Сигнал к действию

Называя что-то плохим, вы ничего не делаете, но называя хорошим – делаете очень многое.

Иоганн Вольфганг Гёте

Открывая дверь, я услышала в темноте громкий сигнал тревоги.

Звук был мне незнаком, и по дороге к его источнику я поняла, что так пищит недавно установленный детектор окиси углерода.

– Каким цветом мигает? – спросила я у своего мужа Майка.

– Красным, – ответил он.

Даже не открывая инструкцию, я поняла, что ничего хорошего ждать не приходится.

Может, это и объясняло, почему последние несколько дней мы оба не очень хорошо себя чувствовали, почему у меня так колотилось сердце и было трудно дышать.

В листовке было написано: «Если вы слышите сигнал и мигает красный свет, выведите всех на свежий воздух».

– Звони в службу спасения, – крикнула я Майку и открыла дверь, чтобы впустить свежий воздух, хотя на улице и было около ноля.

Вскоре приехали фельдшеры, которые недоверчиво посмотрели на детектор и нашу печь.

– Обычно при таких вызовах оказывается, что детектор неисправен, – сказал один из них.

Мне вдруг стало стыдно, что мы вызвали их в такой холодный вечер. Хотя я купила детектор несколько месяцев назад, мы установили его лишь накануне.

Приехавший представитель электрокомпании включил печь и проверил воздух, выходящий из нескольких вентиляционных отверстий. Когда он поднес детектор к вентиляции в спальне, я услышала частый писк.

Я поклялась больше никогда ничего не воспринимать как должное.

– Мне жаль, – сказал электрик, – но печь придется отключить и отправить в ремонт. Уровень окиси углерода в четыре раза выше нормы.

Мы в ужасе смотрели, как он выключает нашу газовую печь, которая, как нам казалось, была совершенно исправной, и приклеивает на нее красную наклейку «Непригодно к использованию».

Когда все ушли, мы осознали тяжесть ситуации. Вечер был очень холодным, и вполне вероятно, что печь работала бы дольше обычного. Эта ночь вполне могла стать для нас последней. Если всего за несколько секунд уровень окиси углерода в комнате в четыре раза превысил норму, до какого значения он поднялся бы за ночь?

Я содрогнулась при одной мысли об этом. До Рождества оставалось всего четыре дня, и мне было страшно думать, что мы могли не дожить до праздника в кругу семьи. И как только я догадалась накануне вставить батарейки в новый детектор?

Кто-то явно нас оберегал.

Я вдруг начала сильнее ценить жизнь и поклялась больше никогда ничего не воспринимать как должное. Можно было даже смириться с необходимостью провести пару ночей в холодном доме, пока мы ждали установки новой печи.

В праздники мы провели чудесную неделю у моих родителей, а четвертого января я вернулась на работу, нисколько не печалясь из-за горы накопившихся дел.

Только я сняла пальто, как меня позвал редактор.

– Можешь подойти на минутку? – спросил он.

Мы направились к кабинету главного редактора, и я сказала:

– Что-то мне это не нравится.

– И не зря, – ответил редактор. – Начались сокращения.

Дальше мы шли молча. У меня в голове крутилось множество мыслей. Я проработала в этой газете двадцать шесть лет – сначала секретарем редакции, затем библиотекарем и наконец выпускающим редактором. Я даже с мужем здесь познакомилась. Но нельзя сказать, что я не ожидала этого дня. Я просто думала, что у меня еще есть в запасе немного времени. Я знала, что газетная индустрия переживает кризис и по всей стране сокращают журналистов. Я также знала, что эта газета ищет способ преобразиться и продолжить служить обществу. И после преображения мне уже не было в ней места.

Какой был смысл жаловаться на жизнь? Лучше было подумать о будущем.

