Цхинвали

В рамках неправительственной организации я часто организовывала встречи, собрания, тренинги, но министерское совещание с генералами, согласитесь, имело совершенно иную нагрузку. Я скрупулезно причесалась, надела строгий костюм и вышла в совещательную комнату.

Генералы, крупные военные чины и полицейские оказались чрезвычайно пунктуальными.

— Генерал Евневич, командующий сухопутными войсками.

— Генерал Набздоров, командующий миротворческими силами.

Генерал Михаил Кебадзе, командующий грузинскими миротворческими войсками.

— Сандро Мезвришвили — начальник трассы Гори — Цхинвали.

— Генерал Учадзе, двоюродный брат вашей бабушки, — улыбаясь, подмигнул генерал.

— Поздравляю, калбатоно Лали, готовы служить, устроим все, как вы сочтете нужным, ведь мы делаем одно дело, так что сил не пожалеем, — начал генерал Кебадзе.

— Очень приятно, надеюсь, сработаемся, — продолжил генерал Набздоров.

Совещание шло благожелательно и бесконфликтно. Я представляла, сколько всего на счету каждого из них. Слышала легенды о генерале Учадзе, который и вправду являлся близким родственником, хотя до сих пор мы не были лично знакомы, и о генерале Кебадзе. Если б не эти люди, кто знает, сколько бы раз нарушался наш мирный сон. Генерал Кебадзе полностью обеспечивал мир сел Картли и часто, лично рискуя, погашал локальные конфликты в приграничных грузинских и осетинских селах.

Распрощавшись с генералами, я тут же позвонила, чтобы выпендриться перед Георгием: переполнявшие меня эмоции требовали выхода.

— Никогда не догадаешься, с кем я сейчас встречалась, — хвасталась я. — Представь, столько генералов вместе! — Я начала перечислять фамилии.

Георгий слушал меня без особой реакции:

— Да, хорошо, хорошо. Короче, вечером в Вариани будет небольшое застолье, так что жду…

— Почему тебя не интересуют мои дела? Говорю ведь, что встречалась с такими людьми и провела с ними совещание, а ты мне о какой-то пирушке, — закричала я и отключила телефон.

Все мужчины одинаковы! Георгий позвонил через две минуты.

— Ладно, Лал, что ты горячишься? Я очень рад, просто вышел сейчас после тренировки и очень устал. Сними свой вычурный костюм, надень джинсы и кроссовки, как нормальный человек, и приезжай — немного отдохнешь, развеешься, и все твои генералы забудутся, — Георгий всегда мог разрулить любую ситуацию.

И правда, кого интересуют мои служебные дела? Выплеснув эмоции, я расправила плечи и вернулась к работе.

Вариани находится в 80 километрах от Тбилиси, поэтому я поехала из министерства домой и быстро приступила к подготовке. Из-за того, что в последнее время мне постоянно приходилось ходить в строгих костюмах, я радовалась представившейся возможности влезть в джинсы, по которым очень соскучилась.

Какие выбрать? Эти, с красной полоской, или эти — с золотыми сердечками? Я остановила выбор на последних и подсознательно отметила, что в последнее время позволяю непривычную для себя сентиментальность…

Из Варианской усадьбы слышалась громкая музыка. Георгий, конечно, очень любил развлечения и кутежи, но сегодня, казалось бы, ничего значимого не было запланировано, иначе бы я знала. Я подъехала на машине вплотную к гостинице. При выходе меня застало шокирующее зрелище — выстроившиеся в ряд мужчины отдавали мне честь и фальшиво в сопровождении баяна и чего-то из ударных пели «День Победы».

— Не может быть, — закричала я, когда картина прояснилась, и я увидела основательно подвыпивших «моих» генералов — участников утреннего совещания.

У Георгия от смеха лились слезы. Представьте мою реакцию. Целый день я сверлила человеку мозги своими генералами, не подумав, что они по служебной необходимости — и не только — чаще всего были гостями именно этого пограничного села Вариани и лично Георгия.

— Я вас где-то видел, — такой была реакция изрядно захмелевшего генерала Набздорова, который с интересом рассматривал золотые сердечки на моих джинсах…

…Вскоре в Министерство по особым делам позвонили из Цхинвальской администрации.

— Госпожа Морошкина, наши правоохранительные органы задержали ваших ребят, и, если вы осмелитесь приехать, мы передадим их. — Информация была сухой и лаконичной.

— Малхаз, что делать? — спросила я министра.

— Раз обратились к тебе, ты и должна ехать. Конечно, риск есть, но решать тебе.

— Ну что, игнорировать «если осмелитесь»? Я поеду, кто со мной? — спросила я.

— Лали, ты ведь знаешь, что из-за нашего скудного бюджета я не могу послать с тобой ни водителя, ни охрану. Короче, решай.

