IV.

IV.

Из того, что говорят и делают в последние годы руководители Советского Союза, можно вывести строгую закономерность: чем больше и откровеннее заимствуются западные достижения, тем свирепее делается антикапиталистическая и вообще антизападная пропаганда в России. Не нужно думать, будто авторы грубых и неумных статей об «ужасах капитализма» действительно задыхаются от ненависти к нему. Большей частью они его даже любят и, будучи людьми доверенными, нередко выезжают за рубеж «поразлагаться» (модное циничное словечко, не так давно появившееся в русском обиходе). Статьи они пишут в порядке выполнения служебных обязанностей – как говорил Лев Толстой, «делают подлости по двугривенному за штуку». Сами они не верят ни слову из собственных писаний и не питают иллюзий насчет того, что им поверят образованные люди.

Для чего же со всех советских пропагандистских амвонов возглашают анафему капитализму? Это необходимо русским лидерам для двух целей: для обработки широких народных масс и для отражения китайской пропаганды.

Пропаганда, направленная на массы, больше не может вызвать у них любви к собственному правительству; но она еще в состоянии вызвать ненависть к другим государствам. Никакая диктатура вообще не может существовать без внешних врагов – это старое правило, – но ярость нынешней антикапиталистической клеветы в России объясняется тем, что клевета должна прикрывать подражание капиталистическим методам. Старый пропагандистский тезис «у нас лучше, чем у них» ныне снят, как не вызывающий доверия, но есть новый: «у нас есть проблемы и трудности, но мы строим коммунизм, а у них при внешнем показном благополучии внутренняя пустота и бесперспективность». Этот тезис, особенно вторая его половина, пока работает, и рядовой русский рабочий или колхозник все еще сочувствует своим западным коллегам, живущим среди «язв капитализма».

Вторая цель антизападного, в особенности антиамериканского треска – Китай. Пропаганда Мао постоянно обвиняет русских лидеров в «сговоре с американскими империалистами» – и вот надо изо всех сил показывать, что сговора нет. Больше того, советская пресса при случае непрочь сама обвинить Мао в «тайных махинациях с империализмом», не замечая, какой злой шуткой эти обвинения оборачиваются против их авторов. Сравнительно недавно, после беспорядков в Гонконге, «Правда» заявила, что маоисты «предали гонконгских трудящихся английскому империализму» и что Мао Цзэ-дун не желает ликвидировать «зловонный очаг английского империализма на китайской земле», ибо получает барыши от гонконгских купцов.

Из сказанного ясно, что на прекращение или даже смягчение тона советской антизападной пропаганды рассчитывать в ближайшее время не приходится. Скорее напротив: она будет делаться еще злее, еще лживее. Это контрастирует со всеобщим западным стремлением к мягкости и взаимопониманию с русскими, это разочаровывает и обижает многих западных дипломатов, писателей, политических деятелей. В утешение им скажу, что не нужно переоценивать русских проклятий: они направлены лишь по форме на запад, а по существу – только внутрь и на восток.

В то же время не надо думать (как думают сейчас, например, многие весьма ответственные американцы), будто терпеливость и мягкость со стороны западных держав смогут убедить «этих подозрительных русских» в добрых намерениях американцев или англичан, будто мягкость тона с запада вызовет в конце концов ответное смягчение тона с востока. Дело обстоит как раз наоборот: не очень обремененные моралью русские лидеры рассматривают западную вежливость только как признак слабости и боязни – они судят по себе. Отсюда вывод: люди в Кремле уважают только твердый, строгий тон, за которым усматривают скрытую силу. Они наглы, но трусливы (эти качества всегда идут об руку), и делаются тем мягче, чем тверже с ними говорят. Создается впечатление, что Кеннеди понимал это во время кубинского кризиса, а потом это понимание было полностью утрачено.

Я оговорился в начале этого раздела, что грубая антикапиталистическая пропаганда не действует больше на русскую интеллигенцию. Власти это, по-видимому, понимают. И для удержания интеллигенции хоть в какой-то пропагандистской узде у них есть особый рецепт. В аптекарских терминах я назвал бы этот рецепт «левым противоядием».

