Клуб

Пока я зализывала раны, в стране начались большие беспорядки. Телекомпания «Имеди» и ее владелец Бадри Патаркацишвили были в открытой оппозиции правящему режиму. Обстановка накалялась. Манифестации и шествия приобретали все более массовый характер. Я как в тумане наблюдала за мирной демонстрацией митингующих по телевизору. Вдруг мне показалось, что я куда-то провалилась. Я срочно позвала маму.

— Манана, кажется, я теряю сознание! — буквально через силу выговорила я.

Побледневшая Манана выскочила из кухни и через две секунды была возле меня. Подошла, проверила пульс и невзначай взглянула на экран.

— Мамочка, кажется, и мне плохо…

Я не падала в обморок — на экране был полный туман. Куда делись люди? Взволнованная, я впервые приподнялась.

— Лали, ложись, нельзя! — кричала мама, но я уже ничего не слышала.

Приходившие меня проведать друзья рассказывали страшные вещи. Избитые «робокопами» и отравленные газом оппозиционеры, митингующие и журналисты просили помощи в больницах. Тяжелее всех был ранен в голову бывший друг Саакашвили и когда-то начальник его избирательного штаба Леван Гачечиладзе.

— Неужели никто не вышел остановить все это? — спрашивала я в отчаянии.

А вечером разгромили телекомпанию «Имеди», унизили журналистов, уничтожили аппаратуру.

7 ноября 2007 года правительство грубо нарушило «Международный пакт о гражданских и политических правах человека», «Кодекс поведения высокопоставленных чиновников правоохранительных органов», принятый Ассамблеей ООН в декабре 1979 года, Европейскую конвенцию прав человека и множество пунктов Конституции Грузии.

Осталась только телекомпания «Кавкасия», которая «лечила» израненные души граждан. «Аку» все больше эфирного времени предоставлял Губазу Саникидзе. Сын писателя Левана Саникидзе интеллектуал и умница Губаз понятно и адекватно освещал происходящее в стране, исходя из национальной позиции. Его похожие на лекции интервью можно было слушать бесконечно. Здесь всегда были критика, знания и, что самое главное, мужественный оптимизм.

Члены его команды: сын легендарного героя Жиули Шартава (премьер-министр Абхазии, расстрелянный сепаратистами. — Л.М.) — Каха Шартава, Резо Шавишвили, Нико Орвелашвили и Ираклий Мелашвили — представляли собой сильный оппозиционный кулак.

Лидер лейбористов Шалва Нателашвили, как обычно, продолжал смешивать с грязью Саакашвили. Ругань в адрес президента стала считаться хорошим тоном.

Нино Джангирашвили готовила авторскую программу «Барьер». Люди все больше нуждались в объективной информации.

Рейтинг телекомпании «Кавкасия» затмил все другие крупные телекомпании.

Назначение президентских и парламентских выборов означало признание ошибок, но 5 января и 28 мая выборы были тотально сфальсифицированы. Леван Гачечиладзе, которого выбрал народ, оказался за бортом, как оказался за бортом и сам грузинский народ.

Моя болезнь поневоле отстранила меня от «Национальных авиалиний». Компания не могла ждать. Идти в политику, тем более в этом хаосе, не хотелось. Я решила опять попробовать силы в журналистике. В апреле включилась в конкурс на пост руководителя Общественного телевидения. До финала я дошла легко, тем более, что меня поддерживало рекомендательное письмо омбудсмена Грузии Созара Субари. Меня уже начали поздравлять с победой, когда группа оппозиционеров пошла на сделку с «Национальным движением».

Мне снова перекрыли дыхание. И, что самое нелепое, перекрыла оппозиция. Значит, они все заодно, что за грязные игры? Кто в чьем лагере? Кто за сколько продается? Где мораль? Столько риторических вопросов — перебор для такой маленькой страны.

Еще одно фиаско разбудило полученную в аварии травму, меня мучила страшная боль в позвоночнике. Купленная в долг машина, как-то сразу повзрослевший Георгий, грустный, скорбящий Сандро, огромное количество платежей — все это легло на меня тяжким грузом. Фитнес-клуб и уход за собой стали непозволительной роскошью. А на родном Черепашьем озере (озеро в Ваке. — Л.М.) меня все знали. Отвечать на тысячу вопросов не было сил, тем более, что у меня не было правильного ответа. Да и полемики с двумя враждующими лагерями, честно говоря, совсем не хотелось. Я ни на чьей стороне, слышите! Я на стороне Грузии.

