IV.
IV.
Все современные тепловые электростанции оборудованы так называемыми прямоточными котлами. Известно, что прямоточный котел – русское изобретение. О том, что его разработал в тридцатых годах нашего века инженер Леонид Рамзин, знает лишь узкий круг специалистов. Но почти никому не ведомо место рождения прямоточного котла. А место довольно интересное – специальная тюрьма № 4, Москва, шоссе Энтузиастов.
Именно в этом малоподходящем для творчества учреждении Леонид Васильевич Рамзин и его коллеги (такие же заключенные, как он сам) создали котел, означавший скачок вперед для всей мировой энергетики. Изобретение было исключительным, и Рамзину повезло: Сталин дал приказ выпустить его и наградить. Вскоре инженер, правда, умер – тюрьма, даже специальная, не удлиняет жизнь, – но все-таки он умер свободным и уважаемым, если можно о ком-нибудь в России говорить, что он свободен и уважаем.
А вот человек, носивший последние десять лет своей жизни громкий титул Главного конструктора космических кораблей, не был выпущен из спецтюрьмы за свои изобретения, хотя тоже создал немало ценного для страны в годы «изоляции» (так нежно именовали в те времена тюремное заключение). Да-да, я имею в виду уже упомянутого Сергея Павловича Королева. Выйти из спецтюрьмы помогла ему смерть Сталина.
В заключении работал долгое время видный авиаконструктор Андрей Туполев, под домашним арестом на даче творил академик Петр Капица. Правда, ни тот, ни другой не побывали в спецтюрьме. Совсем недавно, в 1965 году, академик Капица построил новый генератор токов сверхвысокой частоты и дал своему детищу название НИГОТРОН. Под этим именем генератор и фигурирует теперь в мировой научной литературе. И только немногие сотрудники академика знают, что в имени генератора заключена горькая ирония. Первая половина названия – НИ-ГО – суть начала двух слов «НИколина ГОра». А Николина Гора – это то место, где Петр Капица работал в своем «комфортабельном заключении» и где ему впервые пришла в голову идея будущего генератора, осуществленного много лет спустя.
Спецтюрьмы для ученых и крупных инженеров – одна из самых дьявольских идей Сталина. Мой друг, инженер, просидевший несколько лет, уже после войны, в спецтюрьме № 4 (той самой, где за десять лет до него работал Рамзин), рассказал мне несколько мрачных подробностей об этом заведении. Одиночные камеры узников спецтюрьмы хорошо отапливались, имели койки с матрацами и даже постельным бельем. Заключенных одевали в приличные костюмы синего шевиота и сорочки с галстуками. Каждое утро их выводили на совместную работу в лаборатории или конструкторские бюро, устроенные там же, при тюрьме. Во время работы можно было переговариваться исключительно на деловые темы – за этим следили охранники, одетые точно в такие же костюмы, как заключенные. Раз в два месяца давались свидания с родными, но не в здании спецтюрьмы, а в одной из «общих» тюрем Москвы – Таганской, куда узников специально возили в арестантских машинах. Строжайше запрещалось даже намекать родственникам, где ты отбываешь срок. Если кто-либо нарушал этот запрет, и наивные родственники приходили под стены спецтюрьмы наводить справки, им отвечали, что здесь никаких заключенных нет, а потом добавляли «нарушителям» восемь лет срока за разглашение государственной тайны.
В таких-то вот условиях крупные специалисты, арестованные без всякой вины, обязаны были напрягать мозги, чтобы усилить могущество государства, их арестовавшего. И они напрягали! Свидетельством тому – и прямоточный котел Рамзина, и жидкостные ускорители для самолетов Королева, и бомбардировщик ТУ-2 Туполева и многие другие полезные вещи. Демонстрируя вершины цинизма, сталинские сатрапы даже возили Сергея Королева на аэродромы, чтобы дать ему возможность видеть работу его ускорителей и вносить улучшения в конструкцию. Об этом есть документальное свидетельство, по недосмотру цензуры опубликованное в СССР в 1965 году[4].