В Америке, Англии, Франции, Западной Германии, Италии – везде на Западе – есть множество людей, недовольных по тем или иным причинам жизнью. Нет, не плохая пища, не теснота квартиры и не дырявая одежда вызывают их недовольство – наличие всех элементов жизненного комфорта они принимают как должное. Они даже обижаются, когда им намекают, что они имеют автомобиль и спят в отдельной спальне – они интеллектуальны и презирают эти бытовые мелочи, эти капиталистические подачки. Против правительств, против существующих гнилых государственных институтов бунтует их гордый дух. Они бичуют, протестуют, разоблачают, они глаголом жгут сердца людей. Они придерживаются разных взглядов, иногда противоположных убеждений, одни религиозны, другие атеистичны, третьи анархисты, четвертые централисты, пятые коммунисты – но все они с удовольствием называют себя левыми. Придерживаться левых, по возможности радикальных взглядов – это сейчас модно на Западе как сверхкороткие юбки или псевдоантичная мебель.

Сам по себе факт безнаказанного (и часто безбедного) существования левых с их ярко выраженными антиправительственными взглядами и действиями свидетельствует о наличии свободы в их странах, а не о ее отсутствии. Но этого они не замечают, и излюбленная тема левых речей, левых статей, левых митингов – ограничение, подавление свободы.

Что ж, в принципе левая оппозиция полезна для демократического строя. Ее немедленная критическая реакция на каждый промах властей делает эти промахи видимыми и помогает их ликвидировать. Оппозиция слева принуждает правительства уделять больше внимания нуждам бедных слоев населения – это тоже прекрасно. Очень плохо другое: сегодня западные левые стали главным средством, главным инструментом и оружием советской диктатуры в борьбе против собственной прогрессивной интеллигенции.

Давайте не касаться сейчас членов коммунистических партий западных стран. Они, как правило, хорошие, честные люди и не отдают себе отчета в особых отношениях между их руководителями с одной стороны и советской партийной верхушкой и Комитетом госбезопасности СССР – с другой. Давайте не говорить о них еще и потому, что западные коммунисты почти не используются в России для обработки интеллигентских мозгов. Коммунисты, далее западные, не вызывают больше доверия в среде российских интеллектуалов. Ими пренебрегают как платными агентами КПСС, хотя, повторяю, лишь малая часть коммунистов мира заслуживает такого прямого обвинения. Давайте, стало быть, вести разговор о людях, не принадлежащих к компартиям.

Эти люди, среди которых есть весьма значительные писатели, философы, ученые, художники, видят в своих странах только темные стороны, только скверные, отталкивающие явления. Но, если так, то должен же быть где-то другой, светлый полюс. С целью его отыскания они едут на месяц в Советский Союз и возвращаются в полном восторге. Ну, по правде сказать, не совсем в полном восторге, но какие-то там мелочи быта проходят мимо их внимания. Подлинный интеллектуал выше этого, особенно если он квартирует в трехкомнатном номере отеля класса «люкс» с видом на волшебный Кремль и поедает высокосортную черную икру на завтрак. Зато какие они милые люди, эти русские, как откровенно говорят, наряду со своими крупнейшими достижениями, о переживаемых ими некоторых трудностях! Какие у них грандиозные планы! Какую удобную рабочую квартиру удалось случайно посетить! Какими массовыми тиражами издают они мои книги!

И далее в том нее духе.

За бесплатное или почти бесплатное проживание в отелях, за путешествия к теплому Черному морю и потребление черной икры благодарный западный интеллектуал пишет книгу того нее черного цвета о стране, откуда он приехал. Этого только и надо его гостеприимным русским хозяевам. Если в книге, наряду с проклятиями по адресу капитализма, есть восхваления Советского Союза – это совсем хорошо. Но если и нет – тоже не страшно, не было бы только критики. Книгу издадут тиражом в полмиллиона и будут о ней писать в газетах куда похвальнее, чем о произведениях Шекспира. Автора назовут великим и прогрессивным – а такого искушения не способен выдержать даже человек, умеющий при случае отказаться от Нобелевской премии (простите, это, кажется, прозвучит диссонансом, но когда Жан-Поль Сартр отказался от присужденной ему премии, русские интеллигенты с ненавистью говорили: если бы ему было нечего жрать, взял бы премию как миленький! И добавляли по адресу апологета экзистенциализма такие чисто русские эпитеты, которые воспроизвести в печати, увы, невозможно).

