3. К власти в двадцать пять лет

3. К власти в двадцать пять лет

В тридцать восемь лет я пережил крушение своей карьеры и как политический вождь, и как военачальник (генерал, командир армейского корпуса).

Каким же образом четверть века назад такому молодому человеку удалось столь рано и столь стремительно прорваться на вершину политической власти?

Совершенно очевидно, что успех зависит от эпохи, в которую вам довелось родиться. Бывают такие времена, когда одарённые люди изнывают от скуки, не в силах реализовать своё призвание. Другие времена открывают возможность для появления, развития и роста исключительных людей. Родись Бонапарт на пятьдесят лет раньше, он, несомненно бы, закончил свою карьеру в должности разжиревшего гарнизонного коменданта в провинциальном городишке. Не будь первой Мировой войны, Гитлер, скорее всего, остался бы озлобленным мелким буржуа, прозябающим в Мюнхене или Лиенце. Муссолини, в сонные времена папских государств до конца своей жизни остался бы учителем в Романье или провёл бы остаток жизни в тюрьме Мамертин, как закоренелый заговорщик. Страстные духовные поиски, охватившие Европу к началу 30-ых годов, открыли невиданные горизонты для амбициозных и целеустремлённых людей. Весь мир пришёл в брожение.

Старый мир рушился. В Турции царил Ататюрк — здоровяк, отличающийся отменным здоровьем, проводящий ночи в удалых пирушках как грубый солдафон, а днём властвующий как абсолютный диктатор, единственный диктатор, которому посчастливилось умереть в положенный срок, в собственной постели. В это же время в Италии к власти приходит Муссолини, этот Цезарь нашей моторизованной эпохи. Всего несколько лет понадобилось Дуче, чтобы навести порядок в стране, уставшей от анархии. «Если бы я был итальянцем, я стал бы фашистом» — воскликнул однажды Уинстон Черчилль.

Однажды вечером, когда мы ужинали в ресторане Палаты Общин, он лично повторил мне те же слова.

Однако Италия раздражала его тем, что она осмелилась выйти за рамки той скромной роли, которая была уготована ей великими державами, возжелав стать имперской страной; последнее же до тех пор было дозволено только Англии, отличавшейся отменным аппетитом и не меньшей гордыней.

Именно пример Муссолини более всех прочих завораживал Европу и мир.

Его фотографировали с обнажённым торсом, жнущим пшеницу на осушенных понтийских болотах. Эскадрильи его самолетов в безукоризненном строю пересекали Атлантику. Одна англичанка даже примчалась в Рим, но не для того, чтобы, подобно множеству других женщин, разразиться истерическими признаниями в любви, а, чтобы весьма нелюбезно выпустить в него пулю, слегка поцарапавшую ему крылья носа. Повсюду с песнями маршировали юные «балиллы». В построенных для итальянских рабочих великолепных общественных зданиях — самых прогрессивных для Европы того времени — кипела жизнь. Итальянские поезда больше не останавливались в чистом поле, как это было в 1920 г., для того, чтобы силком согнать священника, который имел дерзость сесть в поезд! По всей стране царил порядок. По всей стране ключом била жизнь. Страна развивалась спокойно и без социальных конфликтов.

Рождалась индустриальная Италия, Италия Национальной Нефтяной Компании и концерна «Фиат», на котором Аньелли, по распоряжению Дуче, спроектировал народный автомобиль. Позднее, в 1941 г. он также ушёл на русский фронт с другими итальянскими добровольцами и сражался рядом с нами в бассейне Донецка.

Эту индустриальную Италию, которая после смерти Дуче достигла серьёзных успехов в мировой экономике, создал именно Муссолини, пусть даже многие хотели бы это забыть.

За несколько лет он создал великую африканскую Империю, — протянувшуюся от Триполи до Аддис-Абебы — не позволив запугать себя лицемерными протестами со стороны сытых колониальных государств, которым казалось невиданной наглостью само стремление жителей бедных стран есть дома досыта, вместо того, чтобы от нищеты ежегодно сотнями тысяч эмигрировать в трущобы Бруклина или в малярийные пампасы Южной Америки.

Во всех странах тысячи европейцы следили за Муссолини, изучали фашизм, восхищаясь порядком, блеском, дерзостным порывом и достижениями в общественно-политической области.

«Хорошо бы, и у нас было так!» — задумчиво повторяли они. Множество недовольных, и, прежде всего, молодежь, истосковавшаяся по идеалу и действию, жаждали того, чтобы кто-нибудь поднял и повёл их так же, как это сделал Муссолини на своей родине.

