7. Московские трамваи
7. Московские трамваи
Война Гитлера против СССР, начавшаяся 22 июня 1941 г, началась одновременно и хорошо, и плохо. Она началась хорошо, поскольку огромный механизм немецкой армии сработал с исключительной точностью. Хотя, то там, то здесь возникали небольшие помехи, отдельные воинские колонны сбивались с маршрута, некоторые мосты проваливались под тяжестью танков, всё это были мелочи. В первые же часы, Люфтваффе на месяцы вывело из строя советскую авиацию и сделало невозможным концентрацию противника. За десять дней Вермахт победоносно продвинулся в глубь территории противника. Полный провал русского фронта и крах советского режима казались неизбежными в самое ближайшее время. Уинстон Черчилль, более других опасался этого, о чём свидетельствуют его секретные депеши.
Но одновременно война началась плохо. И она закончилась плохо, именно потому, что плохо началась.
Прежде всего — и это было решающим фактором — она началась поздно, очень поздно, слишком поздно, спустя пять недель после даты, изначально запланированной Гитлером, поскольку безумная авантюра Муссолини на греческой границе в октябре 1940 г., торпедировала гитлеровские планы на Востоке.
Не в Сталинграде, не у Эль-Аламейна, не на берегах Нормандии и не на мосту через Рейн у Ремагена, захваченном в целости и сохранности в марте 1945 г. американским генералом Патоном, но именно в горах, отделяющих Грецию от Албании, во многом окончательно решилась судьба Второй мировой войны.
Победы Гитлера стали для Муссолини самой настоящей навязчивой идеей. Он, отец фашизма, был отодвинут на задний план серией молниеносных — и неизменно победоносных — военных кампаний, с барабанным боем осуществлённых Гитлером от Данцига до Лемберга, от Нарвика до Роттердама, от Антверпена до Биарицца. Немецкий орёл раз за разом всё шире раскидывал свои крылья над странами, захваченными почти в мгновения ока, а миллионы пленных бесконечной колонной ползли в лагеря для военнопленных Райха, всё более уверенного в своих силах. Сам же Муссолини в военном плане только проигрывал. Его вторжение in extremis во французские Альпы завершилось унизительным провалом. Маршал Бадольо, корыстный пьяница, прихвативший с собой из Аддис-Абебы золотые сокровища, похищенные из дворца бежавшего негуса, в июне 1940 г. продемонстрировал такую же тактическую бездарность, как и его соперник, генерал Гамелен.
Франция была повержена, танки Гудериана и Роммеля почти без боя продвинулись вплоть до Прованса, в этих условиях десант в Ниццу должен был стать для итальянцев короткой военной прогулкой по фруктовому саду с уже созревшими плодами, но Бадольо, итак имевший в своём распоряжении несколько месяцев для подготовки операции, запросил у Муссолини ещё двадцать один день для того, чтобы надраить до блеска пуговицы на мундирах своих солдат. Операция быстро позорно провалилась. Французы крепко врезали припозднившимся агрессорам, нанесли им серьёзный ущерб и заставили их извалять в земле свои роскошные позолоченные плюмажи.
В Африке, вторжение в Ливию также шло не самым блестящим образом; в первый же день в плен был захвачен один итальянский генерал. Когда итальянской артиллерии наконец посчастливилось сбить самолет, летящий безо всякого прикрытия, оказалось что это был самолёт маршала Бальбо. Его подбили как куропатку. Так, самым знаменитым летчиком, сбитым итальянцами в 1940 г. стал их прославленный военачальник!
Шло время, но ничего не менялось. Итальянское вооружение, шумно расхваливаемое на протяжении двадцати лет, было дефицитным. Морякам не хватало усердия. Пехоте не хватало нормального командования. Бестолковый маршал Грациани, дрянной командир, предпочитал отдавать приказы, отсиживаясь в пятнадцати метрах под землёй, вместо того, чтобы находится на пятнадцать метров впереди своих войск, как это делал позднее на итальянском фронте отважный ландскнехт, генерал Роммель. Муссолини приходил в ярость и бешенство от этих провалов.