Я думаю, что приведенные только что факты (составляющие малую каплю из океана таких же и еще худших) дают ответ на вопрос «почему наука в СССР все-таки развивается?» Ведь если даже за стенами тюрем ученые и инженеры создавали нечто новое и оригинальное, то вне этих стен они и подавно работают хорошо. Подлинный ученый не может бездействовать, откладывать осуществление своих идей на неопределенное время. Власть же – какая бы она ни была – предоставляет ему хорошо оборудованные лаборатории, дает средства на эксперименты. В утешение самим себе русские ученые любят сегодня говорить, что они, работая, «удовлетворяют свое любопытство за счет государства». И, хотя очень многие понимают слабость этой отговорки, почти никто из них не трудится даже вполсилы. Нет, они «выкладывают» все. Даже те люди, что беседовали со мною в секретном Китеже – люди, которых невозможно упрекнуть в сочувствии системе, – даже они, я уверен, работают «с полной отдачей». Возможно, они утешаются тем, что создают науку будущей свободной России, но практически диктаторы сегодняшней подневольной России используют их гений по своему усмотрению.
Вот что сказал мне однажды большой ученый, академик, часто выезжающий за границу:
— Всякий раз, когда я бываю на Западе, я слышу один и тот же вопрос. Как это вы, русские, достигли таких успехов в космосе? Как вы сумели на какой-то период обойти даже американцев? Я отделываюсь в ответ общими фразами, не могу же я им сказать, что в нашей стране можно бесконтрольно тратить на престиж и на пропаганду любые деньги, отнимая их у народа. Я не могу им объяснить, что одна наша космическая ракета стоит больше, чем весь Московский университет[5], что после полета Гагарина цены на продукты питания подскочили на 30-40 процентов, а зарплата рабочих не выросла даже на копейку. Идеалисты они там на Западе, ничегошеньки не понимают!
В словах академика заключается дополнительный ответ на тот же вопрос. Если какая-то область науки «нужна», если диктаторы понимают, что без развития, скажем, ядерной физики они не сумеют держать мир под угрозой, то в эту область вкладываются фантастические средства. Ведь так называемый советский бюджет – те несколько цифр, что единогласно «утверждаются» каждый год Верховным Советом СССР, – лишь прикрытие для многочисленных секретных статей расходов. Миллиарды рублей на ракеты или ядерные бомбы или новые подводные лодки отпускаются в Центральном Комитете партии одним росчерком пера, без всякого участия Верховного Совета. И на тех ученых, которые создают ракеты или бомбы, непрерывно льется золотой дождь.
Среди ученых-атомщиков ходит рассказ о том, как в свое время награждали главного конструктора ядерного оружия академика Ю.Б.Харитона после первого испытания атомной бомбы. Сталин вызвал его, поблагодарил, пожал руку и дал звание Героя Социалистического труда (официально присваиваемое только Верховным Советом). Харитон вернулся в «Проблему» – так именовали ученые свой безымянный секретный город, – но тут же был вызван в Москву опять. На сей раз его принял Берия, руководивший в те годы всеми атомными делами, и сообщил, что ученый награжден Сталинской премией (около $20 000). Третий вызов в Москву – академику подарили лимузин «ЗИС», большой автомобиль, выпускавшийся в малом количестве только для правительственных чиновников. Следующий вызов в столицу принес ему дачу в Подмосковье... В общей сложности Харитон ездил за наградами семь раз!
Подобных комедий, характерных для сталинских и хрущевских времен, сейчас не играют, но суть дела нимало не изменилась. В «нужные» отрасли науки по-прежнему идет мощный денежный поток. Это с точки зрения властителей России вполне логично: деньги на бомбы, ракеты и КГБ надо добывать любыми средствами. В дни, когда я пишу эти строки, в весенние дни 1967 года, советские представители продают с аукциона в Лондоне старинный русский фарфор. Бесценный царский сервиз из 1700 предметов был за сорок минут продан «по кусочкам». Выручили около $180 000 и обещали привезти еще. Разумеется, все документы, связанные с такими воровскими распродажами, помечаются в СССР грифом «совершенно секретно», и не только народ, но и депутаты Верховного Совета не имеют понятия об этих преступлениях. Что до газет, то они в эти самые дни переполнены юбилейным треском о том, что советская держава в расцвете могущества и богатства идет к своей пятидесятой годовщине, выигрывая раунд за раундом у загнивающего капитализма. И в первых рядах коммунистического общества движется вперед цветущая советская наука.
Я в этой книге старательно воздерживаюсь от предсказаний, я даю лишь факты и те выводы из них, какие с уверенностью можно сделать сегодня. Но, что касается будущего, то уверен в одном: какой бы характер ни приняло освобождение России, роль ученых в этом будет очень большой, быть может главной. И история охотно простит им за это тяжкую вину сотрудничества с диктатурой.