Даже в Германии итальянский пример отчасти способствовал победе Гитлера. Конечно, Гитлер был самодостаточен. Он умел безошибочно угадывать настроение масс и направление действия, он обладал неоспоримой отвагой. Он ежедневно кидался в бой, рискуя своей шкурой. Формулируя понятные всем принципы, он зажигал массы, с каждым днём впадавшие всё в больший раж. Он был хитёр и вместе с тем обладал исключительными организаторскими способностями. Отец Гитлера умер очень рано, однажды утром, разбитый ударом, он упал, уткнувшись головой в опилки на полу кафе. Его мать спустя несколько лет угасла от туберкулеза. В 16 лет он остался сиротой. Никто больше не помогал ему. Он должен был пробиваться сам. У него не было даже германского гражданства. Тем не менее за двенадцать лет он стал главой одной из крупнейших партий Райха, а затем его канцлером.

В 1933 г. придя к власти демократическим путём, — подчеркнём это особо — с одобрения абсолютного большинства немецких граждан и парламента, избранного с соблюдением всех демократических норм, где и христианские демократы и социалисты высказались за доверие его новому правительству, он стал полновластным хозяином Германии.

Периодически проводимые плебисциты подтверждали народную поддержку со всё более впечатляющими результатами. И это было искренняя поддержка. Позднее, стали утверждать обратное. Но это ложь. В Сааре, немецкой провинции, оккупированной союзниками с осени 1918 г., референдум был организован и проходил под наблюдением иностранных наблюдателей при поддержке иностранных войск. Гитлеру даже не разрешили появляться в этом регионе во время избирательной компании. Тем не менее, он получил в Сааре то же триумфальное большинство (более 80 % голосов), как и на остальной территории Германии. Такое же количество голосов было отдано за него в Данциге и Мемеле, немецких городах, также находившихся под иностранным контролем.

Правда есть правда: подавляющее большинство немцев добровольно примкнули к Гитлеру либо ещё до его победы, либо с непрерывно возрастающим энтузиазмом пополняли ряды его партии, как миллионы бывших социалистов и коммунистов, убедившись в пользе его энергичной деятельности. Он вернул работу миллионам безработных. Он влил новую силу во все области экономической жизни. Он восстановил повсюду социальный и политический порядок, строгий, но благотворный порядок. Каждый немец Райха лучился гордостью за то, что он был немцем. Патриотизма перестали стыдиться, им стали гордиться.

Утверждать обратное, твердить о том, что Гитлер не имел поддержки у своего народа, означает исказить тогдашнее состояние духа и отрицать очевидные факты.

В то же самое время Испания, оказавшаяся под властью «Народного Фронта», являла взгляду прямо противоположную картину, поражая стороннего наблюдателя бессмысленным и бесплодным насилием. Задолго до военного поражения испанский «Народный Фронт» проиграл социально. Невозможно накормить народ расстрелами ограниченных буржуа и пузатых кюре, ни, тем более выкопанными из могил скелетами крамелиток, выставленных напоказ на улице Алкала.

«Народный Фронт» — и именно это важнее всего — не смог достичь в Испании даже видимости социальных реформ. Об этом никогда не должны забывать молодые испанские рабочие: с 1931 по 1936 гг. их отцы под властью красных вожаков — оглушённые постоянной пальбой и ослеплённые видом пылающих монастырей — не знали ничего, кроме нищенских зарплат, постоянной угрозы безработицы, полной беззащитности перед болезнями, несчастными случаями и старостью.

«Народный Фронт» — которому в кои-то веки выпала возможность доказать, что левые политики защищают народ! — был обязан дать рабочим Испании зарплату, соответствующую нормальному прожиточному уровню, социальные гарантии, должные обеспечить им материальное выживание, которому угрожал эгоизм капиталистов, забастовки и кризисы, и защитить семью рабочего в случае потери трудоспособности или смерти кормильца.

В социальном плане кровавый «Народный Фронт» был полным нулём. Перед лицом постоянно растущих социальных достижений фашизма и гитлеризма, его социальное и политическое банкротство бросалось в глаза всем объективным наблюдателям.

Это только подчёркивало правильность ориентации на восстановление политического и социального порядка и вредоносность демагогических, коммунистических или социалистических лозунгов, будь то в Москве, подавленной беспрерывными сталинскими чистками, или в погруженном в анархию Мадриде, где деятели «Народного Фронта», храбрые как зайцы, докатились до того, что глубокой ночью вытащили из постели и расстреляли из пулемёта главу оппозиции, депутата Кальво Сотело.

