VII.
VII.
Ну что ж, зайдем отметить пропуска, да и домой. Кое с чем Вы, кажется, познакомились. Давайте только на минутку остановимся вот здесь, у доски объявлений. Почитаем, тексты интересные. Скажем, этот большой лист, исписанный красными буквами, гласит:
МОЛНИЯ
Бригада слесарей КОК, во главе с комсомольцем Юрием Новожиловым, вступив в предвыборное соревнование, сдала за смену 9 машин сверх плана.
ПРИВЕТ ПЕРЕДОВИКАМ!
Через два месяца предстоят выборы в Верховный Совет СССР. Выборов как таковых не будет, каждый избиратель просто получит бюллетень с одной-единственной фамилией и опустит его в урну. А список кандидатов уже сегодня, до их выдвижения, готов в Отделе кадров ЦК. Но это все неважно, главное, что приближается некая дата – выборы в Верховный Совет. И партком получил инструкции из райкома «развернуть на заводе предвыборное соревнование за перевыполнение норм, снижение себестоимости продукции, повышение ее качества». Никто на самом деле никакого соревнования не развертывает, просто в цехах вывешивают плакаты: «Встретим выборы в Верховный Совет СССР новыми трудовыми победами».
Но парткому этого, конечно, мало. Надо отрапортовать в райком о том, что «вдохновленные призывом развернуть предвыборное соревнование, рабочие завода наращивают производительность труда, выпускают сверхплановую продукцию». И вот берется удачная смена, когда поменьше было простоев, а, может быть, скопилось много машин для сдачи, и слесари остались часика на два после конца рабочего дня (без сверхурочных, разумеется). КОК – это контрольно-отделочный корпус, там устраняют дефекты готовых машин после выпуска их с конвейера, и бывают автомобили «легкие» и «трудные». Случается, что в смену попадется много «легких» автомобилей, тогда можно сдать больше нормы. Как бы то ни было, берется такая удачная смена и «пристегивается» к предвыборному соревнованию. В общем, язык этого плаката больше всего напоминает мне Новоречь. Помните «1984» Оруэлла? Да и вся ситуация жутковато смахивает на оруэлловские победные плакаты для «пролов». Только дело в том, что никто здесь не может провести параллель – книги Оруэлла относятся к числу самой запретной литературы в СССР, и даже сегодня за чтение «Энимэл фарм» или «1984» вас посадят немедленно.
Ладно, вот следующий плакат:
ПОЗОР
начальнику кузнечного цеха СТАРОСТИНУ и мастеру участка горячей штамповки ВИНОГРАДОВУ. Из-за неподачи поковок ступицы остановилась сборка передней подвески в цехе шасси.
Это уже, так сказать, деловой разговор! Возможно, что у кузнецов вышел из строя штамп или случилась авария с прессом. Может быть, просто не было нужного металла. Но в это никто не вникает. Директор завода выслушал жалобу начальника цеха шасси, что кузнецы не дают ему поковок (очень важно вовремя пожаловаться, это иногда отводит удар, грозящий тебе самому) и позвонил в партком: ну-ка, выпустите лист позора по адресу Старостина! Обычай такой: если цех имел лист позора, то начальник цеха в этом месяце премии не получит.
«Листы позора» имеют и еще одну, скрытую цель, о ней вам никто на заводе не скажет и даже сознают ее очень немногие. Цель эта – натравливание одних рабочих на других, отвод недовольства в нужное русло. В самом деле, рабочие цеха шасси простояли день без дела, простои им не оплатили – они недовольны. Но, оказывается, не администрация виновата, не власть, а эти противные кузнецы, которые не дали поковок. Что нее до кузнецов, то они знают, что в происшествии их вины нет, и думают примерно так: «ну и кляузники эти шассисты, у нас авария, а они, ничего не спросив, бегут жаловаться начальству». Взаимное недовольство, отсутствие рабочей солидарности – это как раз то, что нужно хозяевам.