А в это время министерство «бомбили» родственники задержанных — арестованные за наркотики девятнадцатилетний парень и двадцатилетняя беременная девушка проводили холодные декабрьские дни при температуре двенадцать градусов мороза в цхинвальской тюрьме.

— Сандро, мой дорогой, я и в глаза не видела Цхинвали, к тому же, не знаю дороги, прошу, поезжай со мной, ну… — молила я по телефону начальника трассы Сандро Мезвришвили.

— Конечно, Лали, какие проблемы, как пожелаешь. Только скажи, когда тебе нужно, мне ведь еще машину подготовить.

— Сейчас же, Сандро, сейчас же, иначе что ждет тех ребят — никто не знает, — ныла я.

— Хорошо, базара нет, через час буду у министерства, приготовься.

* * *

— Ты что, едешь так? — спросил Сандро, когда я садилась в машину.

— Да, а в чём дело?

— Ведь там холод собачий, а ты налегке. Это тебе не Тбилиси, а Цхинвали. Хочешь, заедем к тебе домой?

— Нет, времени нет, мне ведь не по улицам гулять, поехали.

Машина взяла курс на север.

Цхинвали оказался маленьким угрюмым поселком, в котором особо не чувствовалось признаков жизни. «Кинули русские осетин», — подумала я. Полная стагнация — ни кино, ни театров, ни ресторанов, ни галдежа, будто Цхинвали всё еще оплакивал случившееся несчастье.

В резиденции Кокойты я заметила журналистов нашего регионального телевидения.

— Что вы здесь делаете? — спросила я бывших коллег.

— Позвонили из администрации Кокойты, что, мол, собираются передать заключенных грузинской стороне.

Все стало ясным. Кокойты пытался набрать очки. Жест доброй воли должны были увидеть по всей стране.

От администрации так называемого президента исходил сильный постсоветский запах. Вскоре оказалось, что этот запах совсем не был воспоминанием «ушедших времен», — дело в том, что цхинвальская администрация отапливалась керосиновыми печками.

Кокойты оказался среднего роста, коренастым мужчиной. Как и большинство в Цхинвали и Картли, он тоже был бывшим борцом.

— Очень приятно. Холодно, мороз! — сказал он с грубым, специфическим акцентом и предложил притулиться возле керосинки. «Ва, президент согревается у керосинки?» — засмеялась я про себя.

Кокойты коротко описал обстановку и высказал удивление по поводу того, что я приехала без охраны и эскорта.

— Как вы не побоялись? — спросил он.

— Просто, — ответила я. — Это территория Грузии! Я могу поехать, куда захочу и когда захочу.

— Это спорный вопрос. Перейдем к делу, подпишите акт освобождения.

Я расписалась на документе о приеме грузинских заключенных.

— Идите в тюрьму, — сказал Кокойты.

Я поняла, что это было своего рода психологическое давление.

Двери цхинвальской тюрьмы открывались тяжело и медленно. Конвой, сопровождавший меня, выдвинулся вперед. В конце бетонного коридора вдруг послышался душераздирающий плач. Я ускорила шаги. Несчастные молодые грузины горько сожалели о содеянном и надеялись на чудо. А вообще-то, между нами, ведь если б не этот, пусть сделанный с расчетом жест доброй воли Кокойты, заключенные еще долго не увидели бы солнечного света.

Снаружи нас ждали измученные, перенервничавшие, но безгранично благодарные родители молодых.

— Огромнейшее спасибо, да благословит вас Господь! — раздавались их восклицания.

— Хорошо, уже поздно, постарайтесь уехать до темноты, — посоветовала я.

Две машины с грузинскими номерами за секунду исчезли в тумане и мгле.

— Почему я тебя не послушалась, Сандро, — повернулась я к своему спутнику.

— Замерзла, да?

— Ничего, сейчас попрощаюсь с Джабеевичем, и поедем.

— Поторопитесь, ведь езда ночью не очень безопасна, — предупредил Сандро.

В администрации Цхинвали гордый своим поступком Кокойты направо и налево раздавал интервью, подчеркивая добросердечность осетинского народа.

И я сказала несколько слов благодарности от себя, пообещав в сжатые сроки пропорционально передать двух осетинских заключенных.

— Не получится, у вас мой начальник милиции Чермен Букулов уже три года сидит, сколько прошу, никто не слушает.

— Я постараюсь! — пообещала я.

Мои документы остались в кабинете Кокойты, поэтому нам с Сандро пришлось за ними вернуться.

В комнате меня встретили двое незнакомых мужчин.

При моем появлении один, более высокий и стройный, вскочил и подошел слишком близко.

— Ты кто? — спросил он.

Я представилась, взяла документы, попрощалась с Эдуардом Джабеевичем и направилась к выходу.