Подобная атмосфера только усиливала кризис во всех европейских странах. Безусловно, это помогло мне стремительно водрузить своё знамя на крепостной стене одряхлевшей политической системы, рушившейся в моей стране, как она рухнула до этого в других странах континента.

Несомненно, я был рождён для этой битвы.

Конечно, бывает, что счастливый случай или удачное стечение обстоятельств способствуют устранению препятствий с вашего пути, но самого по себе этого недостаточно. Необходимо обладать политическим чутьём, умением действовать в нужную минуту, использовать обстоятельства и при необходимости менять свою тактику по ходу действия, нужно обладать изобретательностью, никогда ничего не бояться и, самое главное, хранить верность своим идеям — тогда ничто вас не остановит.

Никогда за всё время моей политической деятельности я ни на секунду не сомневался в своём конечном успехе. Меня удивлял любой, кто выказывал по этому поводу хотя бы малейшие сомнения.

Располагал ли я хоть какой-нибудь могущественной поддержкой или значительными средствами?

Никоим образом. Совершенно нет. Меня никто не проталкивал, у меня не было ни одного союзника даже среди второстепенных общественных деятелей. Я добился триумфа на выборах 1936 г., выдвинув кандидатов, набранных с бору по сосёнке, без финансовой помощи со стороны каких-либо влиятельных лиц или промышленных групп.

Я родился в глубинке бельгийских Арденн, в небольшом городишке, насчитывающем менее трёх тысяч жителей. Мои родители, добрые провинциальные буржуа, и мы, семеро братьев и сестёр жили замкнутой и спокойной семейной жизнью в нашей горной долине. Река. Леса. Поля.

В пятнадцать лет я поступил в иезуитский колледж Намюра. С тех пор я начал писать и даже иногда выступал на публике. Но сколько других писали и выступали с речами! В двадцать лет, изучая право и политические науки в университете Лувена, я опубликовал несколько работ. Я выпускал еженедельную газету. У меня был свой читатель. Но во всём этом не было ничего необычного.

Затем события ускорились.

Я возглавил издательство «РЕКС» (Christus-REX, от латинского rex=царь, т. е. Христос-Царь), принадлежащее «Католическому Действию», и затем начал выпускать еженедельник «РЕКС», который за десять лет достиг поистине сказочных для Бельгии того времени тиражей: 240 000 проданных экземпляров каждого номера.

Мне пришлось проявить недюжинную расторопность. Все считают, что для организации крупного политического движения по всей стране требуются миллионы. Но денег у меня просто не было.

Я начал с публикации брошюр, в которых мгновенно реагировал на любое мало-мальски сенсационное событие.

Текст я писал за одну ночь. Я шумно рекламировал их выпуск, словно это был новый сорт мыла или сардин, покупая целые полосы объявлений в массовой прессе. Мне быстро удалось сколотить команду из четырнадцати моторизованных пропагандистов (мотоциклы были приобретены за счёт рекламы, которую я размещал в своих первых изданиях). Они разъезжали по всей стране, продавая мои брошюры руководителям школьных учреждений, которые зарабатывали на них приличные комиссионные, поручая их распространение детворе. Водители моих ревущих болидов также получали деньги, исходя из количества проданных изданий. Мне удалось достичь очень высоких тиражей: ни разу не меньше 100 000 экземпляров, а, однажды, даже 700 000.

Итак, всё шло как по маслу.

Когда я начал выпускать еженедельник «РЕКС», в моём распоряжении, помимо моих моторизованных агентов, было уже несколько групп убеждённых пропагандистов. Они сами окрестили себя рексистами. Они начали завоёвывать внимание общества, выступая повсюду, у входа в церкви и в кинотеатры. Все пропагандистские центры РЕКСА жили за счёт комиссионных с продаж еженедельника, и благодаря им покрывали все свои издержки. Вскоре наша пресса стала источником значительных доходов, покрывавших все издержки нашей деятельности.

Можно сказать, что своим стремительным развитием РЕКС обязан периодическим печатным изданиям, которые мы оперативно выпускали и столь же быстро распродавали; покупавшие их читатели сами полностью финансировали великий прорыв рексизма.