— Долго еще собираешься сидеть дома? — Внезапно появилась моя давнишняя подруга, красавица и просто хороший человек Нана Андроникашвили.

— А что мне делать? Не видишь, что творится. Я обязательно должна быть в каком-нибудь лагере? Не хочу! Вот и сижу дома.

— А сколько времени вынесет такой режим твой позвоночник?

— Нин, родная, ну знаешь же, что я без денег, если кто-то мне и помогает, так это Дато Кодуа и мои девочки. Все подорожало. Я бы уже давно уехала в Сочи или Париж к своим, но что с детьми делать? Ведь не сбегать же?!

— Послушай, Лалико, у нас каждые пятницу, субботу и воскресенье хорошая программа, весь Тбилиси там. Помнишь, я тебя сто раз приглашала, но не могла оторвать от кроличьей фермы в Вариани! А сейчас, считай, что это лечение, и не только души. Приходи, потанцуешь, развлечешься и забудешь про свой позвоночник. Для тебя это сейчас обязательно.

Нина была руководителем только что открытого в прекрасном уголке старого Тбилиси — Авлабаре клуба «Гомартели». По вечерам сама отличающаяся удивительным вкусом и утонченностью, присущими дворянке, она собирала лучших представителей тбилисского общества. Это был не только клуб, а скорее семья, где все знали и любили друг друга. Здесь время останавливалось, и ты переносилась в другую реальность. Ни драк, ни ссор, одна только любовь. Удивительно, но здесь даже политики забывали о междоусобицах.

Меня приняли как родную. Согласно директиве Нины пропускали бесплатно. Услужливые бармены Алекс и Резо баловали разнообразными коктейлями. Танцы, внимание и любовь вернули мне былой вкус к жизни. У меня с Сандро, благодаря небольшой разнице в возрасте, был один круг друзей. И сейчас мы принимали у себя только что приехавшего из Австрии известного теннисиста и общего друга Ираклия Лабадзе. Сандро, увлеченный техноминималом, писал и слушал клубную музыку. Его работы размещались уже на европейских сайтах. Их исполняли и в некоторых лондонских клубах. Я и Ираклий не смыслили ничего ни в его музыке, ни в этом течении.

— Не начинай сейчас тарахтеть, давай сегодня доверимся Лалиному вкусу, — говорил Ираклий Сандро.

— Уф, Лали отведет тебя сейчас в «Гомартели», и слушай стариковскую музыку, — ныл Сандро.

Ираклий выбрал клуб «Гомартели».

Известный певец Мераб Сепашвили исполнял старые хиты. Истосковавшийся по Грузии молодой человек с жадностью слушал.

Я ненадолго оставила мальчиков и отправилась к бару повидать Нино.

Через неделю в культурном центре «Муза», находящемся в живописном парке около Черепашьего озера, руководитель модельного агентства Лика Казбеги планировала вывести на подиум известных в обществе дам за тридцать. Лика своими новаторскими идеями держала город в вечном напряжении — то жены футболистов, то беременные женщины, то молодняк — ее идеи были всегда актуальными. Лика не давала расслабиться грузинкам и своими проектами напоминала, что женщина в любом возрасте должна заботиться о своей внешности. Вот и сейчас вместе с блистательными дамами были я, Марикуна и Нино.

С Ниной я должна была согласовать элемент одного из костюмов. Между прочим, «успешные» дамы очень нервничали: шутка ли, без ошибки пройтись перед такой аудиторией. Ведь среди нас не было ни одной модели. У Марины, что называется, «дело было в шляпе». Мой младший сын Георгий был ее фаном и поэтому с удовольствием согласился на предложение вместе пройтись по подиуму. Маленький «Мышонок» был самым частым гостем на программе Марикуны «Табу». Дефиле вдвоем наполовину снижало страхи, а наличие такого «пажа» только увеличивало расположение сидящих в зале.

— Молодчина Лика, правда? Давай, к зимнему сезону и в клубе устроим что-нибудь, — сказала Нина.

— Почему бы и нет, — ответила я.

— Морошкина! — послышался сквозь музыку знакомый с детства голос.

«Не может быть, неужели проклятый коктейль», — со страхом подумала я и остолбенела в ожидании белой горячки.