Когда я села в кресло в кабинете главного редактора, она протянула мне письмо и коробку бумажных салфеток. Она объяснила, что компания сократила мою должность из-за финансовых сложностей. Я пыталась понять, что происходит, выхватывая обрывки ее слов: «Джо (редактор) всеми силами пытался спасти твою должность… Ты всегда была на хорошем счету… очень талантлива…»

Вернувшись к своему рабочему столу, я позвонила мужу, собрала вещи и надела пальто. Коллеги обняли меня на прощание, и я в оцепенении в последний раз пошла к выходу. Стоя под снегопадом, я ждала мужа, который должен был меня забрать. Сев в машину, я снова заплакала.

Остаток дня прошел как в тумане. В основном я говорила по телефону с обеспокоенными бывшими коллегами и рыдала. «Ты умная девочка, найдешь что-нибудь другое… Не волнуйся, все будет хорошо… Найдешь работу лучше», – все это я слышала снова и снова, но мне в сердце запала фраза бывшего начальника, который сказал: «Что ни делается, все к лучшему». По неведомой причине в глубине души я начинала понимать, что все это действительно к лучшему.

На следующий день, когда первый шок прошел, я почувствовала, что у меня гора с плеч свалилась. Это было странное, неожиданное чувство свободы и – смею сказать – радости. Вдруг я поняла, что это сокращение действительно к лучшему. Да и какой был смысл жаловаться на жизнь? Лучше было подумать о будущем.

Я решила, что это сигнал к действию: жизнь у меня никто не отнимал. Что с ней делать дальше? Жизнь слишком коротка, чтобы печалиться из-за карьерных неудач. Хотя я прослужила в газете более двадцати лет, работа мне не особенно нравилась. Я выполняла ее автоматически, только ради денег. Теперь мне представился шанс найти дело по душе.

Годы экономии обеспечили мне финансовую подушку, которая позволяла держаться на плаву в трудные времена. Благодаря этому я могла спокойно искать верный для себя карьерный путь. Много лет назад я поняла, что для счастья мне нужно гораздо меньше, чем большинству людей. Я была твердо уверена, что материализм и постоянное стремление «догнать и перегнать Джонсов» совсем не для меня. Зачем жить в долгах и погоне за «вещами»? Мне было достаточно крыши над головой, полного холодильника и удовлетворения нескольких базовых нужд.

Много лет назад я была фрилансером и наслаждалась спокойствием и особенной продуктивностью работы из дома, так что теперь решила к этому вернуться. Находясь в суетливой, шумной, ориентированной на выполнение сроков редакции, я всегда скучала по комфорту работы в домашней обстановке.

Более того, благодаря Интернету, возможностей для фрилансеров было не перечесть. Я могла работать на людей, которых отделяли от меня целые сотни и даже тысячи миль, а отсутствие начальника, вечно поручавшего мне самые скучные и неинтересные задачи, позволяло мне выбирать проекты по вкусу.

Кто-то просто пытался передать сообщение. И нужно было лишь прислушаться.

Вместо того чтобы ежедневно исполнять свои обязанности с девяти утра до пяти вечера, я была вольна устанавливать собственные условия, работать в более приятном темпе и получать больше удовольствия в процессе. Пока гонораров хватало на оплату счетов, мне не было нужды возвращаться к работе на полную ставку. Я могла часть времени посвятить волонтерству, отдыху или просто жизни. Выбор оставался за мной.

Сколько раз я слышала фразу «занимайся любимым делом, и не будешь нуждаться»? В последние годы перед пенсией я могла писать, редактировать тексты, выполнять корректуру, составлять алфавитные указатели для книг или торговать антиквариатом – словом, заниматься тем, чем мне самой хотелось. Не возникало сомнений, что придется упорно трудиться, чтобы встать на ноги, но я была готова на все.

Могла ли я набраться смелости и уволиться, чтобы последовать мечте и наконец работать на себя? Исключено. Сокращение стало сигналом к действию.

Происшествие с печью и случившееся неделей позже сокращение вполне могли сломить меня, но я все поняла верно. Кто-то просто пытался передать сообщение. И мне нужно было лишь прислушаться.

Дебби Дюфрен