Надеюсь, вам уже понятен рецепт, прописываемый советской пропагандой интеллектуалам. Смотрите, говорят им, вот свидетельства великих и прогрессивных писателей Запада о том, что такое капитализм. Это говорят вам не коммунисты, а люди, далекие от коммунизма (последнее выражение – «далекие от коммунизма» – принятая пропагандистская формула, и чем дальше автор «черной» книги от коммунизма, тем в данном случае лучше).

Примите теперь во внимание, что никаких других книг о капитализме, кроме этих вот «прогрессивных», в России не издают, и получить западные издания других книг рядовой русский интеллигент тоже не может. Об этом заботятся такие учреждения, от существования которых в СССР западные левые стараются всячески отмахнуться, – цензура и секретная полиция. Что же остается русскому интеллигенту? Прочесть Сартра или какого-нибудь Силлитоу или даже блистательного Грэма Грина или великолепного Сэлинджера – и подумать: ах, черт, если уж такие компетентные люди резко критикуют капитализм, значит, он и вправду несладок. Видимо, ничего не остается, кроме как терпеть наш режим.

На этот эффект власти и рассчитывают, отбирая книги западных писателей и журналистов для перевода на русский и устанавливая тиражи. Вот, кстати, занятный факт по этому поводу: издательство «Мир», выпускающее переводы, – единственное в стране, не указывающее тиражей своих изданий. Стоит, пожалуй, еще разъяснить, что установление тиража в СССР – акт чисто политический, а не коммерческий: тираж устанавливается заранее, в зависимости от идеологической ценности книги и не имеет никакого отношения к последующему спросу. Это ведет к тяжелым экономическим жертвам, но, как любят выражаться пропагандисты в СССР, идеология выше торгашеских соображений.

Однако книги левых литераторов Запада – лишь один из инструментов в этом дьявольском наборе. Не все ведь левые – писатели, не все они пишут книги. И не надо. Одни пишут книги, другие ставят подписи под протестами против войны во Вьетнаме, третьи выступают в газетах, четвертые пикетируют Белый Дом, пятые делают просоветские доклады в обществах дружбы, шестые приезжают в СССР и дают соответствующие интервью советским журналистам. Все идет в дело, все публикуется в России. Бумаги на это всегда вдоволь – ее не хватает только на издание «Доктора Живаго» или романов Солженицына или поэм Бродского...

Правда, иногда левые вдруг высказываются «не по программе». Они ведь – за исключением кучки профессионалов, сделавших левизну источником существования, – безупречно честные и гуманные, только несколько наивные люди. И гнилой буржуазный гуманизм в сочетании с милой наивностью иногда побуждает их протестовать, например, против отправки на каторжные работы русских писателей. Но подобные высказывания левых печатает, увы, только продажная западная пресса. Правдивая печать СССР о них благородно молчит.

Не могу удержаться от того, чтобы привести недавнее (сентябрь 1967 года) высказывание западногерманского писателя Генриха Белля (далекий от коммунизма, но великий и прогрессивный). Вместе с группой своих коллег Белль протестовал одновременно против войны во Вьетнаме и против приговора Синявскому и Даниэлю. То, что он пишет об этом – подлинный перл левого мышления:

«Все западногерманские газеты, а их несколько сот, опубликовали наш протест против ареста обоих советских писателей, но лишь немногие из них (разрядка моя. – Л.В.) – и протест против вьетнамской войны... Я полагаю, что в социалистических странах было наоборот: там были напечатаны или упомянуты лишь наши протесты против вьетнамской войны, а протест против ареста обоих писателей был либо замолчан, либо прокомментирован в том же издевательском тоне, как здесь наш протест против войны во Вьетнаме».

