Бой за Соколово
Бой за Соколово
Соколово — большая деревня на высоком берегу маленькой речушки. Здесь проходит большак. Высота, за которой расположена деревня, как бы вклинивается полуостровком в лесной массив.
Курганов — лихой командир батареи в гражданскую войну, а ныне командир артиллерийского полка, не мог сидеть в штабе. Его можно было встретить на наблюдательных пунктах дивизионов, батарей, огневых позициях или скачущего на своем вороном коне из одного дивизиона в другой. Самому убедиться. Живое руководство.
Курганов пожаловал к нам на НП, когда начало светать. Кратко знакомя нас с общей обстановкой, он сказал:
— Немец не обойдет Соколово. Кругом — леса. Он пойдет прямо и ударит мощным кулаком.
— Где он занимает исходные позиции, это нам почти известно, — сказал Логвиненко и показал карту. — Вот данные нашей разведки.
— Что вы решили?
— Будем ждать, что он решит.
— Не ждать, а бить надо, коль точно известны его позиции.
— Чем бить-то? У нас немногим больше ста снарядов. Бережем к началу атаки, — сказал я.
— Контратаковать с одними винтовками рискованно, — вставил и комиссар. — Позицию оголим.
— Мм-да, — пробурчал Курганов, — вы, пожалуй, правы, товарищи. Но видеть, как противник перед самым носом скапливается, и сидеть сложа руки — как-то не-складно получается.
— Что мы, кулаком его бить будем?
— Вы, комиссар, не горячитесь, — прервал Курганов. — Давайте доложим, может быть, начальство поможет.
К телефону подошел начальник штаба нашей дивизии, старый кадровый полковник Серебряков. Я кратко доложил ему обстановку.
— Значит, по всем признакам, противник занимает исходное положение для наступления? — с тревогой спросил полковник.
— Думаю, что ночь он использовал на перегруппировку, а теперь ее заканчивает.
— Когда ожидается атака?
— С часу на час.
— Что решили предпринять?
— Все на своих местах. Ждем, когда он начнет... С вами Георгий Федорович хочет поговорить.
— Алло, Иван Иванович, — начал Курганов, когда я передал ему трубку. — Из резерва Маркова срочно подбросить бы пару сотен огурцов... Да. Да у него есть, я же знаю... Недалеко от вас. Мы тогда кое-что предприняли бы здесь... Разумеется, так и думаем... Если быстро подбросят, то упредим его... Есть. Каждая минута дорога, Иван Иванович! Только на машинах...
— Ну, командир и комиссар, — повеселев, обратился к нам Курганов, — просьбу уважили. Давайте теперь решать. Сто пятьдесят на позициях, двести подбросят. Сотни полторы, по-моему, можно будет бросить на голову фашистов.
— Вы предлагаете провести контрподготовку?
— Да.
— Сто пятьдесят снарядов маловато, товарищ подполковник.
— Знаю, знаю, дорогой, что маловато, но больше не могу. На поддержку боя остается столько же, а на самооборону всего полсотни, от силы — сотня.
Мы согласились с предложением подполковника. Вместе наметили участки огня, и Курганов приказал всем своим артиллерийским наблюдателям выдвинуться вперед, а батареям быть в готовности. Демидович пошел проверить связь и организовать дополнительную сеть связи с артиллеристами.
— Ну, тут вы сами уточняйте, — сказал Логвиненко, вставая из-за стола. — Я пойду, как там народ...
— Как бы противник нас не упредил. Ведь уже рассветает, — Курганов с тревогой посмотрел на часы.
Лихорадочная работа на узле связи. Разговор то со штабом дивизии, то с огневыми позициями, то с наблюдательными пунктами. Напряженное ожидание... Потом одиночные артиллерийские выстрелы — наши проводят пристрелку. Потом беглый огонь — пристрелка заканчивается. И наконец — мощные огневые налеты дивизионными залпами.
Краев на проводе.
— Здорово получается, товарищ комбат, — докладывает он радостно. — Извините, товарищ комполка, это я по старой привычке. — В трубке слышно, как он тихо смеется.
Я вижу в бинокль: за нашим передним краем в утренней мгле вспыхивает зарево, потом доносится глухой грохот гигантского барабана. Еще залп и затем — тишина.
— Эх, еще поддал бы, но... — Курганов встает, отряхивает снег с шинели.
— Если часа на два удалось оттянуть их атаку, значит, ваша работа не пропала даром, товарищ подполковник.
— Да ведь враг тоже не спит, — возразил Курганов, — наши огневые наверняка засек. Надо немедленно сменить позиции.
