«Никогда не говори никогда»

Мы все больше сближались с отцом, как будто он подсознательно соревновался с Талесом. Утерянная роль в воспитании первого внука Сандро была полностью отыграна на маленьком Георгии. Каждое утро папа приходил ко мне с полными сумками продуктов и игрушек. Необычайно талантливый, умный и тонкий, он по глазам понимал все и предлагал оригинальный выход. «Как жаль, что столько лет потеряно», — эти слова, смешанные с болью и отеческими переживаниями, до сих будоражат мою память…

Профессор, врач, автор первой книги по грузинской генетике, в то же время весельчак, человек с тонким чувством юмора, просто верийский мальчишка, у него было необычайно много общего со мной и моими детьми.

— Как ты на меня похожа, на меня и моего отца, ну просто вылитый Боря! Нинико и Софья больше в мать, они очень серьезные, а у тебя и характер как у меня — мягкий, озорной, славянский, вместе с тем пропитанный кахетинским упорством, Мананкиного ничего нет! — будто под увеличительным стеклом рассматривал меня Виктор и с сожалением вспоминал проведенные без меня годы.

— Как это глупо. Мы были молоды, и это моя самая большая ошибка. Правда, Талес дал тебе все, но в то же время отобрал у меня отцовскую любовь.

— Ладно ну, папа, если бы я не пришла к тебе, ты бы обо мне и не вспомнил. Это сейчас, когда мы хорошо узнали друг друга, ты понял, что ошибся, но если б не моя инициатива, ты бы меня не знал. Зачем тебе соревноваться с умершим человеком?

— Потому, что ты больше любишь ушедшего в загробный мир Талеса, чем меня, находящегося рядом. На его похоронах тебе стало плохо, и если б не твой брат, ты бы сильно расшибла лоб. А когда умру я, мне кажется, ты не прольешь ни слезинки, — раздраженным тоном ответил Виктор.

— Знай, только через сто лет! Мне достаточно одного умершего отца, а тебе еще предстоит вырастить внуков, потом выйдут замуж Нинка и Софья, и увидишь, у тебя будет целый детский сад, — сказала я задумавшемуся Виктору, через руки которого и так прошли дети половины Тбилиси, так как он возглавлял фонд социальной педиатрии.

— Моя вина, моя… но прошлого не вернуть. Кстати, что я хочу сказать, знаешь, раз у нас сегодня день биологических отцов, у Ники Саакашвили инфаркт. Я должен его навестить. Прошу тебя, пойдем со мной, — обратился ко мне Виктор и посмотрел с хитринкой.

— Кто это Ника?

— Отец твоего друга Миши, он лежит в девятой больнице, я хочу его навестить, он друг моего детства, да и в институте мы учились вместе. Классный парень!

— Ну, конечно, каким еще может быть твой друг? — укусила я.

— Неужели Миша тебе о нём ничего не рассказывал?

— Нет.

— Хотя, ничего странного, можно подумать, ты меня вспоминаешь каждую минуту. Увы, такова участь первых мужей, — пробурчал Виктор.

— Нет, такова участь плохих отцов! — сказала я и поняла, что это был перебор. — Ну, хорошо, хорошо, если так хочешь, пойдем, конечно, Ника так Ника, — начала я переодеваться.

Ника Саакашвили был некрупным мужчиной среднего возраста с живыми глазами. Удивительно, но он и Виктор необычайно походили друг на друга и говорили на одинаковом русско-верийском сленге.

— Ника, познакомься, моя дочь, старшая дочь, — гордо сказал папа, и стало понятно, что мы проделали такое расстояние из-за этих слов.

— Высокая! — была первая реакция прикованного к постели Ники. Его вторая жена суетилась в палате и ежеминутно звонила сыновьям.

— Дато, не забудь «Боржоми», а то отца изжога убьёт. Да, и яблоки прихватите, только кехуру (грузинский сорт. — Л.М.). Виктор, как ты думаешь, то, что с Никой, очень опасно?

— Опасно выходить на улицу, где на голову может упасть кирпич. Ладно тебе, немного поваляется и встанет, — ответил отец с привычным ему оптимизмом.

— Витя, ты помнишь, как мы зажигали у Ильюши в Москве? Вах-то, Лали, какой у тебя дядя был! Первый онколог России. Орёл! Крепкий, клёвый мужик, а ушел из жизни совсем молодым. Ты его знала?

— Как же нет, дядя Ника, я часто у него гостила. Между прочим, он и отец совсем не были похожи друг на друга. Он был высоким, чернявым, а отец — маленький…

— Цирк в том, что у твоего отца при его русской внешности в паспорте писали «грузин», а брату с грузинской внешностью «русский», — Нику явно развеселили воспоминания молодости.

— В целях конспирации! — пошутил отец. — Ты знаешь, что моя Лали и твой Миша дружат.

