Глава дома Романовых

Вечером того же дня, когда Владимир Кириллович и Сенявин пересекли границу, они были в Берне. Остановились в неприметной гостинице. Сенявин на всякий случай погулял по соседним улицам, посидел в кафе на углу, но слежки не заметил. Владимир позвонил тётке в Мадрид, ему даже не пришлось ни о чем её просить. Счастливая обретением племянника инфанта Беатриса задала всего несколько вопросов о событиях последних недель, когда между ними не было никакой связи, а потом попросила перезвонить ей через час, так как, сказала она, «ей надо поговорить с каудильо». А через час радостно сообщила, что завтра вечером в аэропорту Берна его будет ждать самолет, посланный самим Франко. Этой ночью впервые за многие месяцы Владимир Романов спал спокойно.

Утром он поехали в Национальный банк. Сенявин остался ждать великого князя в машине. Тот вышел через час с портфелем желтой кожи. Они пообедали в одном из ближайших ресторанчиков, портфель Владимир положил рядом с собой на пустующий стул. Дмитрий Львович как дисциплинированный офицер вопросов не задавал, говорили о покойной и безмятежной швейцарской жизни. Здесь было уже по-летнему жарко, разноцветными тюльпанами цвели магнолии. После обеда, забрав из гостиницы вещи, поехали в аэропорт. Когда они отъезжали от отеля, Сенявин заметил, что вслед за ними двинулись ещё два автомобиля, стоявших через две машины от их «ситроена». Сказал об этом Владимиру Кирилловичу. Тот, державший перед этим желтый портфель в руках, положил его на заднее сиденье. Их преследовали, практически не таясь. А на шоссе, ведущем в аэропорт, когда Сенявин попытался дать газа, два «мерседеса» без труда настигли их. Первый обогнал, а потом подрезал. Дмитрий Львович вдавил педаль тормоза и бросил машину влево, пытаясь уйти от столкновения. «Ситроен» замер, зажатый между двумя «мерседесами». На шоссе не было ни одной встречной машины. Да и сзади, как успел увидеть Сенявин в зеркало заднего вида, тоже никого не было. Из передней машины выскочили двое с пистолетами в руках. Один рывком открыв водительскую дверь, наставил свой «люггер» на него, а второй, вооружённый «парабеллумом», распахнул дверь справа и, ткнув оружием в сторону Владимира Кирилловича, отрывисто бросил на русском языке:

— Портфель, быстро.

Под дулом пистолета великий князь протянул руку назад, взял портфель и протянул его налётчику.

— Пожалуйста.

Тот, взяв его под мышку, попятился к своей машине, не опуская оружия. Только когда он скрылся в ней, такой же манёвр проделал и второй из нападавших. «Мерседесы» взревели и скрылись за поворотом петлявшего по горным склонам шоссе. Пассажиры «ситроена» с минуту сидели молча. Наконец, Владимир Кириллович коснулся рукой плеча Сенявина и, мучительно выдохнув, сказал:

— Поехали, Дмитрий Львович.

— А ведь даже не таятся, сволочи!

— Это они специально демонстрируют, за кем сила. Поехали, поехали господин полковник.

Через пару минут они увидели причину того, почему ими не попадалось встречных машин. Еще два черных «мерседеса» столкнулись, перегородив дорогу. Серьезных повреждений, правда, на них не было. За «мерседесами» виднелась вереница стоявших встречных автомобилей. Увидев «ситроен», водитель одной из аварийных машин сел за руль и сдал влево, пропуская Сенявина и Владимира Романова. Владимир Кириллович нервно хохотнул:

— Вот видите, какое нам внимание и почет. Сзади, я думаю, то же самое.

— Живы остались, и слава Богу, ваше высочество.

Владимир Кириллович промолчал и до самого аэропорта не проронил более ни слова. Там их встретили как важных гостей, пограничные формальности заняли всего несколько минут. И только когда они уже шли к самолёту по летному полю, великий князь вдруг сказал, обращаясь то ли к Сенявину, то ли к кому то еще, гораздо для него более важному:

— Ну что ж, Жеребков был прав, это не стоило таких нервов. С другой стороны, я вдруг из-за этакой глупости яснее увидел своё будущее. Посидел, почитал, подумал. Трезвый взгляд на вещи — вот что мне нужно для жизни. А эти бумаги — они им важнее. В том смысле, что они для них опаснее. Если, конечно, у них есть воображение. Пусть читают. Очень хорошо, что так получилось.

Сенявин не решился расспрашивать, а Владимир Кириллович, видимо, посчитал, что и так сказал достаточно. Через несколько часов они приземлились в Мадриде.

Об этой операции, проведённой в Швейцарии в мае 1945 года, ни Судоплатов, ни его сотрудники так никогда и не узнали. Судьба желтого портфеля и его содержимого тоже осталась неизвестной.