Он надеялся поправить свои дела, благодаря лёгкому захвату Греции, в подготовку которого были вложены миллионы, втайне розданные афинским политиканам. Таким образом, победу собирались просто купить, без особых проблем одолев врага, заранее готового уступить и оказывать сопротивление только для видимости. «Я купил всех! Эти подлецы греки прикарманили мои миллионы и кинули меня!». Об этой удивительной сделке конфиденциально поведал мне сам граф Чиано, министр иностранных дел Италии, остроумный пройдоха, в июне 1942 г., когда во время нашей случайной встречи, оказавшейся последней, на борту самолёта, летящего в Рим, я спросил об этой странной войне в Греции, проваленной столь экстраординарным образом.
По словам Чиано (зятя Муссолини), в октябре 1940 г. Муссолини решил резко ускорить события. Он не сказал ни слова Гитлеру о планируемом вторжении. Когда немецкий канцлер, находившийся в Андае (Hendaye), куда он прибыл для встречи с генералом Франко, услышал об этом проекте, он тотчас же отправился специальным поездом в Италию, где через день на перроне вокзала во Флоренции торжествующий Муссолини приветствовал его словами: «Мои войска этим утром высадились в Греции!». Гитлер приехал слишком поздно! Он мог только пожелать успеха своему коллеге.
Но его пробрала дрожь. И не без оснований. Через несколько дней вторгшиеся в Грецию через горы Пинд итальянские войска, были дезорганизованы и изгнаны из Эпира. Разгром приобретал всё более трагические черты. Поведение итальянских военачальников, хвастливых и самонадеянных в первый день, и впавших в панику на второй, было достойно сожаления. Солдаты были морально раздавлены. Они видели как итальянский экспедиционный корпус почти в полном составе был сброшен в Адриатическое море, а всю Албанию наводнили белые юбки греков. Исполненным унижения, им пришлось обратиться к Гитлеру, который в срочном порядке направил к Тиране резервные немецкие силы.
Положение было восстановлено, но главное заключалось не в этом. Не было особой трагедии в том, что греки захватили Албанию, довольно бесполезный придаток итальянской Империи. В том, что у короля Виктора-Эммануила стало одним владением меньше не было ничего особо страшного.
Страшнее было то, что вступление греков в войну привело к высадке в Греции англичан, автоматически ставших их союзниками. Теперь, когда англичане закрепились в подбрюшье Балкан, можно было почти не сомневаться в том, что они закроют все пути на Восток, когда Гитлер проникнет в глубь бесконечного советского пространства.
К этому можно добавить налёты британской авиации с новых баз, расположенных в большом количестве в Греции. Их массированные бомбардировки могли привести к возгоранию румынских нефтяных скважин, необходимых для снабжения двадцати дивизий «пантер», которые Гитлер готовился бросить на пересечение две тысячи километровой советской границы. Риск возрос неимоверно.
Ситуация стала ещё более рискованной, когда, той же зимой, Югославия короля Петра, подстрекаемая английскими агентами, выступила против Германии. С этого момента возможность начать наступление на СССР в ранее назначенные сроки была потеряна окончательно. Молотов с особым цинизмом направил югославскому королю поздравления от Сталина и заверения в его моральной поддержке.
В результате этой глупой муссолиневской авантюры Гитлер, прежде чем приступить к воплощению своих замыслов на Востоке, был обречён предварительно расчистить Балканы, прокатившись своими танками через всю Югославию и Грецию, а также овладеть островом Критом, к тому моменту превратившимся в своего рода английский авианосец. Это был чувствительный удар.
За десять дней Югославия была побеждена и полностью оккупирована. Затем пришло время Афин и Спарты. Свастика засверкала над позолоченным мрамором Акрополя. Парашютисты Геринга осуществили героическую победоносную высадку на острове Крит, и за сорок восемь часов обратили англичан в бегство. Корабли союзников, отступающие к Египту, оказались столь же беспомощными, как утки в городском пруду.