Видите, до чего прогрессивен герр Белль: он даже допускает, что «и там не очень хорошо, и здесь плохо». Он ставит этакий знак равенства между западногерманской и восточно-европейской прессой. Так-то так, но одна мелочь несколько портит нарисованную им картину: «немногие» западногерманские газеты, как пишет Белль, все-таки опубликовали его вьетнамский протест. И цензура им не помешала, и редакторов не забрали наутро в полицию. А в социалистических странах «были напечатаны или упомянуты только протесты против вьетнамской войны» и не нашлось почему-то ни одной газеты, осмелившейся напечатать – просто напечатать, а не издевательски прокомментировать – протест против ареста Синявского и Данизля. Почему бы это, как вы думаете, уважаемый герр Белль?

Впрочем, задавать такие вопросы левым – дело довольно безнадежное. Вразумительного ответа, что они думают об уровне жизни в СССР, о свободе слова и печати в России, о лагерях, слежке и подавлении – вы никогда не получите. Вместо этого они всегда твердят одно: «А на Западе тоже не лучше: во Вьетнаме идет война, а в Детройте – негритянские волнения».

Когда я впервые попал в Англию и основательно поговорил с местными левыми интеллигентами (не коммунистами!), мне сперва стало страшновато, потом смешно и неловко за них. Но скоро я нашел для себя утешение: я вспомнил, что в середине тридцатых годов, во время кровавого сталинского половодья, левых на Западе было тоже немало. И к их числу принадлежали люди, далее более крупные, чем мсье Сартр или герр Белль – ну, скажем, Ромэн Роллан и Лион Фейхтвангер. И «те» левые, образца тридцатых годов, были даже более просоветскими, чем нынешние – теперь-то ясно, что без известных оговорок обходиться нельзя.

Но все-таки: имеющие уши да слышат! Господа левые, понимаете ли вы, как вас используют в Советском Союзе? Хотите ли вы быть использованы таким образом для нужд диктатуры и для подавления свободы, о которой так печетесь?

Я скажу еще одну вещь и, надеюсь, меня поймут правильно. Когда левые сочинения против капитализма и буржуазной демократии публикуются в России – это в какой-то степени действует, помогает русским лидерам справляться с интеллигенцией. Но когда левый вдруг перестает быть левым и отрекается от своих ошибочных взглядов, это действует – в обратном направлении – гораздо сильнее. И в России об этом всегда быстро узнают. Во-первых, о таком «дезертире» моментально перестают упоминать в советской прессе, и чуткие русские понимают: ага, что-то не так. Во-вторых, иногда «бывшим левым» дают отповедь на страницах советских газет, и эта злобная ругань по адресу человека, только что ходившего в «великих и прогрессивных», всегда радует мыслящих людей в России: ну, слава Богу, еще один поумнел!

Так было, если брать последние годы и примечательных людей, с американским писателем Говардом Фастом. Его произведения печатали сказочными тиражами, играли на сценах, ставили в кино. Потом Фаст взял и написал честную книгу «Голый бог». После некоторого замешательства московская «Литературная газета» опубликовала истерическую статью советского писателя-жандарма Грибачева на всю первую страницу под выразительным заголовком «Говард Фаст – псаломщик империализма». И статья эта, против воли советских идеологов, дала интеллигенции больше, чем многие подпольные антисоветские сочинения.

Между прочим, у меня с этой статьей Грибачева связано поразительное воспоминание. Буквально за две недели до ее появления я с восторгом «проглотил» первую часть автобиографии Артура Кестлера «Стрела в небесной синеве» (разумеется, я получил ее нелегально). А.Кестлер жил в Германии в начале тридцатых годов и великолепно описывает атмосферу перед приходом Гитлера. Он работал тогда в прессе Ульштейна, а этот газетный концерн ежедневно подвергался зверским нападкам фашистов как либерально-демократический и к тому же еврейский. Особенно старался в своей газете доктор Геббельс, статьи которого появлялись каждое утро. «Это неудивительно, – замечает А.Кестлер, – мы ведь придерживались всего того, что Геббельс особенно ненавидел». Дальше автор ставит двоеточие и перечисляет, что же именно ненавидел будущий гитлеровский идеолог. На первом месте стоит «безродный космополитизм»!