Вы говорите, что эти плакаты, независимо от содержания, напоминают вам «Дацзыбао» – настенные плакаты китайской «красной гвардии»? Да, это тот же пропагандистский примитив, но только правильнее будет сказать, что китайские плакаты напоминают эти. Ведь приоритет, бесспорно, принадлежит России. И термин «красная гвардия» и вывешивание категорических плакатов с готовыми суждениями – все это существует здесь уже почти полвека. Китайцы не трудились выдумывать – они идут проторенной дорожкой. Откройте советские стенные газеты тридцатых годов, и увидите, что даже фразеология мало чем отличается. Недавно мне показали «стенновку» московского подшипникового завода, выпущенную тридцать лет назад, точнее в 1936 году. Две огромных «шапки» украшали газету: «Инженеры Савин и Бурштейн ставят палки в колеса стахановцам» и «Кирзавод во вражеских руках» («кирзавод» это кирпичный завод в переводе с Новоречи).
Сегодня, когда советская печать благородно возмущается плакатами китайских «хунвэйбинов», об этом сходстве стараются не напоминать. Любопытен маленький штрих: в советских газетах юные китайские головорезы в первые дни их появления назывались своим именем – «красной гвардией», именно таков перевод слова «хунвэйбин». Но аналогия оказалась нестерпимой, и газеты получили указание впредь именовать «хунвэйбинов» красной охраной и непременно ставить эти слова в кавычки. Так по сей день и делается.
О, смотрите, вот несут свежий плакат, сейчас его вывесят. Огромный-то какой! Ну-ка, что в нем? А-а, это совсем на другую тему.
ВНИМАНИЕ! ВНИМАНИЕ!
СЕГОДНЯ в 15 часов 30 минут на заводском дворе состоится ПРЕДВЫБОРНЫЙ МИТИНГ. Повестка дня – выдвижение кандидатов в депутаты ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР.
ВСЕ НА МИТИНГ!
Завком профсоюза.
Сколько сейчас времени – без пяти три? Как вы думаете – останемся на часок, а? Зрелище будет определенно любопытным.
Обратите внимание, что плакат вывешен за пять минут до конца смены. Почему? Потому что охрана завода получила распоряжение никого не выпускать за ворота раньше окончания митинга. Рабочие хорошо осведомлены об этом «порядке», и если бы они знали о митинге с утра, то очень многие из них «заболели» бы и, получив записку мастера на проход в санчасть, не вернулись бы больше на территорию. Другие отпросились бы на сегодня «по неотложным личным делам», третьи забились бы по всяким закоулкам, которых на заводе множество, и до конца митинга играли бы в домино. Словом, собрать аудиторию, нужную операторам кинохроники и телевидения (вот как раз их машины с аппаратурой въезжают в ворота), было бы труднее. Ведь завтра в газетах будет написано, что «многотысячный избирательный митинг рабочих, инженеров и техников завода Малолитражных автомобилей единодушно назвал своим кандидатом...» и т.д. Понимаете – многотысячный! Так хоть тысячу или полторы собрать обязательно надо.
Вот по этой причине о митингах никогда не извещают заранее, а всегда захлопывают ловушку в последний момент. Люди, ничего не подозревая, выйдут после смены во двор – и пожалуйста, они уже участники митинга.
Смотрите – пошел народ. Волнами к проходной – и назад, кто с шуткой, кто с руганью. Суть дела не интересует абсолютно никого, каждый заинтересован лишь в том, чтобы митинг поскорее окончился.
Там, впереди, как видите, уже красуется обтянутая красным кумачом трибуна (она разборная, и ее «воздвигают» в случае надобности за 15 минут). На ней появляются директор завода, секретарь парткома, председатель завкома профсоюза, – а вот этот, четвертый кто? Явно из начальства – ага, вероятно, представитель райкома или горкома партии. И с ними, конечно, трое рабочих. Ну да, это заранее подготовленные ораторы.
Собственно говоря, весь митинг, включая текст резолюции, подготовлен заранее. Фамилия кандидата, которого нужно «выдвинуть», прислана из райкома партии, а словесное оформление митинга изготовлено, так сказать, собственными силами, в парткоме завода. Помню, когда работал в заводской газете, у нас была одна «очень партийная» дамочка, она писала все тексты речей для рабочих. Бывали случаи, когда она болела, и составление речей поручалось кому-нибудь из остальных сотрудников газеты. Каюсь, сам две или три написал, хоть и сильно не любил это делать.