Первое послевоенное десятилетие Владимир Кириллович Романов прожил в Испании. Первый раз появиться во Франции он решился только в 1954 году. Его сомнительные связи времен оккупации сильно навредили ему, и он, по-видимому, опасался, что при возвращении во Францию может быть обвинен в коллаборационизме. Жеребков во Франции был в 1946 году предан суду и получил пять лет «национального бесчестия» — почти ничего в его положении активного пособника нацистов. Когда вскрылась его роль в принудительной депортации русских евреев-эмигрантов, живших в Париже, что было первым этапом к их уничтожению в лагерях смерти, Жеребкова во Франции уже не было. Он также укрылся в Испании, где правил диктатор Франко, без тени сомнения принимавший на испанской земле подобных ему «борцов с коммунизмом». Французы заочно приговорили Жеребкова к пожизненным принудительным работам, то есть к пожизненной каторге. В Испании он и умер в 1978 году. Встречался ли он там с Владимиром Кирилловичем, неизвестно. Думаю, вряд ли. Период оккупации навсегда остался тёмным пятном на репутации великого князя, и к воспоминаниям о нём он возвращался неохотно. А в рассказах об этом времени всячески старался обелить себя. Правда, сделать это без искажения фактов у него не получалось. По-видимому, тяготился он и обществом Сенявина, бывшего свидетелем тех времен. Так или иначе, но в конце 40-х годов, Дмитрий Львович Сенявин «по семейным обстоятельствам» уехал в Аргентину, где и окончил свои дни. Умер он в Буэнос-Айресе в 1952 году. Также уехавший в Латинскую Америку Георгий Граф с Владимиром Кирилловичем так и не примирился, но вот дружеские отношения с его сыном, другом детства великого князя, в конце концов восстановились. Наверное, так Владимир Романов пытался отдать дань человеку, посвятившему жизнь его семье.

После окончания войны и событий в Швейцарии Владимир Кириллович окончательно потерял веру в то, что он когда-нибудь взойдёт на трон Российской империи. В 1948 году он женился на Леониде Георгиевне Кёрби, дочери князя Георгия Ираклиевича Багратиона. Для Леониды это был уже второй брак. Женившись на ней, Владимир вслед за отцом нарушил закон Российской империи о престолонаследии, вступив в брак с разведённой женщиной. В соответствии с ним дети, родившиеся от этого союза, теряли свои династические права. Кроме того, многие монархисты и сегодня не признают за родом Багратионов-Мухранских, к которому принадлежала Леонида, царственного достоинства, а следовательно, в соответствии с всё тем же законом о престолонаследии Владимир не имел права вступать в брак с Леонидой Георгиевной. В 1953 году у Владимира и Леониды родилась дочь Мария. Больше детей у них не было, и когда Владимир Кириллович в 1989 году признал её наследницей престола, то и это решение вызвало разногласия среди редеющих русских монархистов, особенно среди потомков уцелевших Романовых. Результатом недолгого брака Марии Владимировны с принявшим для этого православие под именем Михаила Павловича претендентом на германский престол принцем Францем Вильгельмом Гогенцоллерном стало появление на свет в 1981 году внука Владимира Кирилловича, названного Георгием. Сегодня он живет в Испании. Сторонники партии «Кирилловичей» считают его русским императором, он со своей матерью Марией Владимировной часто бывает в России. Республиканские российские власти всегда принимают их с почётом. Правда, с куда большим основанием Георгий Михайлович мог бы считаться императором Германии.

Через десять лет после войны Романовы вернулись во Францию, в родную для Владимира Кирилловича виллу «Кер Аргонид». Активной общественной жизни он сторонился, да и жила семья небогато, надо было думать о хлебе насущном. Великий князь неоднократно говорил, что власть коммунистов неизбежно падёт по воле самого русского народа, отрицая возможность ее свержения внешними силами. И дожил до того времени, когда его мечта осуществилась.

5 ноября 1991 года Владимир Кириллович и Леонида Георгиевна первый раз в жизни вступили на русскую землю. Их принимал Анатолий Собчак, мэр только что вернувшего себе имперское имя Санкт-Петербурга. Но городу было не до былого величия и сиятельных гостей. Советский Союз распадался, грозя похоронить под обломками его бывших граждан. Опять, как в годы войны, над городом Петра угрожающе нависала тень голода. И Владимир Кириллович, к тому времени уже тяжело больной, бросился помогать обретённой родине. Он ездил по миру, уговаривая власть имущих и богачей помочь России. Владимир Кириллович Романов умер в мае 1992 года в США, в штате Флорида, прямо во время выступления перед американскими бизнесменами, в котором призывал их вкладывать деньги в Россию.

После смерти он вернулся домой навсегда, чтобы найти вечное упокоение в Великокняжеской усыпальнице Петропавловского собора Петербурга. Рядом со своими предками.