— Да, видел по телевизору. Что будет, не знаю, но идей у этой молодежи, слава Богу, предостаточно.

— Все будет, вот увидишь, у меня такая интуиция! — сказал отец, закурил сигарету и вышел из палаты…

После часового пребывания у Ники я и Виктор возвращались домой.

— Дети не должны платить за ошибки родителей. Ника так же виноват перед Мишей, как и я перед тобой! — сказал отец после продолжительной паузы. — Лапка, ведь когда я умру, ты придёшь меня оплакивать?

Эти страшные слова Виктора я очень скоро вспомнила.

* * *

Тем временем я «раскопала» новую тему и готовилась к завоеванию Самцхе-Джавахети. Дело в том, что Квемо Картли и Самцхе-Джавахети вечно оставались ахиллесовой пятой Грузии. Армянское и азербайджанское население очень болезненно реагировало на всевозможные риски. Поэтому для выстраивания отношений с ними требовались большая деликатность и внимание, а не спекуляция многочисленным электоратом только накануне выборов. К сожалению, этот недостаток не смогло преодолеть ни одно правительство.

На сей раз ахалкалакские армяне протестовали против вывода российской военной базы. Задача была ясной: встреча с населением и перевод растущего недовольства в режим диалога.

— Миша, ты поможешь своими людьми? — позвонила я Саакашвили.

— Посмотрю, у кого время будет, скажу Петре Цискаришвили, ну а если нет, обойдешься своей командой. Это важная тема. Прихвати телевизионщиков, — посоветовал Миша. — А как у тебя с финансами?

— Плохо, но я придумала одну уловку: раз еду в Самцхе-Джавахети, там древний женский монастырь-Фока, после октября из-за непогоды дорога к нему практически завалена. Представь, каким благом будет, если мы привезем для них муку, сахар, чай, гречиху на зиму. По папиной просьбе, я приняла в мою организацию одну горийскую девушку, его бывшую ученицу, сейчас она безработная, вот отец и просил ее пристроить. Приедем в Гори, встретимся с местными бизнесменами и попросим у них пожертвования для монастыря, что главное — непременно в присутствии телевидения! Мы сделаем доброе дело, а бизнесменам — пиар. Деньги нам понадобятся только на бензин, и дело будет сделано. Причем убьем двух зайцев одновременно: поможем монастырю и успокоим армянское население.

— Хорошо, проныра, позвони утром, я скажу Зуре Жвания, кажется, и его люди туда собирались, может, что-нибудь придумаю. Ну а если нет, когда вернешься, организуем совместную пресс-конференцию.

— Думаю, я немного опоздаю, дня на два. Видимо, ночь придётся провести где-нибудь по дороге, а то езды часов 8 — 10, не меньше, — сказала я с улыбкой и начала звонить нашим.

Команда НПО «Моя Грузия» — я, Зура Двали, Манана Козакова, мой брат Эрэкле и горийская Тея были готовы выполнить поставленную задачу.

— Куда ты едешь? В монастырь Фоку? Не собираешься ли стать игуменьей? — насмешливо спросил вернувшийся домой муж.

— Нет, у меня там дело. Было бы очень кстати, если бы нас проспонсировала твоя винная компания.

— Лали, завязывай ты с этой темой! Если тебе делать нечего, то хоть от меня отстань! Задумала — езжай, а я в этом деле участия не приму.

— Да, но почему? Это очень важно для меня. Поддержи!

— Нет, и хватит говорить об этом, это бесперспективная тема.

— О'кей, Бог свидетель, я старалась сохранить все как есть. Вернусь и подам заявление на развод. Что нас объединяет — ребенок? Я не так стара, чтобы довольствоваться только этим. А это для тебя перспективная тема?

Мы с Мишико уже давно спали раздельно.

* * *

Тея была из типичной провинциальной семьи городка — родины Сталина. Диплом медицинского института и богатое приданое сулили многое. Жившая в маленькой съемной квартирке в Тбилиси девушка долгое время мечтала о перспективном городском женихе. Горийцев она поминала лишь как второстепенных людей, и то не очень часто. Ее любимой фразой была: «Выпьем кофе у меня в Сабуртало».

Гостеприимная семья Теи с удовольствием принимала гостей из столицы. У кого бы не потекли слюнки при виде сваренной в крутом бульоне курицы, хачапури и пхали с орехами.

Мой прогноз оправдался, бизнесмены одного из самых «сытых» краев с удовольствием согласились участвовать в оказании помощи монастырю. По два мешка муки, сахара, риса, чая, макарон и гречихи были погружены в маршрутку. Водитель был готов «к труду и обороне».

— Лали, знаешь, в Гори приехал Георгий Канделаки, мы в детстве с ним дружили, давай, позвоню ему и приглашу к нам, — сказала Тея.