Слышите – начали! Секретарь парткома открывает митинг короткой речью: «В эти дни, когда весь советский народ выдвигает кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР, когда страна удостаивает лучших своих сынов быть народными избранниками (так по-русски нельзя сказать, надо было что-нибудь вроде «удостаивает чести быть избранниками», но никто кроме нас с вами абсолютно не обращает внимания на текст – с таким же успехом оратор мог бы говорить по-санскритски или просто нести абракадабру. Слышите: все вокруг нас беседуют друг с другом о своих делах), в эти знаменательные дни коллектив нашего завода трудится с особым подъемом. Бригада слесарей Юрия Новожилова...» Ну, это мы уже читали в «Молнии», послушаем лучше разговоры в толпе.
— Вы, орлы, слыхали анекдот про Вьетнам?
— Не-а.
— Обхохочешься! Значит, сбивают там американцы новейший советский самолет, он взрывается в воздухе, а нашего русского пилота захватывают в плен. И вот его пытают по-всякому – как, мол, устроен двигатель самолета. А парень – ни слова. Ну, тем временем, значит, партизаны атакуют и летчика отбивают. Тот еле жив, пока к своим привезли, вовсе помирать собрался. Все стоят кругом него – мол, Ваня, ты великий герой, скажи нам свой завет на прощанье. Он, значит, шепчет им перед смертью: «Изучайте материальную часть...»
Аплодисменты. Нет, это не по поводу анекдота. Это кончилась чья-нибудь речь на трибуне. Место занял следующий оратор. Рабочий. Читает речь, запинаясь. «Наша бригада электриков кузовного цеха взяла на себя повышенные обязательства в честь прибли... приближающих...ся выборов в Верховный Совет СССР...» А, ладно. Рядом опять говорят что-то интересное.
— Серега, а наши летчики правда есть во Вьетнаме?
— В Южном Вьетнаме, по-моему, нет. Только в Северном. Так ведь то анекдот, голова.
— Не, я понимаю, анекдот. А по делу, как думаешь – полезем мы там на американцев?
— А хрен его знает. Там без нас косоглазых полно. В общем, полезем ли, нет ли – нас с тобой не спросят. Соберут вот такой митинг, мы поаплодируем, крикнем «ура» – и порядок. Понял?
— Ага. Ну чего они там развозят? Э, начальство, кончайте кота за хвост тянуть, жрать охота!
Сдержанный смех кругом. Голос:
— Ты докричишься, Витька, докричишься. Выборный митинг, а ты...
Витька огрызается:
— Ишь, милиционер, мать твою! Вали, арестуй за то, что жрать хочу.
— Тише вы, черти, не слышно, кого выдвигают!
— Наверно, тебя, Машка.
Опять смех. И тут же шквал аплодисментов, потому что оратор (тоже рабочий) предлагает выдвинуть в Верховный Совет Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева. О, это, значит, не конец митинга. Сейчас выдвинут еще какую-нибудь кандидатуру.
Нет-нет, второй кандидат не будет соперником Брежнева на выборах. Просто Брежнев будет баллотироваться по какому-нибудь другому избирательному округу, а второй, тот, кого сейчас назовут, останется кандидатом в этом районе. Откуда я все так точно знаю? Да просто это сталинская механика, к ней давно привыкли.
Видите ли, во времена Сталина его кандидатуру обязательно выдвигали в каждом округе, на каждом собрании. Он так и назывался – «всенародный кандидат». Но в то же время все заранее знали, что он будет баллотироваться в «своем» округе – в Сталинском районе Москвы. И там, в Сталинском районе (теперь, понятно, он так не называется) выдвигали только его, никого больше. А во всех остальных округах называли еще и другую фамилию. Потом официально, письмом в Центральную избирательную комиссию, Сталин благодарил за «всенародное доверие» и сообщал, что «принял решение» баллотироваться в Сталинском районе Москвы. Понятно?