— Стой, ты никуда не уйдешь! — окликнул высокий и что-то прошептал низковатому.

— Лали, плохи наши дела, — сказал Сандро. — Ладно, одного-двух возьму на себя, ну, а что делать потом?

— Не нервничай, что-нибудь придумаю, — сказала я Сандро и повернулась к высокому.

— Это почему я не уйду? Что, нашли слабую женщину? Таково осетинское гостеприимство? — перешла я на грузинский язык, который осетины знали как родной. Высокий смутился.

— Да не кипятись. Мы пошутили, внизу накрыт стол. Покутим вместе, и потом поедешь.

— А если я не хочу?

— Мы хотим! А ты находишься в нашей юрисдикции и должна поступать соответственно. Поняла?

Я поняла, что оказывать сопротивление нет смысла и последовала за «приказчиками» вниз, в харчевню, где и был накрыт стол.

— Ты знаешь, кто они? — спросил меня нахмуренный Сандро.

— Нет, а кто?

— Братья «Дикие», живут в Москве и полностью контролируют Цхинвали. Кокойты у них как подручный.

Информация звучала безнадежно.

За столом, накрытым на двадцать человек, сидело практически все цхинвальское правительство.

Тамадой был избран старший брат, президент Федерации борьбы России крепкошеий Джамбулат Тедеев, младший брат Альберт наблюдал за обстановкой.

— Как мы выберемся отсюда? — прошептал Сандро.

— У меня есть план, надеюсь, он сработает, — ответила я.

Джамбулат настойчиво требовал, чтобы я пила все тосты до конца.

— А что ты думала, когда выбирала мужскую работу, — часто повторял он. — Что, в Грузии перевелись мужики, чтобы не заставлять девчонку бегать в Цхинвали.

Участники застолья наслаждались язвительными шутками тамады, а Сандро от злости гнул вилки.

Наступило время моего хода. Априори беспроигрышного, когда не имеешь права проиграть, и каждое слово может обернуться острым кинжалом. Мне была хорошо известна психология осетин, их обычаи и традиции, в частности, то обстоятельство, что осетины не выносят крепких напитков. С детства занимающиеся спортом, ослабленные вечной диетой, они с большим удовольствием употребляли домашнее пиво.

— Минуточку внимания! — сказала я и встала. — На правах гостя хочу предложить тост за Вастерджи, — осетины сразу помягчели при упоминании их святыни и подняли бокалы.

— Мы тут на Кавказе, или как? Ну-ка принесите большие емкости, — и показала на гранёные винные стаканы. — Вера каждого из нас так же сильна, как этот коньяк, — сказала я, заставив налить большой стакан до краев, и на глазах у изумленных осетин его вмиг осушила. «Крепись, — говорила я себе. — Если спиртное тебя пересилит, останешься здесь навечно, к тому же, обесчещенной и пристыженной. Это самый большой экзамен в твоей жизни».

После пяти-шести стаканов осетины, включая тамаду, были в полном беспамятстве.

— Время! — сказал Сандро. — Я выйду наружу и заведу мотор. Если не обратят внимания, через две минуты выходи и ты.

Ровно через десять минут я и Сандро на максимальной скорости мчались к Каралети.

Такой знакомый ресторан «Венеция» тепло встречал миротворцев.

— Немного отдохни, поешь что-нибудь, и поедем в Тбилиси, — заботливо сказал Сандро, заказал официанту еду и вышел. Как видно, после перенесенного и ему нужно было прийти в себя.

Вошедшая с хлебом и лимонадом молодая женщина присела рядом.

— Лали, все нормально? Почему ты так бледна? — спросила она.

— Сейчас, да. Ты знаешь, а ведь несчастные дети могли там остаться? — сказала я и заплакала. — Несчастные дети, беременная девочка… — повторяла я уже в истерике.

Как видно, в родной обстановке я окончательно обмякла, накопившиеся эмоции выплескивались солеными слезами. Когда я немного успокоилась, уже весь обслуживающий персонал ресторана, вооружившись валерианкой и валидолом, стоял над моей головой. Кто-то прикладывал мне ко лбу полотенце, кто-то согревал ледяные и совершенно ватные руки.

Дорогу в Тбилиси я помню смутно…

…На следующий день я отрапортовала министру о проведённой операции без упоминания трудностей, с которыми мы столкнулись, и действительно по-мужски героического поведения Сандро.

— Все было так легко?

— Да, так легко.

Я уже собиралась уйти домой, когда позвонил телефон.

— Сестра, что ты сделала? Мы только сейчас сообразили: ты настоящий джигит. Знай, отныне Тедеевы — твои братья. Проси, что хочешь!

Через некоторое время после этого случая Альберта убили, а Джамбулат навсегда отошел от Кокойты.

Впереди нас ждала еще не одна встреча.