— Какой Канделаки, борец?

— Нет, боксер, хотя для тебя это не имеет никакого значения, — и Тея начала набирать номер телефона Георгия.

— Он скоро придет, — гордо объявила Тея. Ее слова не вызвали никакого интереса. Манана дремала, развалившись в кресле, Зура и Эрэкле ковырялись в машине, а я считала деньги. Хватит, не хватит? Ну во сколько обойдется бензин на дорогу туда и обратно? Да еще немножко перекусим, вот и все траты.

Неожиданно мебель в комнате затряслась, хрусталь начал звенеть, и я невольно вспомнила: «Ты же не гориец, что ходишь посреди города?». Как мне объяснили, это значит следующее: запуганные землетрясением горийцы, чтобы не подвергать себя опасности, предпочитают ходить по центру улиц. Неужели землетрясение?

Интуиция меня не подвела. Да, это было землетрясение, к тому же сильное и разрушительное, а звали его Георгий Канделаки.

Рамаз Чочишвили, представился рослый, симпатичный парень и протянул мне руку.

— Это сын Шота Чочишвили, ты помнишь первого грузинского олимпийского чемпиона, — с гордостью знакомила меня с гостями Тея. Это был ее бенефис. С одной стороны были дэвы (сказочные великаны. — Л.М.) из Картли, с другой — тбилисский бомонд.

— Георгий Канделаки, — сказал Зевс и протянул руку Моя не такая уж маленькая ладонь в его лапище вначале будто заблудилась, а потом и вовсе потерялась, к ней чуть позже присоединились и потерялись другие части тела, потерялись в безграничном водовороте, цунами, наводнении и смерче. «Что со мной происходит?» — беспомощно спрашивала я себя и не получала ответа. К тому времени потерянной территорией была и моя голова…

«Никогда не говори никогда». Эта фраза кинжалом засела в моем сердце. «Не та ли ты Морошкина, которая муху на голову не посадит и выбор делает сама. Не та ли ты Морошкина, которая крутит тбилисских ребят кончиками пальцев. Не та ли женщина, которая не поддается соблазнам. Сильная самка, бесстрашная амазонка. Где ты, где? Откликнись!» — мое второе «я» напрасно ждало связи с первым, оно уже без вести пропало, сбилось с пути, избавившись от детских комплексов, отдыхало на сильных руках настоящего богатыря. Вот, оказывается, что я искала всю свою жизнь? Человека сильнее меня, всемогущего. Вот теперь я и вправду ничего не боюсь, поборюсь и с девятибалльным штормом, лишь бы вечно чувствовать его головокружительный запах… «Венеция» считалась одним из лучших ресторанов Гори. Мы, весь «неправительственный отряд», были гостями Канделаки. Несмотря на октябрьскую прохладу, на Георгии была лишь спортивная безрукавка, выставляющая напоказ такие громадные и развитые мышцы атлета. «Вот я уже и ревную!» — подумала я про себя. Прошло часа два, как мое сердце мне уже не принадлежало и выполняло лишь свою физиологическую функцию, — билось во мне.

Рамаз и Георгий внимательно ознакомились с целью нашего визита, одобрили инициативу, и к нашему экипажу прибавились еще два спутника в их лице.

— Сейчас отметим наше знакомство, потом поедем ко мне в деревню, а утром, на рассвете, двинемся в путь. Правда, у меня нет достойных для горожан условий, но воду мы подогреем кипятильником, да и свечи зажжем, — засмеялся Зевс.

Для меня в этот момент и свеча, и кипятильник звучали, как оставшиеся в далеком прошлом «Дольче и Габбана»…

После двух стаканов Георгий перехватил у Рамаза функции тамады, и стало совершенно ясно, что не только меня, но и Георгия мучил какой-то новый, неизвестный недуг. Зевс волновался.

Вскоре Георгий извинился и вышел наружу. Зеленый двор «Венеции» стал свидетелем непривычного зрелища. Георгий стоял у березы, прикладывал руки к груди и страшным голосом кричал.

— Боже правый, ну прямо натуральный Кинг-Конг, — издевался Зура.

— Как романтично, Лолик, — вырвалось у Мананы. Манана, Эрэкле, Рамаз, Тея и я изумленно взирали на это зрелище. Так слившийся с природой Георгий как дикий зверь изливал свои подсознательные инстинкты.

— Ты будешь моей, только моей, и отныне никогда никуда без меня не пойдешь, — таков был вердикт сына земли — родины Сталина.

Трудно передать чувства, которые я тогда испытывала: страх, счастье, надежда и беспомощность, перемешанные друг с другом, создавали неописуемую картину, букет непередаваемых чувств.

Я ведь ничего о нем не знала…

Дорога из ресторана в село казалась туманной и бесконечной.