Наша борьба заставила меня создать ежедневную газету «Настоящая страна». В моём распоряжении было десять тысяч франков. Ни сантимом больше. Этой суммы хватило бы на оплату только трети стоимости первого выпуска. Надо было вкалывать. В невозможных условиях я сам писал большую часть материалов для газеты — около трехсот страниц дважды в месяц.

Но газета прорвалась к читателю и после нашей победы её тираж достиг потрясающей цифры: в октябре 1936 г. в среднем более 200 000 экземпляров ежедневно, эта цифра заверялась официальным протоколом, составляемым судебным приставом каждую ночь.

Но политическое завоевание страны должно опираться на устное слово, в той же мере, как и на письменное. Никогда ни в Бельгии, ни в любой другой стране не было политического движения, которое сумело бы собрать слушателей без значительных затрат со стороны организаторов. Но мои материальные возможности не позволяли мне тратить такие суммы. Поэтому мне надо было найти слушателей, готовых самих платить за возможность меня выслушать, как я уже нашёл читателей, готовых платить за возможность меня читать. Я искал аудиторию, которая не стоила бы мне ничего.

Плакаты, зазывающие на марксистские собрания, приглашали к выступлению своих противников, хотя, никто не рисковал сунуться туда для этого, опасаясь за целостность своих костей. Я стал приходить туда регулярно. Каждый вечер я был там.

«Это Леон!» — перешептывались в толпе. Вскоре меня уже знала значительная часть публики. Даже драки, затеянные с целью прекратить мои визиты, шли мне на пользу, поскольку они подробно освещались в прессе. Мои кости, если не считать проломленного в 1934 г. черепа, остались целыми. Тем временем, ряды наших пропагандистов, вдохновлённых нашими идеями, раззадоренные прямыми действиями и связанным с ними риском, росли: в них тысячами вливались самые пылкие юноши, самые красивые и великолепно сложенные девушки. Таков был Rex-Appeal, как сказал бы король Леопольд.

Теперь я мог проводить собственные собрания. Собрания, которые с самых первых дней стали платными. Это было неслыханно, но я твёрдо стоял на своём. До последнего дня каждый избирательной компании, бельгийские слушатели выкладывали ежедневно, самое малое, по пять франков, чтобы послушать меня. Объяснял я это просто: аренда зала стоит столько; реклама — столько, отопление — столько, освещение — столько, общая сумма — столько, каждый платит свою долю; всё просто и ясно.

Таким образом, за три года я провёл несколько тысяч собраний, по несколько за каждый вечер, каждое по два часа или больше, всегда в присутствии оппонентов. Однажды мне пришлось выступать четырнадцать раз, с семи утра до трёх часов ночи следующего дня.

Я выбирал как можно более вместительные залы, такие как Дворец Спорта в Антверпене (35 000 мест) и Дворец Спорта в Брюсселе (25 000 мест). Получалось более 100 000 франков за каждое выступление! Я также провёл шесть крупных собраний подряд за шесть дней, назвав эту кампанию «Шесть дней» (по аналогии со знаменитым бельгийским велотуром) и собрав рекордную сумму из когда-либо ранее полученных от мероприятий, проводившихся под крышей крупнейшего велотрека Бельгии — 800 000 франков прибыли! Я арендовал заброшенные заводские корпуса. В Ломбеке, на окраине Брюсселя я провёл митинг на открытом воздухе, который собрал более 60 000 слушателей: 325 000 франков прибыли!

Эти деньги ничего не значили для меня. Будучи главой РЕКСа, я не взял себе ни сантима. Деньги важны лишь как средство для действия. Но у нас было и другое средство, не требующее ни гроша, но не менее могущественное.

Недостаток денег мы компенсировали фантазией. Наши пропагандисты расписывали мосты, деревья, дороги. Они использовали для этого даже стада коров, бродящих вдоль линий железных дорог, украсив их бока тремя огромными красными буквами REX, подняв настроение пассажирам, восхищённых неожиданным зрелищем. За год, безо всякой поддержки, благодаря нашему упорству, готовности к самопожертвованию и вере, силами нескольких тысяч юношей и девушек мы перевернули всю Бельгию. Согласно предвыборным прогнозам старых политиков мы не должны были получить ни одного места в парламенте: мы получили сразу тридцать одно! Некоторые из нас были ещё совсем детьми. Наш кандидат, обошедший в Рэне министра юстиции, только в день выборов достиг возраста, позволяющего принимать участие в них! Мы доказали на деле, что воля и, прежде всего, великий идеал, ведущий вас вперёд, могут всё преодолеть и всё победить. Победа достаётся тому, кто стремится и верит.