У меня, помню, тогда дух перехватило. Вот, значит, откуда заимствовали советские идеологи борьбу с «безродным космополитизмом», которая развернулась в России через пять лет после смерти доктора Геббельса! Даже прилагательное «безродный» взяли у нацистов без изменения.

И вот я читаю статью Грибачева «Говард Фаст – псаломщик империализма» – и вдруг натыкаюсь на такой пассаж: «Господин Фаст сердится на нас еще и за то, что мы против космополитизма. Неважно, кто первый сказал «э», важно, что космополитизм...» И далее всякие нехорошие слова по адресу космополитизма. Понимаете? Грибачев-то читал книгу Фаста «Голый бог», а там сказано, откуда пошли гонения на «космополитизм». Но признать это перед советским читателем нельзя было. Как ответить Фасту и в то же время не объяснить, на что отвечаешь? Грибачев и придумал такую фразу, которая понятна Фасту и вообще Западу, но совершенно бессмысленна для неосведомленного советского читателя. А я, прочитавший только что Кестлера, понял цинизм Грибачева.

Совсем недавно, в 1966 году, тот же Грибачев накинулся на другого, на сей раз западногерманского писателя – Карл-Людвига Опица. Романы Опица триумфально издавали до тех пор и в СССР и в Восточной Германии, много платили, приглашали в эти страны. Увидев, каково положение за железным занавесом в действительности, К.Опиц не выдержал и написал сатирический роман «Большевита». Статья Грибачева, на сей раз выдержанная в менее хамском тоне (времена меняются!) тоже сослужила хорошую службу русской интеллигенции, помогла лучше оценивать писания западных левых.

Для чего я рассказал эти два эпизода – два из многих? Для того, чтобы намекнуть честным западным либералам, что у них есть отличный способ помочь русской интеллигенции. Пишите правду о Советском Союзе, господа, а не исходите в своих сочинениях из предпосылки, что холодная война кончилась, и теперь надо похлопывать коммунистов по плечу. Холодная война прекращена только одной стороной – западной. Прислушайтесь – услышите гром московских пропагандистских пушек.

Я боюсь, что либерально настроенные люди на Западе поймут меня так: чтобы помочь русской интеллигенции в борьбе с диктатурой, надо перестать критиковать капитализм. Я ни в коем случае так не думаю, ибо это означало бы конец демократии, да и вообще было бы верхом наивности с моей стороны. Дело совсем в другом: надо просто понять, что строй в Советском Союзе ни при каких условиях не может быть альтернативой. Что этот строй только в одном смысле лучше германского фашизма – в своем отношении к евреям и цыганам. Во всех остальных отношениях советский строй гораздо хуже гитлеровского (жизненный уровень людей, технические достижения, пропаганда, численность заключенных в лагерях, цензура, ограничения в передвижении жителей, образование, медицинская помощь, сельское хозяйство – сравнивайте, что хотите). Кроме того, лидеры КПСС намного лицемернее нацистов. Те выражали свои людоедские стремления с примитивной откровенностью, чем отталкивали либералов; эти применяют фразеологию, на которую все левые клюют как рыба на жирного червяка, – мир, труд, свобода,, равенство, братство и счастье. Не уподобляйтесь же рыбе, господа, червяк насажен на смертоносный крючок!

Остается сказать несколько слов по поводу отношения сегодняшней русской интеллигенции к западным либералам – к этим «прогрессивным» друзьям КПСС.