— Пропустите ее ко мне! — последовал приказ. Нет, это не было посталкогольным синдромом — это был Миша Саакашвили.

— Ты куда делась, девочка? — спросил Миша так, словно час назад отправил меня за хлебом.

— Миша, если б ты знал, сколько всего мне надо сказать, — зачастила я.

— Познакомься, это Мэтью Брайза (помощник заместителя госсекретаря США. — Л.М.), — представил меня Миша участнику застолья.

— Nice tо meet you, — сказала я. Миша рассказывал Брайзе о проведенных вместе годах, тот слушал с интересом.

Он ничего не знал о смерти Нукри, или… или не хотел знать.

— Знаешь, что из-за тебя я столько лет сижу без работы? — пожаловалась я Мише и как когда-то в школе пнула его под столом коленкой. У охраны от удивления отвисли челюсти.

— Что ты говоришь? А я думал, ты больше не хочешь со мной работать, тем более, знал, что у тебя «с ним» доля в Верийском саду. Ведь видишь, из-за тебя его никто и пальцем не тронул.

— Какая доля? Миша, нигде у меня ничего нет.

— И поделом! Оба мы сильно ошиблись. Ни мне не повезло с горийским Окруашвили, ни тебе — с горийским Канделаки. Из-за кого мы поссорились? — сердился Миша.

— Тем более, некоторые из твоих чиновников подумали, раз я не министр, значит, враждую с тобой. Один из них в своем кабинете даже пытался меня изнасиловать.

— Не своди меня с ума! Кто? — наклонился ко мне президент.

— Да ну его, не стоит и говорить.

— Я тебя хотел отправить в Москву, но не получилось…

— Посмотри, как вымахал Сандро! — сказала я Мише. Он жестом велел подойти остолбеневшему Сандро.

— Как ты вырос, парень! — Миша подал Сандро руку — Сильно похож…

— Миша, ты же знаешь, я могу критиковать тебя, но не потому, что ненавижу, а потому, что люблю, люблю годы нашего детства. Многие портят тебе дело, сладкой ложью сводят с ума. Не верь всем, прошу тебя!

— Мераб! — позвал Миша Мераба Сепашвили. — Знай, на той неделе приведешь ко мне Лали!

На «той неделе» началась война.

А иначе большая авантюра с разными названиями. Принуждением к миру — для России и восстановлением конституционного порядка — для Грузии.

Грузия потеряла более 200 сёл и деревень!

Большая авантюра и по численности безымянных могил (при строгом учёте новобранцев) и по численности потерянных территорий. Кому это надо? Потерять веками облелеянное Кодорское ущелье и Ахалгори, что в 35 километрах от Тбилиси.

Да, точно, Россия и не мечтала о таком правителе Грузии, который без единого выстрела отдает казённые земли.

Лафа!

Время покажет, что принесет Грузии визит госпожи Райе 15 августа, и как разделили нашу избранную Пресвятой Богородицей страну Америка и Россия.

* * *

…Мое положение было незавидным вдвойне. В первый же день войны я попросила эфир у Давида Акубардия и призвала всех, и особенно местных русских, собраться у Российского посольства и выразить протест.

Не могу описать чувства, испытанные мною при появлении впечатляющего потока людей. После сделанного в эфире «Кавкасии» призыва к Российскому посольству двинулись тысячи граждан Грузии.

Русские женщины подходили ко мне одна за другой и приводили факты угроз со стороны грузин.

— Мы ведь жены и матери грузин, любим эту землю. Оккупанты стреляют и в нас, — говорили запуганные женщины.

Во время напряженной ситуации, как правило, теряются такт и воспитанность.

— Русские, убирайтесь! — слышалось в адрес мирного русского населения.

Людей этих нужно было защищать. Я обратилась к Народному защитнику господину Созару Субари, чтобы мне выделили зал, и вновь по «Кавкасии» призвала собраться живущих в Грузии этнических русских.

Мы подготовили текст протестного обращения этнических русских — граждан Грузии.

«Грузия — молодое демократическое многоэтническое государство, и живущие здесь русские — его составная часть. Требуем незамедлительного вывода с грузинской земли как российской армии, так и техники, значительно повредившей инфраструктуру. Сожженные города и села, сотни погибших, раненых и бездомных, нарушенная экология, оскверненные церкви. Мы призываем российскую общественность поддержать эту миротворческую инициативу. Россия — это не только политика, но и культура это Гумилев, Солженицын, Толстой, Достоевский, Набоков, Булгаков.