Я говорю это для того, чтобы ободрить тех пылких молодых людей, которые сомневаются в своём успехе. На самом деле, тот кто сомневается в успехе, никогда не добьётся его. Тот, кто вступает в бой с судьбой, носит в себе неведомые силы, которые наверняка когда-нибудь откроют проницательные и пытливые учёные, но которые не имеют ничего общего с физическим и психическим устройством обычного существа.

«Если бы я был таким же, как и другие, я бы по сей день продолжал пить пиво в Коммерческом Кафе» — сказал мне как-то Гитлер в ответ на моё шутливое замечание, что для гения нормально быть ненормальным человеком. Муссолини также не был «нормальным» человеком. Не был «нормальным» и Наполеон. Когда поддерживающие его анормальные силы покинули его, его политическая карьера рухнула столь же стремительно, как падает на землю орёл с перебитыми крыльями.

Муссолини в последние годы своей жизни — это было заметно и производило трагическое впечатление — метался, как судно, плывущее без компаса по бурному морю, готовому в любой момент поглотить его. Когда же его наконец накрыла смертельная волна, он без сопротивления погрузился в пучину. Его жизнь кончилась тогда, когда неведомые силы, сделавшие его Муссолини, перестали питать его тайной кровью. Тайная кровь. Всё дело именно в ней. В жилах других людей течёт обычная кровь, анализ которой позволяет распределить её по группам. При удачном стечении обстоятельств они становятся неплохими генералами вроде Гамелена, хорошо разбирающимися в штабных интригах и охотно участвующими в них, или прилизанными политиками, вроде Пуанкаре, аккуратными, прилежными и дисциплинированными как налоговый сборщик. Они ничего не ломают. Человечество, состоящее из нормальных людей, для решения высших задач выдвигает из своих рядов лучших специалистов, идёт ли речь о государстве, об армии или строительстве небоскрёба, автострады или создании компьютера. Уровнем ниже этих умов, наделённых выдающимися способностями, но, тем не менее, нормальных, пасётся огромное стадо обычных существ, не отличающихся никакими талантами. Именно они составляют человечество — несколько миллиардов человеческих существ, наделённых средним умом и средней душой, живущих средней жизнью.

Но вдруг, однажды небо страны озаряет яркая молния — появляется человек, не похожий на других, исключительный человек, хотя не сразу можно точно понять, в чём состоит его исключительность. Эта молния пробуждает в огромной массе людей прежде дремавшие силы родственной природы, которые в ответ на испытанный удар приходят в движение и, хотя и в меньшем масштабе, также способствуют преображению жизни. Люди начинают действовать под влиянием сил, с которыми они никогда ранее не сталкивались в своей нормальной жизни и о существовании которых они даже не подозревали.

Гениальный человек, как бы его не звали — Александром или Чингисханом, Магометом или Лютером, Виктором Гюго или Адольфом Гитлером, — служит своего рода мощным передатчиком и приёмником этих сил. Гениальные вожди народов, гениальные волшебники цвета, звука или слова, все они в той или иной мере следуют неотвратимому року. Вероятно, некоторые безумцы также являются гениями, но гениями, которые, не выдержав напряжения, сорвались, поскольку какие-то шестерёнки в загадочном механизме гениальности то ли сломались, то ли с самого начала были поставлены неправильно. О внутренней природе гениев учёные, медики, психологи пока ещё не знают почти ничего. Гения нельзя создать искусственным образом, никакой, даже самый напряжённый труд, не сделает человека гением. Гениальность представляет собой до сей поры неизученное физическое и психическое состояние, особый случай, встречающийся один на сто тысяч или миллион, или даже сто миллионов людей. Именно поэтому его появление всегда ошеломляет окружающих. И именно поэтому столь смехотворными выглядят суждения обычных людей об исключительном человеке, во всём их превосходящем. Когда я слышу как примитивные людишки с уверенностью небожителей высказывают своё мнение о Гитлере или Ван-Гоге, Бетховене или Бодлере, я иногда с трудом удерживаюсь от смеха.

— Что они в этом понимают?