Курганов уехал. А мы ждем.
Десять... Десять утра. Противник молчит. Неужели он сменил направление удара?
— Наш налет был не так уж ощутительный. Чего бы ему так долго рокироваться. Видно, что-то уточняет, — говорит Логвиненко.
— Я вижу, вы заждались, Петр Васильевич?
— Боюсь, как бы он не обошел сторонкой. А мы здесь сидим и ждем.
— Все равно завернет сюда — ему нужен большак. Видимо, он хотел нас вытурить из Соколова малыми силами, передовым отрядом...
— А теперь решил нами заняться всерьез?
В 12.00 началась артиллерийская подготовка. Сначала разрывы относительно жидковаты, потом все гуще. Противник бил почему-то не по переднему краю, а по окраине деревни. Мы с комиссаром долго не могли сообразить, почему он облюбовал не передний край, а тыл. Но потом догадались. Наши тыловики за ночь растащили остатки тюков ваты, запасы сена и соломы, и каждая кухня, каждая повозка старалась построить себе «крепость» без всякой системы. Как менее дисциплинированные, они, по делу и без дела, на виду у противника болтались от «крепости» к «крепости», а передний край в напряженном ожидании был мертв. По этой нелепой причине противник принял истинный передний край за ложный, а расположение тыловиков — за истинный и долбил по нему. Жутко было смотреть на позиции наших тыловиков: снаряды сыпались градом, громовые раскаты разрывов не стихали, в воздухе висела завеса черно-багрового огня, дыма и пыли. Вверх летели колеса кухонь и повозок.
— Здорово бьет, подлец. Шабаш нашим тылам.
— Всех не убережешь, Петр Васильевич. Зато передний край пока целехонький.
Вдруг противник перенес свой огонь еще глубже. Над тылами начал рассеиваться дым.
— Чего это он? — удивился Логвиненко. — С ума спятил, что ли?
— По кургановским позициям теперь решил.
— Да они же недавно сменили...
— А вы передайте противнику, что дивизионы ушли на новые позиции.
Комиссар рассмеялся и хлопнул меня по плечу:
— Хорошо, что умеешь шутить в бою!
* * *
Передний край лежал безмолвно, подковой окружая окраины Соколова. Противник оттянул прицел и снова начал долбить наши тылы. Потом — внезапная тишина, и на опушке леса показались цепи. Немцы шли ускоренным шагом, уперев автоматы в животы, и строчили на ходу. Наши молчали. Мы с комиссаром тревожно переглянулись. Шли полтора, а то и два батальона пехоты. Шли уверенно, охватывая Соколово с трех сторон. Мы с опаской ждали появления танков. Но танков пока не было. Немцы, видимо, решили атаковать Соколово пехотой, а когда обороняющиеся побегут — пустить на преследование танки, чтобы не дать возможности привести себя в порядок, и закрепиться на следующем рубеже.
Своими предположениями я поделился с комиссаром. Он согласился.
Когда до наших позиций осталось метров 200 — 250, немецкая цепь бегом бросилась в атаку. Передний край затрещал пулеметными очередями, частыми винтовочными выстрелами. Открыли огонь кургановские дивизионы. Немцы заметались, и атака захлебнулась.
— Це добре! — воскликнул комиссар.
* * *
Я доложил полковнику Серебрякову обстановку. В свою очередь он информировал, что соседний с нами полк тоже отбил атаку. По данным авиации, в 20 — 25 километрах от нас замечено движение танковой колонны. Серебряков приказал усилить противотанковую оборону.
Едва я закончил разговор с Серебряковым, над нами звено за звеном пролетел целый полк краснозвездных штурмовиков. Над ними шныряли в воздухе истребители прикрытия.
— Полетели бомбить танковую колонну, — сказал комиссар, провожая глазами последнюю тройку штурмовиков. — Надо накормить людей и эвакуировать раненых, — и Логвиненко направился в район тыла.
Я вызвал командиров, выслушал их доклады, уточнил задачу на предстоящий бой. На переднем крае нужно было оставить лишь по одной усиленной роте от каждого батальона, остальным занять запасные позиции на другой окраине деревни.
— Как же так? — удивленно вырвалось у Исламкулова.
— Следующую артиллерийскую подготовку и бомбежку он проведет не по тылам нашим, как было в первый раз, а по переднему краю и по Соколову.
— Слушаюсь, товарищ командир, — ответил Исламкулов. — Теперь все ясно.
Командиры ушли, чтобы перестроить боевые порядки.
Я доложил Серебрякову свое решение. Он одобрил.
— Кургановцев у вас решено забрать. У нас на левом фланге туча сгущается. Перебросим их туда.
