Глава 33

Глава 33

И всё-таки после первого игрового дня в Ито вновь возникли трения. Дело приняло такой оборот, что не смогли даже назначить очередной день доигрывания.

Как и в Хаконэ, Отакэ Седьмой дан воспротивился попыткам изменить регламент партии из-за болезни Мэйдзина. Причем на этот раз Седьмой дан стоял на своем гораздо твёрже, чем в Хаконэ. Видно, урок Хаконэ для него не прошел даром.

По первоначальным условиям после игры полагалось четыре дня отдыха, а пятый день был снова игровым. В Хаконэ этот порядок соблюдался. Четыре дня давалось на отдых, но из-за правила “консервации”, то есть безвыходного сидения в гостинице, престарелый Мэйдзин ещё больше уставал. С тех пор, как болезнь Мэйдзина обострилась, начались переговоры о сокращении четырехдневного отдыха, на что Отакэ не соглашался. Лишь последнее доигрывание в Хаконэ было сдвинуто на день вперед, так что отдых перед ним был только три дня. Но в тот день Мэйдзин сделал всего один ход. Несмотря на все попытки отстоять регламент, тот пункт, который обязывал играть с 10 часов утра до четырёх пополудни, в конце концов был отменен.

Заболевание Мэйдзина вскоре перешло в хроническое. Когда он поправится, никто не знал, и наверное, поэтому доктор Иида из больницы Святого Луки, с большой неохотой разрешивший поездку в Ито, сказал, что игру желательно закончить в течение месяца. В первый игровой день в Ито у Мэйдзина, сидевшего за доской, веки вновь слегка припухли.

Из-за болезни Мэйдзин все хотели поскорее закончить. Газета тоже, так или иначе, хотела довести до конца Прощальную партию, столь популярную среди читателей. Затягивать игру было рискованно. Ускорить ход дел можно было только за счет сокращения отдыха между доигрываниями.

Однако Отакэ Седьмой дан на это не соглашался.

– Мы с Отакэ старые друзья, попробую уговорить его, – сказал Симамура Пятый дан.

Симамура, как и Отакэ, приехал в Токио из района Кансай в надежде стать профессионалом в Го. Симамура стал учеником Хонинбо Сюсая, а Отакэ – пошел к Судзуки, мастеру Седьмого дана, но они остались хорошими друзьями, часто встречались в среде профессионалов. И Симамура Пятый дан, похоже, надеялся, что если он тактично попросит, то Седьмой дан поймет и уступит. Тем не менее, именно просьба Симамуры, который сказал, что Мэйдзин опять себя плохо чувствует, привела прямо к обратному результату – Отакэ наотрез отказался пойти навстречу. Он обвинил Оргкомитет в том, что от него скрыли болезнь Мэйдзина и снова заставили его, Отакэ, играть против больного человека.

Наверное, Седьмого дана раздражало и то, что Симамура, ученик Мэйдзина, остановился в той же гостинице, где и все, и встречался с Мэйдзином. А это нарушало святость игры. Когда Маэда Шестой дан, тоже ученик Мэйдзина и одновременно зять Отакэ Седьмого дана, приезжал в Хаконэ, он ни разу не зашел в комнату Мэйдзина и даже остановился в другой гостинице. Сама попытка изменить строгий регламент партии, ссылаясь на дружеские или иные чувства, претили Седьмому дану.

Но больше всего Отакэ тяготила, пожалуй, перспектива вновь сражаться с больным Мэйдзином. То, что его противник носил титул Мэйдзина, ставило Седьмой дан в ещё более трудное положение.

Переговоры зашли в тупик, и Отакэ Седьмой дан заявил, что бросает партию. Как уже было в Хаконэ, из Хирацука приехала жена Седьмого дана и привезла с собой ребенка. Был даже приглашен некий Того, мастер массажа ладонями. Того был хорошо известен среди игроков в Го, потому что Седьмой дан советовал всем знакомым ходить к нему на процедуры. Сам Седьмой дан полагался на Того не только как на массажиста, но и весьма ценил, как будто, его мнение в житейских делах. Во внешности Того было что-то от аскета. Седьмой дан, который каждое утро читал Сутру Лотоса, глубоко верил в людей и рассчитывал на их помощь. Понятие долга было у него в крови.

– Если Того скажет, то Отакэ-сан обязательно послушает его. Того-сан, кажется, считает, что надо продолжать игру... – сказал кто-то из членов Оргкомитета.

Отакэ Седьмой дан и мне посоветовал показаться Того, раз выпала такая возможность. Этот совет был исполнен доброжелательного участия. Когда я пришел в комнату Седьмого дана, Того подошел, поводил ладонью возле моего тела и сразу сказал: “Везде все в норме, без отклонений, здоровьем вы не блещете, но жить будете долго”. Потом он задержал ладонь возле моей груди. Я тоже прикоснулся к груди и почувствовал, что справа вверху кимоно было чуть теплее. Это было удивительно, потому что Того провел ладонью вблизи тела, не касаясь меня. Температура и справа и слева, вроде, должна быть одинаковой, но правая сторона была теплой, а левая – оставалась холодной. По словам Того это тепло появилось благодаря его лечению – справа из груди шло нечто вроде ядов. Я никогда не жаловался ни на легкие, ни на плевру; на рентгеновских снимках тоже все было в порядке, но иногда в правой стороне груди у меня бывали неприятные опущения. Может быть, это были отголоски незаметно начавшейся болезни? И хотя это недомогание позволило Того проявить свое лечебное мастерство, все же от этого ощущения тепла, проникшего сквозь ватное кимоно, мне стало немного не по себе.

Того и мне сказал, что Прощальная партия – это тяжелая миссия, выпавшая на долю Седьмого дана. И если он ее бросит, то навлечет на себя упреки со всех сторон.

Мэйдзин сам ничего не предпринимал, а только ожидал результатов переговоров, которые оргкомитет вел с Отакэ Седьмым даном. Подробности этих переговоров никто Мэйдзину не сообщал, поэтому он, похоже, не знал, что дело зашло так далеко и что его противник собирается бросить партию. Его лишь раздражала пустая трата времени. Чтобы отвлечься, Мэйдзин поохал в гостиницу в Кавана, пригласил он и меня. На следующий день л пригласил съездить туда Седьмого дана.

Заявив, что бросает игру, Седьмой дан домой все-таки не уезжал и оставался все время в гостинице, где должны были проходить игры. И я чувствовал, что он хочет как-то успокоиться и склонен уступить. Тем не менее, договориться о доигрывания на третий день и окончании игрового дня в четыре часа удалось лишь двадцать третьего числа. Соглашение было достигнуто на пятый день после игрового, который приходился на 18 число.

В Хаконэ тоже, когда договорились о сокращении отдыха до трёх дней вместо четырех. Седьмой дан сказал: “Я не успеваю отдохнуть за три дня. К тому же два с половиной часа игры в день – это слишком мало. Я не могу войти в ритм”.

На этот раз отдых был сокращен до двух дней.