— Лалусик, ты меня извини, но эти спортсмены все криминалы, — бурчал Зура. — В какую дыру мы поехали, а если он нас похитит? Ты знаешь, что Цхинвали отсюда в семи километрах. Что тебя свело с ума? Ну что ты вечно ищешь приключения на свою жопу?

— Ну да, — поддержала его Манана. — Лолик, базара нет, я пойду за тебя и в огонь, и в воду, но, может, он и вправду нас похищает?

Я уже жалела, что оставила Тею в Гори.

Молчал только Эрэкле и на всякий случай не выпускал из рук самодельный перочинный ножик. Я понимала, что за мысли вертятся у него в голове, и уважала его безграничное ко мне терпение. Молчание Эрэкле было гораздо красноречивее. Он громко «думал».

О чудо! Неожиданно осветилось небо, точнее, в свете фар автомобилей предстало великолепное зрелище: огромное спортивное сооружение, гостиница и теннисный корт были похожи на закрытый европейский клуб. Где мы? — возник одновременно у каждого из нас естественный вопрос.

— Это моя собственность, — объявил Георгий, — село Вариани.

— Родина Гогебашвили? (Якоб Гогебашвили — автор первого грузинского учебника грузинского языка. — Л.М.) — пробормотала удивленная увиденным Козакова.

— Да, и моя тоже, входите, пожалуйста.

В гостинице нас ждал выстроившийся в шеренгу обслуживающий персонал. Обильно вспененные ванны, заваленный деликатесами стол, красивое постельное белье и биллиард окончательно протрезвили членов моей команды. Конечно же, «свечи и кипятильник» оказались канделаковской шуткой.

— Хотите, покажу вам свое озеро? — спросил Канделаки.

У меня было такое чувство, что сюрпризы никогда не кончатся.

Варианское озеро, словно окутанное тайной, представляло собой восхитительное зрелище, особенно на рассвете, когда туман соединился с небесным сводом.

— Здесь была мусорная свалка, а я ее очистил, — сказал Георгий и прижал к себе меня, дрожащую от утреннего холода.

На сон оставалось всего два-три часа, но впечатление того стоило.

— Кажется, ты попалась, — сказала приготовившаяся ко сну Манана. — Да, понятно, в этой ситуации сдержать себя — равноценно подвигу, но давай не будем опережать события. Может быть, все это наутро покажется вчерашним сном? Завтра нам предстоит проделать вместе большой путь, ты ведь знаешь, что в дороге все проясняется. Не спеши!

На рассвете мы расселись по машинам и тронулись в путь. Дорога была длинной и тяжелой. Я сидела рядом с Георгием и с удовольствием отмечала, что вчерашнее совсем не оказалось сном. Рамазу и Георгию, исходя из их размеров и веса, каждые три часа хотелось перекусить. От обилия пищи мы уже с трудом дышали. За нами следовала загруженная продуктами маршрутка.

Самцхе-Джавахети оказался неизвестным «островком». В пунктах по обмену валюты меняли доллары на рубли и наоборот. В киосках прессы продавались газеты только на армянском и русском языках. Грузинский язык здесь даже не понимали.

Встреча состоялась, население опротестовывало вывод российской военной базы. Если не россияне, то кто? Войска НАТО? Следовательно, Турция? — спрашивали местные жители и планировали выйти единым фронтом против устроителей геноцида. После часовых переговоров армяне уверовали, что никакие турки сюда не войдут, и никто не собирается оскорблять их прошлое. Гостеприимные хозяева накрыли стол, обещали проводить нас до монастыря Фоки и сделать комментарии для телевидения.

Армяне своё слово сдержали, — через несколько часов центральные грузинские телеканалы передавали сюжеты о визите нашей делегации. Конечно, в эфир пошли и интервью, записанные прямо у монастыря.

— Мы — граждане Грузии, живем здесь, и здесь будут жить наши дети. Грузия — наша Родина! — таким был лейтмотив выступлений выросших на грузинской земле армян.

Ребята тем временем снабдили дровами на зиму монастырь, а позже мы зажгли свечи за спасение наших душ.

— Дай мне слово перед иконой Святого Георгия, что мы всегда будем вместе, — прошептал Георгий.

— Если ты хочешь, — дала я необычный для себя ответ.

После благословения насельниц монастыря мы двинулись в обратный путь.

— Молодчина! — позвонил мне Саакашвили. — Попала в «десятку», обязательно проведем пресс-конференцию, хорошо, если на ней будет присутствовать и духовенство.

Несмотря на то что мероприятие прошло великолепно, я возвращалась в Тбилиси с тяжелым, двойственным чувством. Выбор был прост: или банальный тбилисский быт, или поиск нового, нового, которое звалось таким многозначным именем — Георгий Канделаки.