Мы гордимся своим прошлым, но нам стыдно за сегодняшний день!

Нарушение суверенитета демократического государства — нарушение норм международного права.

Для того чтобы мы не стали предметом манипуляции России, как это случилось в Южной Осетии и Абхазии, заявляем, что Родина только одна! И эта Родина — Грузия! Мы на протяжении многих веков жили вместе с грузинами, принимали активное участие в политической жизни и являемся полноправной и полноценной частью Грузии. Никакие попытки России не испортят наших добрых отношений с грузинами.

Мы выступаем против новой волны эмиграции, которая, как правило, сопровождает подобные процессы!»

Обращение, с большим количеством подписей от русских семей, я сдала в Посольство Российской Федерации.

На другой день после проведения многотысячной протестной акции у диппредставительства позвонил мой давний друг, а ныне председатель Парламента Дато Бакрадзе и поддержал мою инициативу.

— Дато, я это делаю не для тебя и не для Миши! Это народный протест!

— Хорошо, зачем сердиться. Я просто позвонил тебе, — сказал Дато.

К концу дня появился парламентарий Палико Кублашвили. Он издали увидел меня и направился прямо к цели.

— Лали, ты, наверное, очень устала? — спросил он по-дружески.

— Ничего, все в порядке. Большое спасибо! Сейчас главное — выиграть информационную войну. Есть много телекомпаний, наших и зарубежных, так что не беспокойся.

Военные действия становились все более тяжелыми. Давай, выберемся в руставелевский театр, предложил на третий день Палико. Честно говоря, я была очень утомлена, вот почему с удовольствием согласилась.

Театр Руставели больше походил на избирательный штаб «националов». Мелкие «наци» давали директивы.

При моем появлении какой-то безликий депутат бросился к камере «Рустави-2». «Морошкину не снимайте, она и так постоянно в эфире», — дал он распоряжение.

У меня глаза полезли на лоб. Вчера Саакашвили одобрил проведенную у Российского посольства акцию. Видимо, эти гиены пытаются перехватить инициативу, взять все под свой контроль и выкаблучиться перед боссом.

— Эй, ублюдки, какое сейчас время пикироваться, — сказала я и направилась к выходу, где натолкнулась на входящего Палико.

— Куда ты идешь? Что произошло? — удивился он.

— Спроси у этих негодяев, — ответила я и вышла. Вскоре Палико мне позвонил. Это был единственный человек в штабе, который адекватно мыслил.

— Лали, я приношу тебе извинения, прошу тебя, вернись, ты нужна здесь!

Времени для обид не было, и я вернулась.

Я собрала в театре Руставели медицинских сестер и начала подготовку к «миротворческому коридору» в Гори, Картли могла быть отрезана от центра в любое время.

— Ты сейчас сеешь панику, — не переставала «вонять» свора «националов» и аргументированно объясняла, что никакой опасности нет, и к вечеру наше знамя будет над Цхинвали.

* * *

… Я сею панику? Когда это было, чтобы русские отступили? И ребенку было ясно, что мы теряли все новые территории. После нескольких «сладких» слов я оставила лакейский штаб.

Вскоре обстановка накалилась еще больше. Контактов с Гори не было.

— Ситуация сложная, защищайтесь кто как может. — Эти слова председателя Парламента вызвали в народе панику.

За минуты все было сметено с полок магазинов, закрылись многие объекты. Город с широко открытыми от страха глазами замер в ожидании бомбежек.

— Что ты наделал, Дато? — позвонила я Бакрадзе. Дато казался растерянным.

— Давай встретимся, поговорим, — попросил он.

Мы встретились в Сололаки. Он пересел в мою машину.

— Ты представляешь, как я нарушаю нормы безопасности? — сказал Дато.

— А то я сейчас же отвезу тебя к Кокойты. Кому ты нужен? Ты больше нарушаешь правила нормального поведения!

Мы поднялись ко мне домой. Дато явно нервничал.

— Мои слова вызвали страшный резонанс в народе, не правда ли? — спросил он.

— Ну а чего ты ожидал? Сейчас нужна твердость!

Удивительно, некогда один из лучших переговорщиков, достаточно умный человек, почему он допускал сейчас роковые ошибки? Может быть, эта система портит людей, может, кресло воздействует на разум? Мои друзья менялись на глазах.