Какого-то одного определенного отношения к ним пока нет – во всяком случае, нет ненависти. Часть интеллигенции – и не малая – прислушивается к ним всерьез, а часть даже принимает их точку зрения за «мнение Запада» (не забывайте, что противоположных мнений в России не публикуют, и русский читатель воспитан на том, что существует одно правильное мнение, а остальные ложны). И если некие «прогрессивные» люди на Западе сомневались, например, в подлинности записок Пеньковского, неодобрительно отзывались о действиях Синявского и Даниэля (были и такие), бранили Светлану Сталину за то, что она покинула родину, то их точка зрения тоже преподносилась советскому гражданину как «мнение Запада».

Но часть интеллигенции – наиболее мыслящие люди и те, кто побывал на Западе и понял истоки просоветских настроений среди левых – уже относится к западным либералам несколько иначе. Большей частью это отношение – снисходительное. Хорошие, дескать, люди, но что с них взять – ничего ведь в нашей жизни не понимают и верят, будто у нас социализм. Когда приезжий левый пытается затеять откровенный разговор со своим советским коллегой или знакомым, тот обычно уклоняется от резкой критики режима. Даже иногда не из страха, а потому, что либералу, пылающему гневом против капитализма и американских зверств во Вьетнаме, очень трудно объяснить истинное положение вещей в получасовом разговоре. И либерал получает те ответы, на которые рассчитывает. Как я говорил уже в первой главе, русский человек гостеприимен и общителен, но полностью он раскрывается исключительно редко и только в абсолютно своей среде.

Есть небольшая прослойка русских интеллигентов, понимающая положение как оно есть. Эти люди видят, что либералы с Запада невольно стали оружием партии в грязной войне против свободной мысли. И иногда у них вспыхивает ненависть, но они, повторяю, люди тонкие и умные – они не дают воли этой ненависти. Они понимают, что среди «великих и прогрессивных» лишь немногие просто продаются, а остальные искренне заблуждаются. Но эти люди в России пока не видят, каким образом можно вывести западных левых из их заблуждений, если даже открыто публикуемая на Западе правда об СССР на них не действует.

Лишь некоторые, особенно наивные поступки левых – всегда хорошо рекламируемые советской прессой – выводят многих русских интеллигентов из себя. Так было с уже упомянутым мною отказом Ж.-П.Сартра от Нобелевской премии, так было со стокгольмским «трибуналом», судившим президента США Джонсона за войну во Вьетнаме. Из России это предприятие лорда Рассела и того же Сартра выглядело примерно так, как если бы в 1944 году кто-нибудь стал судить Уинстона Черчилля за войну в Африке. Кроме того, русские помнят, что лорд Рассел еще не так давно числился в советской пропаганде «фашистским мракобесом и человеконенавистником». Немудрено, что такие ультралевые выходки вызывают у мыслящих людей в России (увы, пока только у них), мягко говоря, раздражение.

Во всех западных странах левые страшно любят писать о «происках» Центрального Разведывательного Управления США – Си-Ай-Эй (в России его называют ЦРУ). В статьях, публикуемых в Советском Союзе, американские и прочие левые с серьезным видом рассказывают, как Си-Ай-Эй тайно субсидирует различные организации, как граждане США протестуют против действий Си-Ай-Эй и так далее. Авторы этих, возможно, правдивых статей стараются доказать, что за ужасная организация это самое Си-Ай-Эй. И не понимают они, бедные, что страшные сказки об американской разведке вызывают у русского читателя только веселый смех. Читатель думает так: если даже все это святая правда, то какая детски невинная у них разведка. Им бы наш КГБ – они бы знали, как протестовать против его действий! Подобные публикации только укрепляют русских читателей во мнении, что западные «прогрессивные» – своего рода младенцы, которые никогда не вырастут. Они играют в свои демократические игрушки – ну и пусть играют, если это им нравится. Что у нас творится на самом деле – им никогда не понять.

Итак, в целом отношение русской интеллигенции к либералам и радетелям свободы на Западе – неплохое. Добродушное отношение, несмотря на приносимый вред. Но я не уверен, что все левые на Западе будут рады узнать о таком к ним отношении. Они ведь вполне искренне считают себя борцами, идущими впереди, и полагают, что гостеприимные и хлебосольные советские друзья относятся к ним всерьез.