Ну вот, эта самая механика, столь же идиотская и издевательская, продолжается поныне. На собраниях в большинстве округов выдвигают кандидатами кого-нибудь из членов Политбюро (фамилии тоже рассылаются из Москвы, чтобы соблюдать пропорции, соответствующие рангу каждого из них). Там, где члены Политбюро действительно будут баллотироваться (это, разумеется, опять же известно заранее), никого кроме них не выдвигают. Но Брежнев здесь не будет, он, насколько помнится, проходит обычно где-то в Ленинграде. Поэтому сейчас назовут кого-то еще, а через неделю или две члены Политбюро подпишут коллективное письмо в Центральную избирательную комиссию. Они, так же как когда-то Сталин, поблагодарят «за доверие» и сообщат, в каких округах их фамилии должны быть вписаны в бюллетени. Вот сейчас... Эх, прозевали мы с вами: уже кого-то второго выдвинули. Слышали только что аплодисменты? Это как раз назвали фамилию. Может быть, предложили кандидатуру секретаря горкома партии (все секретари обкомов и большая часть секретарей горкомов – депутаты Верховного Совета), а быть может назвали какую-нибудь Анну Ивановну Лукьянову, работницу соседнего машинного завода. Пока что личность кандидата абсолютно неизвестна присутствующим, но им это безразлично – их ведь не спросили, как в только что подслушанном нами разговоре о Вьетнаме.
Примерно месяц спустя кандидат, как бы его там ни звали, приедет сюда, появится на этой же самой трибуне. Те же операторы кинохроники отснимут митинг встречи кандидата с избирателями. Подойдет воскресенье – и все, кого вы видите вокруг, вместе с семьями, пойдут на избирательные участки и послушно опустят в урны бюллетени с именем, которое только что здесь прозвучало. Верховный Совет соберется на сессию, и Анна Ивановна Лукьянова, сидя в задних рядах (депутатов рассаживают тоже по рангам), будет поднимать руку всякий раз, когда будут поднимать ее соседи. Потом она получит депутатские талоны в ГУМ и там, в специальном закрытом отделе, купит заграничную вязаную кофту и баночку красной икры...
Крутится сталинский маховик, крутится – инерция велика!
* * *
Сейчас, когда пишутся эти страницы, с момента нашего посещения завода прошло два года. Экономическая реформа в СССР продолжается. Я раскрываю советские газеты, советские журналы и выписываю для вас, что говорят о реформе сами русские лидеры и специалисты. Всего два высказывания.
Говорит Александр Бирман, профессор Московского института народного хозяйства имени Плеханова, доктор экономических наук (хорошо помню его книгу, подводившую «теоретическую базу» под хрущевские нововведения):
«Оказывается и сейчас еще, после того как осужден «вал», заклеймлено очковтирательство и, казалось бы, сам воздух пропитан идеями экономичности, разумности и рачительности, даже сейчас металлургическим заводам устанавливают производственную программу нереальную, волюнтаристскую, так как домны, мартены и прокатные станы, на которые эта программа рассчитана, зачастую еще не построены, не введены в эксплуатацию.
Предоставим философам и социологам выяснить вопрос, почему так поступают работники Госплана».
Затем уважаемый профессор в пространной статье советует планировать получше, а предприятиям, если у них в результате «планирования» не станет денег для расчета за материалы, рекомендует... не платить своевременно зарплату рабочим. Мера, ничего не скажешь, радикальная. Помнит ли профессор, что было шесть лет назад в Новочеркасске?
Теперь дадим слово Председателю Госплана и «отцу» экономической реформы Николаю Байбакову:
«Предприятия, перешедшие на новую систему, работают по одним условиям, уже составляют свои планы по ограниченному кругу показателей, а в то же время остальные продолжают хозяйственную деятельность на иных принципах. Двусторонние обязательства между такими предприятиями не всегда удается установить».
Это из газетного интервью. А дальше в том же интервью Николай Байбаков неожиданно заявляет, что реформа вообще-то была не так уж и обязательна. «Речь идет не о преодолении какого-то спада, а об обеспечении более рационального и экономичного хозяйствования. Экономическая реформа как раз и преследует эту цель».
Да, наш собеседник, заводской экономист Александр, зорко смотрел вперед. Лидеры уже натягивают вожжи, стремясь сдержать реформистский пыл. Они не хотят говорить «Б». А тем временем промышленность ковыляет по-прежнему на дутых планах и обманной статистике.
И советские рабочие не питают иллюзий. У них все больше митингов и все меньше шансов на нормальное, человеческое существование.