Превосходно. Английская угроза была ликвидирована. Но пять недель были потеряны, пять недель, которые Гитлер никогда уже не смог наверстать.
Солдатом, шаг за шагом — поскольку мы пешком прошли всю Россию — я узнавал все детали этой трагедии. Одного месяца не хватило Гитлеру, чтобы война на русском фронте закончилась в 1941 г., того самого месяца, который потеряли страны Оси из-за раненого самолюбия Муссолини, которое подтолкнуло его к этой плачевной и безрассудной авантюре на греческой границе. Время было потеряно. И точно также было потеряно нечто куда более важное — техника.
Дело даже не в крупных потерях танков в ходе боев под Белградом и на Коринфском канале. Но тяжёлая танковая техника серьёзно пострадала в ходе трехсоткилометровых маршей по горам и каменистым долинам.
Сотни танков нуждались в ремонте. Они не смогли принять участие в наступлении 22 июня 1941 г., в момент грандиозного рывка. Я говорю о том, что видел своими собственными глазами: бронированные дивизии фон Клейста из группы армий «Юг» под командованием маршала фон Рундштедта, шедшие через Украину, насчитывали всего шестьсот танков, цифра, в которую трудно поверить! Шестьсот танков против миллионов советских солдат, тысяч советских танков, сумели, несмотря ни на что, дойти до Ростова, до самого берега Чёрного и Азовского моря до наступления зимы, при том, что значительная часть этих танковых подразделений была переброшена на соединение с генералом Гудерианом, наступающим с севера, чтобы вместе с ним осуществить крупнейшее окружение в мировой военной истории в двухстах километрах к востоку от Киева.
Усиленная пятьюстами танками группа немецких армий «Юг» смогла бы до наступления холодов достичь Сталинграда и Баку. Но эти танки были потеряны по вине Муссолини.
Сколь бы катастрофической не была пятинедельная задержка в графике наступления, дополнительная немецкая военная техника с высокой долей вероятности могла бы компенсировать это отставание во времени. Но её не было и в этом смысле война также началась плохо.
Быстро выяснилось, что добытая информация о боеспособности СССР оказалась ошибочной. Советы имели в своём распоряжении не три тысячи танков, как об этом доносила Гитлеру немецкая разведка, но десять тысяч, то есть их количество в три раза превосходило чисто танков выдвинутых против них Германией. К тому же, некоторые виды русских танков, такие как Т-34 и КВ-2, были почти неуязвимы, обладали повышенной надёжностью и были специально сконструированы для войны в условиях распутицы и зимы.
Ошибочными оказалась и карты, составленные для продвижения по русскому пространству: главные дорожные артерии, по которым должны были пойти танки вообще отсутствовали, а имевшиеся просёлочные дороги годились разве, что для езды на лёгких тройках. На них увязали даже легковые машины.
Но, несмотря на это, благодаря чудесам энергии, наступление прошло успешно. За двадцать пять дней было пройдено и захвачено шестьсот километров. 16 июля 1941 г. пал Смоленск, последний крупный город на пути к Москве. От крайней точки, достигнутой немцами при наступлении, — излучины реки Ельня — до столицы СССР оставалось всего 298 километров!
Если бы наступление продолжалось бы в прежнем темпе, через две недели цель была бы достигнута. Сталин уже готовился эвакуировать дипломатический корпус за Волгу. Повсюду царила паника. Демонстранты освистывали коммунизм. Кто-то даже видел вывешенное на улицах Москвы наспех сделанное знамя со свастикой.
Но устремится к Москве, не представлявшей особого стратегического интереса, означало бы отказаться от разгрома огромного «котла», в который должно было попасть более миллиона советских солдат, беспорядочно бежавших на юге по направлению к Днепру и Днестру. Война ведётся не ради уничтожения городов, но ради уничтожения боевой силы противника. Если бы этот миллион разбитых русских оставили в покое, они бы произвели перегруппировку в тылу. Поэтому Гитлер был прав. Всю живую силу вместе с тяжёлой техникой необходимо было срочно взять в окружение, которое по своим масштабам настолько превосходило все прежние, что по сравнению с ним «котлы» в Бельгии и во Франции 1940 г. казались детской игрушкой. Одновременно с этим решалась экономическая задача по обеспечению нормальной работы богатейших рудников Донецка.