Главное ускользает от них, поскольку они не обладают той таинственной силой, которая составляет сущность гения, будь то гений абсолютный, в котором эта сила достигает наибольшего напряжения, или гений частичный, гениальность которого ограничена либо более слабой и недостаточно развитой волей к экспансии, либо направленностью на какую-либо узкую область

Гений, добрый или злой, хотим мы того или нет, является закваской для пассивного и однообразного человеческого теста. Без этой стимулирующей добавки тесто осядет и не поднимется. А Природа отпускает её крайне скупо. К тому же, чтобы этим семенам высшей жизни удалось оплодотворить однородную, инертную и саму по себе бесплодную массу, в тысячи раз превосходящую их в количественном отношении, необходимо благоприятное стечение обстоятельств. Без гения, время от времени, подобно удару молнии, пронзающего мир, он навечно остался бы миром безликих служащих. Только гений иногда позволяет миру убежать от посредственности и преодолеть самое себя. Когда молния угасает, мир вновь погружается в серость, и только новая вспышка сможет когда-нибудь вывести его из этого состояния.

Именно поэтому эпоха фашизма, озарённая вспышками подлинной гениальности, была столь пленительной. В исключительных обстоятельствах появлялись преобразователи народов исключительного масштаба, благодаря которым, мир готовился испытать один из самых необычных поворотов в своей Истории.

— Всё кончилось плохо?

Можем ли мы быть уверенным в этом?

После краха Наполеона всем также казалось, что всё кончилось плохо, однако сделанное им навеки наложило свой отпечаток на нынешний лик человечества. Смогли бы мы без Гитлера хотя бы приблизиться сегодня к использованию атомной энергии? Существовала бы сейчас реактивная техника? А ведь именно эти изобретения положили начало коренному изменению нашей эпохи.

Если проанализировать всю ситуацию целиком, то надо признать, что если гений по имени Гитлер, с одной стороны, спровоцировал катастрофы, то с другой, он, безусловно, привёл также к коренному изменению того пути, которым идёт человечество. Новый мир, родившийся из гитлеровской трагедии, за несколько лет привёл к необратимым и крупнейшим за последние пять веков переменам в условиях жизни, в индивидуальном и общественном поведении, в науке и экономике, в методах и способах производства.

Возможно, Гитлер был всего лишь детонатором, который спровоцировал гигантский взрыв нашей эпохи и потряс современный мир. Как бы то ни было, мир испытал встряску. Возможно, не будь Гитлера, мы ещё на протяжении сотни лет оставались бы теми же степенными мелкими буржуа, какими мы были в первой четверти нашего века.

С 1935 г. взлёт Гитлера был неизбежен. Гений не останавливается. Начался обратный отсчёт перед стартом, в котором должны были принять участие все страны; каждая на свой лад и иной раз неосознанно вносила свой вклад в сборку механизма, из которого должен был возникнуть новый мир. Одни — отрицательный, как, например, Франция и британская Империя, другие — положительный.

Но какой ясновидящий мог в 1936 г. представить себе, что одряхлевший мир, в котором мы тогда жили, движется к столь коренному изменению? Сам Гитлер, в котором клокотали неведомые силы, движущие его подлинной жизнью, понимал ли он какая судьба ждёт всех нас и лично его?…

Я как и другие, думал тогда только о своём народе, который надо было вытащить из политического болота, спасти морально и политически. В 1936 г. родная страна повсюду ещё оставалась альфой и омегой для каждого гражданина. Французский премьер-министр Пьер Лаваль ни разу в своей жизни не бывал в Бельгии, находящейся в двухстах километрах от Парижа! Муссолини никогда не видел Северного моря. Салазар не знал какого цвета Балтийское море.

Правда, мне довелось побывать в Азии, Африке, Латинской Америке. Я был в Канаде и в США. Но я не особо распространялся об этом, побаиваясь прослыть легкомысленным непоседой.

На самом деле тогда не существовало ни международного, ни даже европейского духа. Единственный международный орган того времени, Лига Наций, расположенная в Женеве, походила на болтливую и бестолковую старуху, о которой воспитанные люди говорят со снисхождением. Примерно на протяжении двадцати лет она объединяла главных государственных мужей Европы. Один лишь Бриан предугадывал в ней неясные черты будущей единой Европы, но его концепция была слишком расплывчатой. И это был практически единичный случай. Несомненно, не будь Гитлера, Европа ещё долгое время оставалась бы в прежнем состоянии, когда каждая страна действовала исключительно в пределах своей собственной территории.

Менее, чем за три года, старый континент претерпел полное изменение. В мгновение ока Гитлер вознёсся над Европой, словно атомный гриб, грандиозный и ужасающий, заполнив собой всё небо, рассеяв свою радиацию вплоть до самых дальних океанов.