 1000 долларов на дорогу, выехал из Москвы. С визами у меня не было затруднений, ибо я имел персидский паспорт. Приехав в Париж, я по инструкции ГПУ остановился в гостинице "Англетер", где, по их сведениям, должен был проживать и ты. Но наведя справки, я выяснил, что ты оттуда давно переехал. Я продолжал поиски и, наконец, из газет узнал, что ты в Бельгии. Узнав об этом, я телеграфно сообщил в Москву, испрашивая дальнейших инструкций. На эту телеграмму я получил ответ, что "Агабеков не в Бельгии, а в окрестностях Тулона живет на одном из военных заводов", куда ГПУ предлагало мне ехать и найти тебя.
Чем дальше рассказывал Гаджиани, тем ярче я представлял себе дьявольский план провокации ГПУ. Мне было ясно, что Артузов решил пожертвовать Гаджиани, чтобы погубить меня. Он сознательно направил его с персидским паспортом, т. е. таким же, какой был у меня в Константинополе, в Париж и велел остановиться в той же гостинице "Англетер", где останавливался я. Расчеты Артузова были основаны на том, что Гаджиани, двигаясь по пути Агабекова и разыскивая его, обратит на себя внимание полиции, которая при обыске найдет у него письма ГПУ, компрометирующие Агабекова. Меня заинтересовала роль Гаджиани. Знал ли он, на что идет?
– Скажи, пожалуйста, Измаил, ты знаешь, что мне написано в письме из ГПУ,- спросил я его.
– Нет, я не знаю армянского языка, но Коля мне сказал, что письмо зашифровано и даже в случае, если оно попадет в посторонние руки, не может вызвать подозрений,- ответил Гаджиани.
– Ну, ладно, продолжай рассказывать дальше.
– Так вот, получив приказ ГПУ, я поехал в Тулон и разыскивал там тебя в течение шести дней и, не найдя, возвратился в Париж. По приезде я решил обратиться за твоим адресом в "Последние новости", где начали печататься твои статьи. Там мне отказались сообщить адрес, но согласились переслать тебе мои письма. Вот как я тебя нашел после полуторамесячных поисков,- закончил Гаджиани.
Из всего его рассказа и поведения я заключил, что он не знал подлинных намерений ГПУ. Я решил открыть ему глаза.
– Слушай, Измаил, я на самом деле порвал с ГПУ. Это не трюк, как тебе объяснили в ГПУ. Доказательством тому написанная мною книга, которая сейчас публикуется в "Последних новостях". Чтобы отомстить мне, ГПУ решило принести тебя в жертву, послав ко мне с этими исьмами. Они нарочно посылали тебя в Париж и Тулон, надеясь, что полиция задержит тебя с ними, чего к моему с тобой счастью не случилось.
– Нет, я не могу поверить тому, что они так играли моей жизнью,- ответил Гаджиани,- я сейчас пошлю телеграмму в Москву о том, что я тебя нашел, и ты увидишь, что они дадут деловую инструкцию.
– А я уверен, что они, получив твою телеграмму, они поймут, что их игра не удалась и не ответят тебе,- ответил я.
– Если они не ответят, то я тебе поверю,- сказал Гаджиани.
В тот же день он послал телеграмму в Москву. Через три дня еще одну. Но, конечно, ответа не было. Я был прав. Я слишком хорошо знал методы тех, с кем я работал десять лет, чтобы ошибиться.
Гаджиани, пробыв со мной неделю, уехал в Берлин. Книга моя к этому времени вся была опубликована. Я уже перестал ожидать непосредственного нападения со стороны ГПУ.
Они постараются расправиться со мной при удобном случае. Поживем – увидим.