К несчастью, Гудериану не хватало сил, чтобы одновременно, продолжить наступление на Москву и разгромить противника на другом краю России, под Донецком. В любом случае, вторая операция почти наверняка началась бы слишком поздно.
Если бы Гитлер имел в своём распоряжении дополнительные три тысячи танков, он мог бы, вместо того, чтобы временно отложить захват Москвы, остановив свои танковые силы в окрестностях Смоленска, вовремя и одновременно провести обе эти операции — по взятию Москвы на востоке и по окружению советских войск на юге. И даже начать третью операцию по взятию нижней Волги и Кавказа до наступления зимы 1941 г.
Часто спрашивают, как мог Гитлер совершить такую ошибку — недооценив силы противника, двинуться в наступление на гигантскую советскую империю, имея в своём распоряжении всего 3 254 танков, чуть больше того, чем он располагал при вступлении во Францию в мае 1940 г.? Не стал ли он также жертвой иллюзии, введшей в заблуждение многих стратегов, после провальной кампании СССР в Финляндии зимой 1939–1940 гг.? Ничего подобного!
«Когда я отдавал приказ своим войскам войти в Россию, — сказал он мне однажды — у меня было ощущение, что я ударом плеча выломал дверь, за которой находится абсолютно тёмное пространство, о котором я не знаю ничего!»
А значит?… Значит нужно было дождаться открытия архивов Heereswaffenamt, чтобы узнать истину. Эти документы свидетельствуют о том, что сразу после французской компании 1940 г., Гитлер, видя растущую советскую угрозу, потребовал увеличить производство танков с 800 до 1000 штук в месяц. В этой цифре не было ничего безумного, и она была в несколько раз превышена годом позже. Заводы Райха могли бы выпустить лишь половину танков, затребованных тогда Гитлером, чтобы прорыв гитлеровских бронетанковых войск через СССР уже нельзя было остановить.
Но уже тогда крупные генералы из Управления, которым было поручено наладить тыловое производство вели тайный саботаж, закончившийся покушением на Гитлера 20 июля 1944 г. Под предлогом того, что эти танки обойдутся в миллиард марок (какая разница!) и потребуют привлечения сотни тысяч квалифицированных рабочих (в Германии их было в избытке, в Вермахт ещё их не призывали) Heereswaffenamt уменьшил заказы на их производство.
Саботажники пошли гораздо дальше. Гитлер потребовал, чтобы на танки Т-III, ранее оснащаемые 37-мм пушками, поставили новые 50-мм орудия со стволом длиной в 60 калибров, способные пробивать даже самую мощную броню. Только к концу зимы, когда было уже слишком поздно, Гитлер узнал, что вместо предусмотренных им орудий L-60, на Т-III были установлены 50-мм пушки со стволом длиной лишь в 42 калибра.
Как рассказывает Гудериан: «Когда Гитлер в феврале 1942 г. заметил, что его указания не выполнены, хотя технические возможности это позволяли, он впал в ярость и никогда не простил ответственным за это офицерам того, что они предпочли действовать по собственному разумению».
Но зло уже было сделано.
Усилия по производству нового вооружения были крайне несущественными. При наличии желания за эти месяцы Третий Райх мог бы легко выпустить пять, шесть тысяч новых, более мощных танков, хорошо приспособленных к климатическим условиям и сложностям рельефа, с которыми они должны были столкнуться в грядущих сражениях.
И вот тогда наступление на СССР стало бы неудержимым.
Но этого не произошло. 22 июня 1941 г., вместо десяти танковых дивизий, завоевавших Бельгию, Голландию и Францию в мае предыдущего года, в наступление в России пошли двадцать дивизий. Но это двукратное увеличение было чисто теоретическим. Число дивизий возросло вдвое, но количество танков в каждой дивизии также сократилось вдвое.