Вернулся комиссар, я сообщил ему эту нерадостную весть.
— Начальству виднее, — мрачно сказал Логвиненко. — Если забирают всю поддерживающую артиллерию перед самой грозой, значит, там приходится еще труднее.
— Да, Петр Васильевич, не от хорошей жизни оголяют большак.
— Значит — принимай решение на бой без поддерживающей артиллерии.
— Давайте, Петр Васильевич, ничего не будем менять.
— Нет, товарищ командир, — твердо возразил комиссар, — кое-что придется менять.
— Что вы предлагаете?
— Надо всю ПТО и полковую артиллерию поставить на прямую наводку. Иметь две роты в резерве.
— А вы правы, Петр Васильевич.
— Тогда намечай позиции орудиям и резерву.
Договорились, и Логвиненко пошел на один фланг, а я на другой.
* * *
На переднем крае шла редкая ружейно-пулеметная перестрелка, иногда в воздухе выли мины, шелестели снаряды и, падая на землю, с треском рвались. Противник держал нас под наблюдением и огнем с опушки леса. Если бы не ограниченность в силах и средствах, можно бы короткой контратакой отбросить его на другую опушку леса, погнать дальше. Но — увы!
В одном сарае сидела группа бойцов, они хлебали щи из котелков.
— Как, товарищи, обед?
— Жидковат, товарищ командир, — ответил пожилой боец. В нем я узнал новичка из пополнения, который говорил: «Спешить-то некуда, война ведь не так давно началась...» — Но зато горячий, в животе приятно.
— Как зваться будем, товарищ красноармеец?
— Гапоненко моя фамилия, товарищ командир.
— Величать как прикажете?
— Величать?.. Спиридон Остапович.
— Приходилось раньше воевать, Спиридон Остапович?
— Не приходилось, — ответил он виновато. — Как-то не приходилось, товарищ командир.
— Значит раньше не воевал, а сразу в гвардию попал, — пошутил другой боец.
— Мне авансом присвоили гвардейское звание, — ответил Гапоненко. — Раз верят, значит, знают, что оправдаю доверие.
— Правильно, Спиридон Остапович.
В другой группе перетаскивали тюки ваты, сооружая пулеметное гнездо. Бойцами руководил незнакомый мне сержант.
— Давно в нашем полку, товарищ сержант?
— Вчерась прибыл, товарищ командир.
— Беспартийный?
— Как, уж восьмой год состою! — вытянувшись, гордо ответил сержант.
На отшибе от деревни стояла клуня. Там тоже копошились люди. Когда я подошел, меня встретил рапортом старшина полковой батареи Буркут Алишеров, высокий, чуть сутуловатый, с тяжелым подбородком киргиз.
— А где командир орудия?
— Выбыл из строя. Назначили меня.
— Ждем, что теперь он с танками пойдет, поэтому вас и поставили на прямую.
— Будем биться, товарищ командир.
* * *
В 14.00 началась бомбежка. Эскадрилья за эскадрильей сбрасывали на Соколово крупные и мелкие бомбы. У, нас не было ни зенитных орудий, ни зенитных пулеметов. Мы были безоружны против воздушного противника.
Чуть отбомбилась авиация, еще не рассеялся дым от разрывов, загрохотала артиллерия. Налет был короткий, но мощный. На опушке леса показались танки. Они шли тройками, углом вперед, стреляя с коротких остановок.
Открыли огонь наши пушки.
— Как там у вас дела? — спросил по телефону Серебряков.
Я доложил.
— Под собственным прикрытием отходите к совхозу «Дедешино». Так приказано.
— Значит, где-то, язва, опять прорвался, — закусив губу, прошипел Логвиненко. — Ну, решай, командир!
Исламкулов загнул фланг. Были использованы запасы керосина, чтоб поджечь вату, разбросанную по всему переднему краю и деревне. Дым поднялся тучей. Вся артиллерия была выведена на левый фланг батальона Исламкулова, остальным приказано оставить свои позиции и сосредоточиться в лесу, в полутора километрах от Соколова. Офицеры штаба буквально измотались.
На левом фланге шел бой, а центр и правый фланг, отходили.
Неожиданно немецкие танки, направлявшиеся прямо на Соколове повернули назад и остановились, их люки и щиты прикрытия водителей были откинуты.
Оказывается, когда они вплотную подошли к нашему переднему краю, едкий дым ваты начал душить экипажи. Переползти через огонь танки не рискнули.
Исламкулов отошел самым последним, прикрыв свой отход той же дымовой завесой из тлеющей ваты.