Несмотря на это, происходившее походило на чудо. Гудериан форсированным маршем прорвался до Донецка, ведя бои с неслыханной отвагой. В двух фантастических битвах — у Умани под Киевом, без участия Гудериана, и под Полтавой — были разгромлены советские силы на Днепре. Только после этого последнего, самого крупного за всю войну окружения (665000, 884 единиц бронетехники и 3718 захваченных орудия), Гитлер отдал приказ Гудериану на бросок в северном направлении для того, чтобы попытаться не только взять Москву с тыла, то есть с юго-востока, но и продвинуться до Нижнего Новгорода (сегодня Горький) на четыреста километров вглубь на восток, до самой Волги!
Если бы эта операция завершилась успехом, она стала бы величайшим танковым броском всех времён: от Польши до Смоленска, затем от Смоленска до Донецка, от Донецка снова к Москве, и наконец «80 лье над водой», на другой берег Волги (?)! Тысячи километров, пройденные за пять месяцев в непрерывных боях! С изношенной техникой, с измотанным экипажем!
Гудериан прошёл длинный путь назад, иногда преодолевая до ста двадцати пяти километров за день. Одновременно с ним, все немецкие танковые силы «Севера» отошли от находящегося прямо перед ними Смоленска к советской столице. Москва должна была быть взята в результате манёвра, разработанного с совершенной стратегической точностью. Война была бы выиграна!
Пять недель, потерянные до начала кампании, и нехватка двух-трёх тысяч танков, которые позволили бы удвоить натиск ударных колонн, свели на нет этот последний невероятный рывок, захлебнувшийся буквально в нескольких километрах от цели. В конце октября 1941 г. танковые подразделения Райха увязли в ужасной грязи. Ни один танк не мог продвинуться вперёд. Ни одну пушку невозможно было сдвинуть с места. Всякое снабжение армии завязло на дорогах: не только питание для солдат, но и боеприпасы для артиллерии и бензин для танков. Мороз доделал остальное. В ноябре и в начале декабря 1941 г. он рос катастрофическим образом, от минус 15, до минус 20, до минус 35, достигнув наконец минус 50! Таких жестоких морозов в России не было более полутора века!
Танки встали. У сорока процентов солдат были обморожены ноги, в результате отсутствия зимнего обмундирования, о котором даже не позаботилось военное интендантство в период с 1940 по 1941 гг. Одетые в лёгкую, летнюю униформу, нередко даже без шинели и без перчаток, полуголодные, они неотвратимо теряли последние силы. Между тем у Советов были танки, способные преодолевать грязь, мороз и холод. Первые английские поставки начали прибывать в пригороды Москвы. Из Сибири прибыло многочисленные свежие войска, которые до этого удерживала в Азии опасность японского вторжения — также не состоявшегося.
С каждым днём битва становилась всё более ожесточённой. Тем не менее, немецкие ударные силы продолжали свой натиск, невзирая на сложности. Выдвинувшиеся вперёд фланги даже обошли Москву с севера, в районе Красной Поляны. Другие достигли пригородов Москвы и заняли трамвайное депо. Перед ними, в искрящемся льду, которым было покрыто всё вокруг, сверкали купола столицы Советов.
Именно там, в нескольких километрах от самого Кремля, наступление захлебнулось окончательно. От армии остался один скелет. В большинстве частей осталось меньше пятой части прежнего состава. Солдаты падали на снег, не в силах подняться вновь. Замёрзшее оружие отказывалось служить.
Между тем советские войска, закрепившиеся в нескольких километрах от своих баз, в избытке получали питание, боеприпасы и подкрепление в виде новых танков, которые сотнями выпускали на заводах Москвы. Они перешли в контрнаступление. Выжившие в этой страшной эпопее немцы были снесены этой волной. Битва за Москву была проиграна. Более того, Сталин выиграл относительное спокойствие на шесть зимних месяцев, шесть месяцев, которые позволили ему спастись от непосредственной угрозы, и стали залогом его спасения в будущем.